08-11-01

Политика

Андрей Климентьев: человек-симптом

С политологической точки зрения, пробуждённый книгой интерес к неординарной личности г-на Климентьева, самой противоречивой фигуры нижегородской политической сцены прошлого десятилетия, связан с двумя обстоятельствами.

Во-первых, автор воспоминаний интересен не только сам по себе, но и как некий симптом, раскрывающий механику действий власти в ситуациях, когда та переопределяет границы легитимного политического сообщества, выводя за его рамки тех, кто представляет для неё угрозу. На своём горьком опыте Андрей Климентьев продемонстрировал то, как работают дисциплинарные, даже репрессивные, механизмы вполне либерального, по российским меркам, регионального режима. В этом смысле Андрей Анатольевич — это человек-исключение: один из редких персонажей регионального уровня, в отношении которого власть предпочла применить не рутинные, а явно чрезвычайные, экстраординарные меры (самым ярким их примером является, конечно же, отмена результатов выборов мэра Нижнего Новгорода, на которых лидировал Климентьев). Для устранения из публичной политики нежелательных фигур элита обычно действует более тонко, изобретательно и технологично. Симптоматичность Климентьева как раз в том и состоит, что он своими действиями показал пределы этого технологизма власти, фактически вынуждая её принимать политические (то есть основанные не столько на праве, сколько на политической воле) решения в отношении своей персоны.

Во-вторых, основной парадокс феномена Андрея Климентьева состоит в том, насколько быстро он совершил переход от фигуры теневой, кулуарной, принципиально остающейся за кадром в роли «разруливающего», к фигуре политической, то есть бросающей вызов, обозначающей собой протест и этим создающей сильное конфликтное поле. Я бы сказал так: Борис Немцов был вынужден придать своим отношениям с Климентьевым политический характер в качестве последнего из имеющихся вариантов, поскольку все остальные способы нейтрализации вышедшего из-под контроля бизнесмена были неэффективными (в том плане, что его нельзя было «купить», заставить бездействовать, вновь инкорпорировать в систему и т.п.). Что же касается самого Климентьева, то превращение в ярко выраженную политическую (пожалуй, единственную такого рода) фигуру было вопросом его личного выбора и, думается, одним из проявлений его индивидуальной свободы, сколь бы иронично это ни звучало. Политичность Климентьева состояла, конечно же, не в его многократно подчёркиваемых на страницах книги антисоветских взглядах (мы прекрасно знаем, что многие другие, не менее антикоммунистически настроенные фигуры нижегородской политической сцены, типа Сергея Кириенко, очень органично деполитизировались и вписались в вертикаль власти при любой её конфигурации), а в его нежелании (либо неспособности) встроиться в ту самую модель отношений, к созданию которой он сам и был напрямую причастен. Это можно считать и парадоксом, и личной трагедией этого человека. Именно он, а не кто-то из более выраженных идеологически фигур стал, образно говоря, «неделимым остатком» нижегородской политики, её персонифицированным эксцессом, то есть «избыточным элементом», неизбежно содержащим в себе сильные политизирующие эффекты.

Сильные, но не гарантирующие успеха. Проблема в том, что в нижегородском политическом языке имя «Климентьев» не стало ни выразителем, ни представителем каких-то более или менее устойчивых смыслов. Как потенциально политический субъект, Климентьев не смог выйти за пределы собственной единичности, частности, особости, инаковости. Его рейтинг (и, соответственно, электоральные позиции) определялись скорее эмоциональной конъюнктурой, нежели апелляцией к «коллективному бессознательному». Герой-одиночка обречён на проигрыш системе, чьи дисциплинарные ресурсы жёстко актуализируются всякий раз, когда она чувствует приближающуюся опасность.

Нынешняя власть научилась криминализировать любой протест, которому она отказывает в политическом содержании и представляет как «чисто юридическое» дело. Симптоматично, что с этим столкнулись оба антагониста книги — её автор и его «заклятый друг» Борис Немцов, который был не так давно задержан за участие в «Марше несогласных». Проведя некоторое (правда, недолгое) время в отделении милиции, бывший нижегородский губернатор сам столкнулся со способностью власти «дисциплинировать и наказывать». «Между властью и тюрьмой» — не есть ли это некая метафорическая матрица работы политического механизма, регулярно нуждающейся в применении полицейских (в узком смысле этого слова, то есть связанных с наведением порядка) методов в отношении своих ключевых персонажей, от Хасбулатова и Руцкого до Ходорковского и Сторчака? Что ж, в таком случае Андей Климентьев оказался в интересной кампании тех, кто не просто ощутил «карающую руку» государства, но и стал составной частью различных технологий переформатирования управленческого пространства.

Андрей Макарычев