№16 (54), 20.07.2007
Экономика
О «вымирании» деревни
Уже давно — сказать, не соврать, лет пятнадцать, как минимум, — во всех публичных и непубличных разговорах тезис о вымирании деревни стал уже общим местом. Настолько общим, что спорить с этим как-то даже и неприлично. Однако поспорить есть о чем, и есть даже, что оспорить. В первую очередь, выводы, непременно сопутствующие этому самому тезису.
Мир таинственный,
мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе.
Сергей Есенин
Затянувшиеся похороны
Сельское хозяйство вместе со всем цивилизованным миром идёт по пути урбанизации: техника — современнее, эффективности — больше, необходимости в рабочих руках — меньше
А выводов таковых ровным счетом три. Первый — деградация деревни есть следствие реформ 90-х гг. Второй — если деградацию не остановить деревня погибнет окончательно. Третий — деревня погибнет, потому что деградацию не остановить.
Вообще-то говоря, и то, и другое, и третье — очевидная натяжка, если не явное враньё. Пришлось тут как-то вашему покорному слуге объехать сразу несколько типичных нижегородских деревень, а в одной так и пожить несколько недель. Этого с лихвой хватило, чтобы полностью поменять свой взгляд на проблему «вымирания» деревни, и с легким сердцем поспорить и с этим общим местом, и с выводами, вроде бы логично из него следующими.
Начать можно с того, что о вымирании деревни писали давно. Аж с середины Х1Х века. Правда, подразумевали тогда не банальное обезлюживание села, а деградацию и распад особого института — русского сельского мира. Писал об этом Некрасов, писал Бунин, писал Чехов. В ХХ веке тревогу забил Есенин. С началом коллективизации разговоры о деградации деревни стали неактуальными, но именно тогда классическая русская деревня и прекратила свое существование, уступив место колхозам. Война и освоение целины окончательно доконали среднерусскую деревню. Вернее, уже даже не деревню, а сельскую форму жизни. Война разорила и уничтожила тысячи деревень, в которые после победы возвращаться стало попросту некому. Уцелевший народ хлынул в города — жить там было явно попроще. Освоение же целины отвлекло все те средства, которые могли пойти на возрождение деревни, и, предоставленная самой себе, она начала тихо умирать.
Бунт природы
С началом коллективизации классическая русская деревня прекратила свое существование. Война и освоение целины окончательно её доконали. Сегодня же деревня скудеет людьми, но это уже — закономерность цивилизации
Об этом «умирании» писали все виднейшие писатели советской эпохи — Паустовский, Солженицын, Астафьев, Распутин. Писали об оставлении деревни молодежью, писали о разложении целой культуры земледельчества. В последнем ваш покорный слуга имел все основании убедиться лично. Бичом наших южных нижегородских полей стали овраги и усыхание многих мелких рек и речушек. И то, и другое стало результатом хищнической и неумелой политики землепользования советской эпохи. Ради расширения посевных площадей вырубались леса и рощи, поддерживающие почвенный слой, и, лишенный этой поддержки, он стал разрушаться и расползаться в небольшие и редкие до того времени овраги. Прибрежные же поля стали пахать поперек берега, вместо того, чтобы, как встарь, вдоль него. Непосвященному горожанину кажется все едино, и как пахать — на самом деле разница существенна. Пропашка, параллельная берегу, поддерживает пологий склон пашни и не дает земле сползать в реку. Поперечная же пропашка лишает землю устойчивости, и она начинает медленно, но неуклонно сползать в реку. В результате, за все годы колхозного хозяйствования многочисленные прежде речки катастрофически обмелели, а во многих местах попросту исчезли. Заросли не менее многочисленные озера и пруды, забились колодцы, и там где еще лет тридцать назад можно было напиться из полевого родника чистейшей воды, сейчас ничего, кроме пыли и сора, не найдешь.
Результатом же неумеренного и неумелого использования химических удобрений стали выжженные поля и исчезновение с них всякой дикой живности. «Выжженные» — не метафора, не преувеличение. Автор лично видел посреди поля абсолютно голую пустошь, на которой лет двадцать назад стоял ангар с химическими удобрениями. Ангара этого давно уже нет, удобрений тоже, но на его месте до сих пор ничего не растет. Ни клевер, ни крапива, ни даже репей. Пусто. Словно кислотой выжгло.
Спасительная передышка
Может, это покажется преувеличением, но природа устала за годы беспощадного и безответственного колхозного хозяйствования. И нынешняя так называемая «деградация» деревни дает ей шанс хоть немного отдохнуть и восстановиться. В лихие девяностые денег не хватало не то что на удобрения, но даже и на солярку, и многие поля и пашни были попросту заброшены. Но вместе с тем и именно потому, они начали восстанавливать свой естественный природный ландшафт. На месте бывших деревень, ферм, пашен вырастают молодые рощи. Нет, никем не посаженные — одной лишь силой природы и русского чернозема. Отдохнувшая и не терзаемая ежегодно химией да тракторами земля способна на чудеса.
Вновь появляется дикая живность. Кому-то это покажется странным, но еще лет десять-пятнадцать назад в наших полях нельзя было встретить ни зайцев, ни лис, ни даже сусликов. Сейчас все эти обитатели полей вновь вернулись. Деревенские хозяйки, не переставая, жалуются на хорьков, лис и коршунов, ворующих кур и цыплят, но это ведь, на самом деле, так естественно, что даже не верится. Неестественным было отсутствие этих хищников — оно свидетельствовало об очень серьезной болезни природы. Возвращение же их, равно как и волков, и лосей, и ежей, и прочих традиционных представителей нижегородской фауны, — явный признак того, что природа начинает оправляться от ран, нанесенных ей людьми.
Вот вам, навскидку, первый положительный эффект «вымирания» деревни. Некому стало калечить природу, и она начала возрождаться.
Деградация или регенерация?
Второй эффект не менее значительный, хотя и более спорный. Речь идет об обезлюживании деревни. Спорить против того, что деревня скудеет людьми трудно. Мы и не будем. Но ничего страшного в этом нет. Весь современный цивилизованный мир идет по пути урбанизации. Научно-технический прогресс на месте не стоит, и в сельское хозяйство проникает не менее активно, чем в остальные сферы жизни. Там, где раньше требовалась сотня рабочих рук, — сейчас достаточно десятка. Где тридцать лет назад требовалось десять комбайнов — сегодня хватит и одного. Соответственно, вместо десяти механизаторов любому сельскохозяйственному предприятию достаточно будет одного. А что делать остальным? Либо подаваться в город, либо искать себе новое применение, либо тихо спиваться. Что в реальности и происходит. И эта своеобразная деревенская ротация приводит сейчас к весьма любопытным, но вполне логичным результатам.
Весь деревенский социум теперь четко делится на три группы. Первая — дачники. Это те горожане, которые приезжают в деревню взамен покидающей ее молодежи и безработных. В деревню они приезжают не работать, а отдыхать. Выкупают по дешевке брошенные участки и строятся. Собственно, именно эти горожане сейчас нагляднее всего опровергают тезисы о вымирании деревни, и хоть численно их сейчас довольно мало, — будущее за ними.
Вторая группа — фермеры, крепкие хозяйственные мужики. Это те мужики, которые не спились и не уехали в город, а остались в родном селе и продолжают работать. Только теперь уже не на колхоз, а на себя. Покупают землю, покупают технику, растят хлеб и скотину и меньше всего рассуждают о «деградации» и «умирании». Как и «дачников», их пока немного, но они видны уже невооруженным взглядом, и очень сильно надо постараться, чтобы их не заметить. Я — заметил. И заметил их кураж, который и позволил им выжить и вырваться в лидеры новой возрождающейся деревни.
Третья группа — те самые спивающиеся или уже спившиеся сельские обыватели, не способные больше ни на что другое. Пока их больше всего, но у них нет будущего. Не сочтите меня социал-дарвинистом, но жалеть этих алкоголиков не стоит. И что-то делать с ними тоже. За двадцать лет они исчезнут сами собой. Либо просто помрут все, либо перейдут в наемные работники к фермерам и сельскохозяйственным корпорациям, которые уже сейчас дают львиную долю сельскохозяйственной продукции в России.
Так что деревня не вымирает. Она перестраивается. Как по мировым канонам, так и по собственным российским идеалам. Идеалы, правда, у всех разные. Но это уже другой разговор.