№18 (58), 02.08.2007

Общество

Эй, на колеснице!

Современную российскую журналистику угораздило — и служит, и прислуживается одновременно

Авторы, лишенные реальных жизненных впечатлений, охотно сочиняют стихи и повести о муках собственного творчества. Подобные произведения обычно не вызывают читательского интереса и сочувствия. Так свидетельница ужасного случая битый час может рассказывать о том, как у неё все «внутри защемило, захолонуло и зашлось», ни словом не обмолвившись о сути происшествия. Однако сам я сегодня рискую предстать в сходной роли. Этот текст, размещенный на газетной странице, посвящен исключительно тому, зачем на газетной странице размещается текст. О журналистике собираюсь размышлять — это тем более самонадеянно, что о данном предмете автор имеет представления смутные.

Регулярно писать для газет мне прежде не приходилось, я и читывал их не слишком прилежно. Собственное нынешнее сотрудничество с «НГ» в НН» сам я склонен объяснять лишь уникальной спецификой издания и склонностью его редакционного коллектива к рискованному эксперименту в пограничных областях. Претендуя на читательское внимание, поздно учиться азам ремесла, но ситуация обязывает ответить как минимум себе самому на сакраментальный вопрос: «зачем?».

Пытаясь понять хотя бы в самом общем виде, что же такое современная журналистика, я обращался с этим инфантильным вопросом к опытным профессионалам прессы. Двух совпадающих ответов не получил: сделал вывод, что по факту журналистикой сегодня называют процесс генерации любых публично распространяемых информационных материалов. Один поднаторевший деятель объяснил мне за второй кружкой: «Понимаешь, старик, мы только формируем бэкграунд коммерческой рекламы. Её без гарнира не подают, её надо на что-то положить, между чем-то втиснуть». Другой определил фундаментальнее: «Все мы нынче на рынке стоим. СМИ конкурируют за любой заказ на формирование общественного мнения, — это и есть наш рыночный продукт».

Я вспомнил, что лет десять назад, когда демократические процедуры имитировались куда активнее, чем сегодня, журналисты в предвыборные периоды преимущественно этим самым «формированием» и кормились. Возможно, кто-то из них в самом деле был искренним приверженцем кандидата-нанимателя: допускаю в порядке очень смелой фантазии. Но вопрос так не ставился: уже тогда уже утвердилась рыночная модель, обязывающая профессионала реагировать на любые проблески платежеспособного спроса. Малейшие симптомы моральной рефлексии воспринимались в журналистской среде как публичное признание собственной профнепригодности. По сути, профессионалом информационной работы мог считать себя лишь тот, кто добровольно принимал роль наёмного лжеца. Думаю, ничего в менталитете нашем этому не противоречило, коренной ломки не подразумевало. На протяжении семи советских десятилетий ровно та же деятельность называлась пропагандой или агитацией. В советской прессе система умолчаний и лжи доведена была до крайней, с абсурдом граничащей степени. Это не стали бы оспаривать даже фанатичные адепты большевистской идеологии.

Очевидно, господствующая традиция отечественной журналистики обязывает газетного писателя убеждать читателя в том, в чем велено его убедить нанимателем, владельцем СМИ — будь то частное лицо, государство, общественная организация или политическая партия. Это и есть «формирование общественного мнения». Частные представления о достоверности, объективности, справедливости и т. д. обременять профессионального пропагандиста-агитатора не должны. Информационное предприятие нанимает его за деньги не для поисков отвлеченных истин, а ради достижения ясно обозначенных результатов, задач влияния. Как любой специалист при найме, он вправе либо взяться за предлагаемое дело, либо нет. Но, взявшись, работу надо выполнить в рамках оговоренных (или по умолчанию принятых) условий и с надлежащим качеством. Это главная заповедь на скрижали свободного предпринимательства.

В беседах с более опытными в профессии коллегами я не нашел опровержения этим рассуждениям. Разве что мысли такого, примерно, плана были им противопоставлены: «основа нашего дела — репортерская, новостная,.. мы обязаны доводить до масс информацию о текущих событиях… — не трактовать, а только оповещать с максимальной объективностью…». Не могу сказать, что эта установка внесла для меня окончательную ясность. Ни одно СМИ не в состоянии отразить всего потока текущих событий: редакционное руководство в любом случае должно выделить лишь наиболее существенные из них. Оценка значимости

событий диктуется всё той же рыночной задачей. Селекция новостей и есть самый радикальный инструмент пропаганды, которым рисуется заказная картинка реальности.

Отчасти лишь утешили меня уверения, что «во всём мире так». Возможно. Понимаю, цивилизация — дочь лицемерия. Адвокат, отводя кару от омерзительного преступника, служит великой идее правосудия. Просто любая идея мертва без механизма своей реализации, а всякий механизм имеет лишь относительный КПД. Понимаю: издержки на трение деталей, определяющих пресловутый баланс противовесов.

В конце концов, пусть каждый журналист ищет себе нанимателя, позиция которого не приводила бы конкретную творческую личность к моральной раздвоенности, чреватой запоем. Предположительно, в общественной дискуссии участвует великое множество сил и групп, их интересы разнообразны и противоречивы. Подконтрольные им СМИ состязаются в социальной влиятельности, простор для выбора гражданской позиции широчайший… Но не срабатывает предположение. Это, видимо, не здесь и не сегодня.

Нет сейчас по факту этих дискутирующих сил. Есть огромная опара пухнущего на нефтяных дрожжах государства, подмявшего крохотные очажки оппозиции. Есть партия власти и её информационная машина, интегрирующая как частные, так и государственные СМИ. Частные газеты и телеканалы процветают не только в меру собственной лояльности к властям, но и благодаря отлетающим при рубке информационного госзаказа щепкам. Фактически одна политическая партия безраздельно контролирует государственные СМИ, призванные обеспечить корректную и плодотворную дискуссию самых разных общественных групп. Сплошь и рядом «ЕР»-овские функционеры официально возглавляют государственные газеты и телекомпании, манипулируя ими как партийными. Такой дичи и Алиса в Стране Чудес не видывала.

Но, может быть, государство, ощутив мощь, исполнится вдруг благородством и мудростью, сопутствующими силе. И волей своей призовет национальную журналистику к выполнению священного долга «четвертой власти». Ведь оппозиционность или верноподданническая лояльность прессы — всего лишь эвфемизм её эффективности или бесполезности. Так, за колесницами триумфаторов-цезарей некогда бежали специально нанятые люди, ругая венценосцев из души в душу, дерзко восклицая: «Эй, на колеснице! Помни, ты — смертный!». Может ли и у прессы быть задача большей государственной важности, чем постоянная критическая оценка каждого шага действующих властей? Разве не заинтересовано здоровое, сильное государство в том, чтобы малейшая ошибка его институтов немедленно выявлялась пристрастным наблюдателем, любая неиспользованная возможность тотчас высвечивалась?

Вот уж действительно, так порой размечтается автор, что впору мягко зафиксировать — чтобы, не дай Бог, не причинил себе вреда. Тем более, что объясняли же мне работники государственных СМИ, в чём их задача: доводить до сведения населения указания властей и освещать достижения оных — не более. Державная пресса у нас вообще для того лишь, чтобы доводить сверху вниз и никогда в обратном направлении. Очередная вариация популярной системы «ниппель».

Что ж, приятно иногда почитать в газете федеральной о величии Владимира Владимировича и залакировать впечатление региональной статейкой о талантах Валерия Павлиновича. Впрямь ведь деятели это не заурядные, большого ума мужчины. Сделано ими много для общественного блага — каждым на своем уровне. Но работы и впереди ещё не меряно. Может быть, и они задумаются когда-нибудь о том, зачем тратиться на содержание всей этой гигантской информационной махины — и уж точно дадут мудрый ответ, которого я пока не нашёл.

Игорь Чурдалев