№24 (95), 13.12.2007

Политика

Победивших нет

И власти, и оппозиции в предвыборной кампании пришлось выбрать невыигрышный вариант

Выборы прошли. Итоги голосования известны. Их анализ в самом общем виде сводится к двум тезисам (в зависимости от позиции анализирующего): «Путин и «Единая Россия» одержали убедительную победу» и «Выборы были нечестными, поэтому их результаты ничего не доказывают». Более того, сторонники второго тезиса идут еще дальше, утверждая о поражении власти на этих выборах, а сторонники первого, заявляют, что поражение потерпели оппозиционеры. В определенном смысле правы и те, и другие. Власть действительно проиграла. И дело не только в том, что мировое сообщество негативно отреагирует на то, как проходили эти выборы. В конце концов, если бы российская власть считала необходимым соблюдать рекомендации «вашингтонского обкома», то она бы их соблюдала, хотя бы внешне. Но сегодня не середина 1990-х, и договариваться о предоставлении очередного транша МВФ нет необходимости, поэтому внешние рекомендации становятся факультативными. Для сегодняшней власти важнее внутренняя логика событий. Попробуем проанализировать эту внутреннюю логику. Думаю, власть не чувствует сегодня реальной угрозы со стороны системной демократической оппозиции.

«Не волнуйтесь, Киса! Свои полтора процента
вы получите…»
(И.Ильф, Е Петров «Двенадцать стульев»)

Что бы ни говорили представители правых партий о применении против них административного ресурса, который, конечно же, применялся (региональные начальники порой стремятся обойти в святости самого Папу Римского, а со времен средневековья известен и рецепт достижения подобной святости — гонения на ведьм), реальный уровень их поддержки оказался до неприличия низким. И создалось впечатление, по крайней мере, на примере Нижегородской области, что для руководства СПС, например, важнее было найти заранее причину для своего будущего поражения, чем попытаться его предотвратить. Например, в телевизионных политических дебатах в бесплатном эфире «правые» не пожелали участвовать (хотя и приходили договариваться о возможности появления в эфире на платной основе Бориса Немцова в случае его приезда в Нижний Новгород).

Выход кандидатов в депутаты от СПС из региональных списков партии, возможно, где-то и происходил под давлением власти. Но давайте вспомним, как эта партия создавалась — перечислим «три источника и три составных части» отечественного либерализма. Это бывшие диссиденты-правозащитники, это демократы первой волны из демплатформы КПСС и либерально настроенной интеллигенции периода поздней Перестройки и, наконец, это бывшие комсомольские активисты времен «научно-технических центров молодежи», получившие тогда первый опыт занятия бизнесом. Вместе они объединились перед выборами 1999 года, на которые пошли под лозунгом «Путина — в президенты, Кириенко — в думу». Команда экс-премьера уже давно почти полностью перешла на госслужбу или, по крайней мере, примкнула к партии власти. Но до сих пор в партии оставались представители либерально-«комсомольских» взглядов. Позитивный сценарий, на который они раньше работали, помогал «крыльям» СПС сосуществовать и, пусть не без труда, но находить компромиссы. Однако в последнее время руководство партии сделало однозначный выбор в пользу резкой оппозиционности и борьбы за свободу и демократию. Естественно, из партии или из партийных списков вышло значительное число представителей «комсомольского крыла» — людей, которые состоялись в бизнесе, которых интересовала либерализация экономики, которым важны личные права и свободы граждан, но которые не готовы отстаивать декларируемые права и свободы в острой конфронтации с нынешней властью и правоохранительными органами. Этому способствовала и популистская программа СПС. Стратегический просчет партии. Хотя логика тех, кто придерживался другого мнения, — тоже понятна. Кризис назревал давно и во время избирательной кампании лишь выбрался наружу.

Традиционный электорат СПС тоже представлял собой сборную солянку, и естественно, что победа лишь одной точки зрения уменьшила электоральную базу партии. Для оставшихся без «окормления» избирателей либеральных взглядов перед выборами была создана партия «Гражданская сила». Если к возникновению этого проекта и приложила руку Администрация президента, как утверждают многочисленные оппоненты Михаила Барщевского, то честь ей и хвала — среди прежних сторонников строительства либеральной экономики и гражданского общества далеко не все смогли бы проголосовать за социал-демократическое «Яблоко» или нынешний диссидентствующий СПС. Во всяком случае, в теледебатах Барщевский выглядел интеллигентнее и честнее своих оппонентов-демократов. Только многие ли потенциальные избиратели «правых» смотрели эти теледебаты? Разочарованные прямолинейной и массированной агитацией за «ЕР» представители среднего класса в большинстве своем проигнорировали и теледебаты, и выборы. В результате СПС с «Гражданской силой» получили по 1%. Впрочем, явка среднего класса была низкой и на выборах в «демократические девяностые».

«Все говорят:
Нет правды на Земле.
Но правды нет и выше…»
(А. Пушкин.
«Моцарт и Сальери»)

«Яблоко» в очередной раз не смогло мобилизовать свой электорат. Демократически настроенная интеллигенция в период экономического подъема 2000-х стала размываться еще сильнее, чем в бурной первой половине 1990-х. Нацпроекты в здравоохранении и образовании повлияли на умонастроения людей не меньше, чем возможность «челночить» в первые постперестроечные годы. А для реализации в голосовании протестных настроений «Яблоко» слишком академично. Выплеснуть недовольство как-то естественнее получалось, проголосовав за Жириновского, КПРФ или, на худой конец, за «Справедливую Россию». Впрочем, ЛДПР — это удивительный конструкт: её избиратели настроены оппозиционно, а сама партия, которую они собственно поддерживают, голосует за власть. «Справедливая Россия» попыталась сознательно взять на вооружение этот принцип. Но… не получилось. Избиратель у нас в массе свей не Станислаский, но под «не верю…» в отношении оппозиционных пассажей Миронова мог бы подписаться с большой готовностью. В результате поиски справедливости приводят граждан либо в ЛДПР, либо в КПРФ. Что и отразилось на сравнительном улучшении результатов, полученных «коммунистами» в крупных городах в сравнении со средними данными по всей стране.

Проблема, впрочем, не в процентах голосов, полученных теми или иными партиями. На Западе избиратели, проявляя недовольство чиновниками или политиками, считают устройство собственного государства в целом справедливым. Или хотя бы идеи, на которых оно основано. У нас же со времен народовольцев утверждение, что «неправда» является одним из устоев, на которых выстроено наше государство, стало общим местом. Диссиденты подхватили этот факел, который затем переняли у них обличающие публицисты конца 1980-х и независимые журналисты середины 1990-х. Поэтому Сергей Миронов оказался в роли Геракла, борющегося с Антеем. Как только он начинал говорить о необходимости справедливости, ему срочно приходилось изъясняться в любви к президенту, после чего два противоположных смысла аннигилировали в голове ошарашенного избирателя, и потом оставалась пустота.

«Гармоническими
являются колебания
маятника вблизи точки равновесия…»
(Учебник по физике
для средней школы)

Как получилось, что после шестнадцати лет строительства демократии мы получили более чем скромный результат в виде потенциально «полуторапартийной» политической системы японского или итальяского образца? Может быть, сам по себе результат и не был бы так плох, если учесть, что стартовые условия в момент краха Советского Союза у нас были немногим лучше, чем у итальянцев после свержения режима «корпоративного государства» Бенито Муссолини или капитуляции японского военно-монархического режима. Но современное понимание демократии помимо требований институциональных (свобода слова, свобода собраний, равные условия для партий или кандидатов на выборах) включает в себя и гарантии прав меньшинств. Причем гарантии эти базируются, в том числе, и на явно не прописанном понимании необходимости обеспечения «интриги выборов». И дело не в стремлении к шоу или желании обеспечить явку избирателей (хотя и это тоже). Такая модель (почему она и считается совершенной) чувствительна к небольшим группам влияния. Ситуация, когда выборы зависят от небольшого числа голосов, делает необходимым выходить с предложениями, интересными этим малым группам. В ситуации, когда один кандидат заведомо превосходит другого, особо напрягаться не надо — и так победа в кармане. В Америке, например, система групп влияния мозаична, люди там входят в Национальную стрелковую ассоциацию, которая борется за право американцев владеть стрелковым оружием, в ассоциации мигрантов, которые борются за равноправие, в общества любителей животных, в ассоциации фермеров, в профсоюзы и т.д. И если один кандидат завоевывает симпатии одной какой-то группы, то другой, соответственно, борется за симпатии другой, и каждый набирает себе целый блок поддержки мелких групп.

У нас общество атомизировано. Люди, объевшись казенным казарменным коллективизмом советской поры не готовы объединяться ни для защиты своих общих имущественных интересов, ни для совместных политических действий. Вернее, готовы объединяться, но только ради «высшей цели» или «против непримиримого врага». Политические теледебаты, из которых на Западе группы влияния узнают о позиции кандидатов по конкретным вопросам, в России выродились в обмен взаимными обвинениями (не всегда базирующимися на фактах, в расчете на психологию масс «то ли он украл, то ли у него украли») и популистские заявления «за все хорошее, против всего плохого». Единственный содержательный выбор, на который намекали участники дебатов, содержался в альтернативе «социализм vs рыночная экономика». Причем, обе стороны (кроме коммунистов) стеснялись говорить о своем выборе.

«Боливар не вынесет двоих…»
(О’Генри, «Дороги,
которые мы выбираем»)

Изначальный замысел власти в преддверии прошедшей кампании был вполне вегетарианским: создать две партии власти, максимально «зачистить» политическое поле с помощью изменений в законодательстве и действий регистрирующих органов и после этого организовать сравнительно честную конкуренцию между партиями власти. Естественно, одна из них должна была критиковать власть. Но этим она бы аккумулировала протестный электорат. А ее возможная победа не грозила коренной ломкой сложившихся во власти (да и в крупном бизнесе) отношений. В результате «честных» выборов власть бы приобрела легитимность и в глазах своих граждан и в глазах международного сообщества.

Увы. Красивая в теории схема сразу засбоила в наших условиях. Это на прекрасном демократическом Западе в ходе самых свободных и демократических выборов к власти не приходят ни националисты, ни экстремисты, ни коммунисты. Любая политическая сила, не являющаяся системной не может пробиться во власть. Причем не из-за пресловутого административного ресурса (хотя можно вспомнить о запретах на профессии для коммунистов в Германии), а из-за того, что избиратели, лояльно относясь к собственному государству, сразу отказывают в поддержке той политической силе, которая тем или иным способом собирается разрушить сложившееся положение вещей. У нас же избиратели до сих пор предпочитают голосовать сердцем. И поэтому им надо либо влюбиться в «Такого как Путин, чтоб не обижал» (вариант — в такого как Явлинский, «интеллигентного, ученого, и непричастного к грабительской приватизации…»), или на худой конец возненавидеть всем сердцем, чтобы «голосовать, а то проиграем».

В этой логике за системные партии готовы были голосовать только те, кто за власть. А голоса протестно настроенных избирателей гарантированно обезвредить могли только КПРФ и ЛДПР (доверять которым власть было бы, по меньшей мере, рискованно). В результате проект «европейских нововведений» был в который раз в российской истории похоронен самой властью, и прямо в ходе кампании было принято решение «слить» «Справедливую Россию» (правда, не до конца, а по возможности лишь до 8-ми процентов). А чтобы на местах не пребывали в иллюзии о равной конкуренции двух «системных» партий, протранслировали недвусмысленный сигнал: «Хватит играть в демократию».

«И в борьбе с зеленым змеем побеждает змей»
(М.Танич, песня к фильму «Жили три холостяка»)

Выборы показали, что попытка выстроить в России партийную политическую систему «сверху» провалилась. Партиям не с кем вести диалог. В обществе нет структур, с которыми они могли бы взаимодействовать. В результате нет диалога — есть агитация. А агитация подразумевает манипулирование избирателем. Избиратель не дурак. Он чувствует, что партии его «обманывают», и начинает относиться к ним соответственно. Партии чиновников на это, в общем-то, наплевать: чиновники ориентируются на мнение собственного начальства. А демократические партии вовремя не сориентировались. Выборы постепенно все больше становились игрой. Власть играла в демократию. Избиратели — в голосование. А демократические партии — в политику. Играли. И когда власть стала отбирать эту игрушку, больше всего обиделись демократические партии. А, обидевшись, стали агитировать играть не в «выборы», а в «гражданский протест».

Власть же, дав отмашку своим функционерам, запустила маховик, остановить который будет сложнее. Очень показательна ставшая известной история о том, как региональный партийный функционер рассылал крупным компаниям письма с требованием серьезной финансовой поддержки «Единой России» и угрозами в случае, если такая поддержка не будет оказана. Масса людей определенного сорта только и ждет, когда пароль «слово и дело» вновь окажется действенным, а служба опричника выгодной и почетной. Они как рыба в воде чувствуют себя в атмосфере поиска скрытых и явных «врагов». И всеми силами будут содействовать укреплению этой атмосферы. Это само по себе неаппетитно выглядит. К тому же, рост подобных настроений дестимулирует и те слабые предпосылки к построению гражданского общества, которые сегодня есть. «Борцы с режимом», может быть, увидят в этом предпосылку нарастания протестных настроений, а значит, и потенциального роста поддержки своим планам. Но значительная часть творческого и активного населения, скорее всего, сделает выбор в пользу эмиграции (меньшая часть — настоящей, большая часть — внутренней).

* * *

Альтернативой этому пессимистическому сценарию может быть лишь планомерное терпеливое строительство гражданского общества. Причем не только в «политизированных» сферах общественной жизни, но и во вполне «мирных» сферах отстаивания частных и групповых интересов».