№26 (99), 28.12.2007

Культурный слой

Только находясь внутри ветра — редко о нем думаешь…

Выставка в галерее «Фотопро» — это не только плюшевые мишки и фаллосы внутри глянцевых журналов, это своего рода видеоарт глазами роботов-инвалидов, которые так похожи на людей…Это сегодняшние и вчерашние проекты художника Александра Лаврова — зайчики и Элвисы, портреты политических лидеров, композиции с участием швейных машинок «Зингер» и деревянные скульптуры… Тем, у кого есть инструкция к применению, это все приносит счастье быть собой.

-И почему ты все-таки за объекты взялся? Такие у тебя «уютные» мишки были, зайчики…

— Знаешь, некоторые мои сокровища я находил на помойках — они же похожи на законченные композиции забытых вещей. Здесь всё зависит от стремления увидеть, услышать, почувствовать или от случая — как и везде в жизни. Тот, кто стремится видеть, — видит. Остальные — проходят мимо.

— Ну допустим… Объектами ты занимаешься давно. Но почему ты решил их выставить и именно в этом контексте — полного глянцевого «раздрая»?

— Некоторые детали, бывает, лежат в мастерской по несколько лет и только потом уже вписываются в какую-то «композицию». Этот процесс очень сложен. Ведь я стараюсь составлять эти композиции из тех вещей, которые нас окружают, чтобы достичь максимальной органичности. Проблема не в том, чтобы собрать что-то из старинных вещей. Дело в том, что эти вещи, одна найденная там, а другая здесь, должны составлять нечто единое — одни должны сойтись в едином времени…

— Они напоминают людей-инвалидов…

— Да… Ведь что такое роботы? Это костыли и протезы человека. Человек придумал компьютер-протез. У каждого из нас в голове свой компьютер, но он хочет получить ещё. Я видел однажды кресло: в нём и унитаз, и холодильник, и телевизор. Человек хочет настолько облегчить себе жизнь, что придумал автомобиль. То есть человек постоянно создаёт для себя роботов как продолжение себя. Он хочет чтобы какие— то механизмы его обслуживали. Поэтому вот они — инвалиды, которые обслуживали людей. Здесь немного неправильная экспозиция, поскольку организована она по принципу музейной. А вообще они должны были просто стоять огромной толпой и набрасываться на каждого входящего, повергая его в некоторое состояние шока. Здесь этого не получилось. Это четыре проекта с фотографиями Льва Урусова. Причём они дополняют друг друга, а живут каждый сам по себе. Проект с глянцевыми журналами мы хотели сделать с «нетипичным» художником Валерием Барыкиным еще в прошлом году и продать его какому-нибудь ресторану. Возможно, литературному. Но так как никто из нас продюссерской деятельностью не занимается, а идейный лидер «нетипичных» Павел Плохов от нас отошел, то проект остался сам по себе, то есть со мной.

— И не жаль было тебе уродовать содержание глянцевого журнала?

— Содержание? А разве есть журналы, у которых есть содержание, — интересно было бы посмотреть. Это же все пена. Вся журнальная эстетика в целом — это все чушь и пена. Самые тупые журналы — женские. И мужские тоже, но сейчас есть исключение — «Эсквайр», и то потому, что там временно работает хороший редактор. А например нью-йоркский оригинал выглядит гораздо хуже… Вообще, хороший журнальный проект придумать достаточно сложно. Кстати, не в тему, но почему-то вспомнилось. Вчера у меня в мастерской были телевизионщики из CNN. Они придумали какой-то сумасшедший проект и сейчас ищут «натуру», и им понравилась моя мастерская. Что-то типа теле-игры: участники должны найти некую вещь в определённом городе, в определённом доме, в определённой комнате, среди тысячи предметов… Вот она игра, своего рода эстетика.

— Просто эстетик слишком много… А как ты думаешь, посетители будут ходить на выставку роботов?

— Им будет очень интересно. То, что ты видишь сейчас, — это интонация, то, что я собирал в течение нескольких лет. Здесь — яркая визуальная эстетика. Мою предыдущую выставку люди не хотели видеть — они не хотят сегодня просто воспринимать живопись. Я очень люблю хорошую современную живопись, и она никому не нужна. Интерес к ней равен нулю. Сейчас такое время. И это не зависит от таланта художника. Когда художник переключается на объекты, это не означает, что он не интересен? Именно таким образом я себя развлекаю, и между прочим, это вызывает большое уважение у окружающих.

— Но ведь подобные объекты у нас невозможно продать?

— Зато как раз такие вещи и нужно выставлять. Это и есть чистое искусство.

— Вот как раз внутри у этого робота на экране плавает чистое искусство… (Деревянная женщина-робот с подключенным в ее животе ультразвуковым аппаратом и плавающим на экране зародышем — В.А.)

— А что такое чистое искусство? Это то, что нельзя продать. Все остальное имеет некоторую цену. Хотя я думаю, что со временем, я смогу продать и это. Все, что я делаю, в итоге все равно продается. Ну вот проходит год, и все меняется. Последнюю куклу, которой пятнадцать лет, я продал три месяца назад. Причём был момент, когда долго ничего не покупалось, а вот теперь пошла «волна». Это ни от чего не зависит — ни от моих усилий, ни от определенных тенденций. Конечно, такие вещи, как на выставке, достаточно тяжело делать и крайне сложно продать. Я бы даже сказал, практически невозможно. Заставить себя их делать просто так — большая роскошь. У меня много друзей, очень хороших художников, которые не могут позволить себе заниматься тем, что хочется. Особенно за рубежом. В Москве уже почти нельзя. Ну, там ещё под подобные проекты иногда находятся гранты. А здесь, смотрите, — можно. У меня же масса направлений — вот сейчас ты можешь посетить абсолютно коммерческую выставку, и часть выставленных там работ была продана. Другая моя персональная выставка, на рождественскую тематику, проходит сейчас в Художественном салоне на Алексеевской. Твои «любимые» зайчики, куколки, лошадки-качалки, девочки в розовых чулочках… Но и это, кстати, отнюдь не самый покупаемый «продукт». Я делаю то, что мне интересно сейчас, в данное время года, месяца и недели. Летом один известнейший нижегородский коллекционер купил у меня сразу двенадцать картин как все то, что относилось к эстетике XVIII века. В бывшем помещении «Мост-банка» на одном этаже висят мои картины, на другом — Сергея Сорокина, на третьем — еще чьи-то.

— Все равно есть ощущение, что художнику нужно делать что-то, чтобы его картины были больше востребованы, постоянно искать новые формы, чтобы именно «его» все хотели!

— Я думаю, что сегодня лучше всего продается кич, именно которым я сейчас и занимаюсь. Гламур есть, но и это уже не то время, когда все «любили розовое».Только кич, причем во всем. Вот шапка, которая сейчас на мне, — это тоже своего рода кич. Большинство художников теперь работает в этом «направлении».

— Сколько, к примеру, будет стоить вот этот потрепанный журнал с мишкой?

— Ой, я еще не занимался оценкой… Но я бы стал продавать весь проект, не разделяя его. Правда, без фотографий Левы Урусова.

— Ни один не дорог тебе как память?

— Мне не жалко ничего продать.

Беседовала Влада АЛЕКСЕЕВА