№3 (28), 28.04.2007

Культурный слой

Театр во время, когда нет времени

Кто не ходит в театр, никаких перемен не замечает. Но те, в чьей жизни театр занимает хотя бы какое-то место, давно уже понимают: с театром что-то происходит, причем это «что-то» — глобальное, серьезное и переломное. Вот только что?
Свое мнение о проблемах современного театра вообще и театра в Нижнем Новгороде в частности по нашей просьбе высказывает Анатолий Захаров — доцент Нижегородской консерватории, специалист в области театрального искусства.

Проблема первая: что и как ставят?

…В театрах нашего города давно и остро стоит проблема репертуара. То, ЧТО ставят и КАК ставят, вынуждает констатировать: театр у нас стал неадекватен задачам, которые всегда ставил и решал русский театр.

Мне видится, что у театра в России всегда была задача поднимать зрителя до своего духовного уровня, а этот уровень был традиционно высоким. С начала 90-х годов театр не поднимает и не развивает общество, а оглупляет его.

В спектакле могут ругаться матом, заниматься любовью, колоться — и при этом объяснять творящееся на сцене некой эстетической программой: мол, «у нас все точь-в-точь как в жизни».

Но пьеса и спектакль — жизнь, пропущенная сквозь фильтр интеллекта и эмоций драматурга, а потом режиссера. Только если есть такой «фильтр», получаются подлинно великие произведения, остающиеся в истории. Только «фильтр» позволяет поставить в пьесе действительно вечную, важную действительно для всех проблему.

Я посмотрел московские спектакли, которые привозили к нам в рамках столичного фестиваля «Новая драма». Они поставлены именно так: «точь-в-точь как в жизни». Я не понимаю, зачем это делается.

Я посмотрел спектакль «Ангелочек», поставленный в нашем ТЮЗе. И опять огорчился. Получился не спектакль, а эдакое медицинское исследование диагноза. Ни проблемы свободы личности, ни проблемы взаимоотношений между людьми в спектакле нет.

Получается, что современный театр приучил зрителя к дешевке. К восприятию «по первости», по поверхности.

Когда в театре драмы взяли к постановке «Смерть Тарелкина», я обрадовался. Но сюжет изменили так, что вместе с вырезанными кусками основное содержание пьесы Сухово-Кобылина просто выпало.

Спектакли наших театров легковесны, неглубоки. Они играют на низменных чувствах публики. Театр не формирует личность зрителя, не закладывает в его сознание никакой части мировой культуры — ни даже самой малой ее части. Театр не развивает воображение зрителя, не углубляет его познаний.

Это ли не кризис театра?

Проблема вторая: актеры

Театры должны обновляться, в первую очередь, за счет состава труппы. Одни актеры уходят, другие приходят: такая ротация — нормальный процесс для нормальной театральной жизни.

В наших театрах всегда работают одни и те же актеры. Возможно, когда руководитель областного комитета по культуре Сергей Щербаков построит девятиэтажное общежитие, можно будет приглашать новых артистов. А то ведь в глаза бросается такое «постоянство». Вообще, русские артисты сегодня, в отличие от западных, — крепостные, рабы. Почему они не могут переходить из театра в одном городе в театр в другом, как это было в дореволюционном театре и как это происходит сейчас в зарубежной практике? Потому что есть абсолютно прозаический квартирный вопрос.

В театрах, кроме, возможно, театра «Комедiя» и театра «Вера», существует проблема с молодежью. Лучшие выпускники нашего театрального училища нацелены на Москву. Но они не понимают, что там двадцать пять тысяч безработных артистов. Из этих двадцати пяти тысяч только пятерым или десятерым улыбнется счастье, и они действительно будут работать в театре. Остальные уходят из профессии. Молодые актеры запускают себя в московский барабан и, в конце концов, оседают в столице, но расставшись с театром и устроившись куда придется. В провинциальный — и в частности в нижегородский — театр они не возвращаются, потому что уехать из столицы невозможно. Ну, не уезжают из Парижа в Арзамас, что бы мы с вами об этом ни думали!

А если быть еще более жестким, то существует проблема и с молодежью вообще, и с талантливыми ее представителями — в особенности.

В нашем театральном училище я проработал 28 лет. И видел, что с середины 1980-х годов начал стремительно падать конкурс. Это происходило на моих глазах. Сейчас ситуация все также не внушает оптимизма. Актерская профессия стала непрестижной, в актеры просто не идут.

Ну, а если в театре нет смены поколений, он начинает гибнуть.

Помимо этого есть и другой, вечный, фактор — нищенские зарплаты. Актеры вынуждены подрабатывать, и это не проходит бесследно, падает уровень артиста, портится репутация театра. Незаметно для себя актер меняется изнутри. В нем появляется развязность, «дешевка». Актер мельчает от этого. И я, зритель, это замечаю, — мне становится неинтересно.

С репутацией еще хуже. Раньше Василий Иванович Разумов или Николай Иванович Собольщиков-Самарин, или Владимир Валентинович Вихров шли по Большой Покровской, — люди оборачивались им вслед и говорили с уважением: «Вон артист прошел!» Сейчас про артиста, если он был замечен на светской тусовке в роли массовика-затейника, люди тоже говорят: «Вон пошел артист!» Вот только чувство, которое они вкладывают в эти слова, — совсем не восхищение.

Проблема третья: режиссер

Лицо театра определяют, конечно, актеры. Но не в меньшей степени и режиссер. Если нет лидера, в театре ничего нет и не может быть.

Сегодня режиссеры иначе, чем двадцать лет назад, понимают свою задачу. Главное для нынешних режиссеров — самовыражение. Но та ли это задача, которую можно считать достойной? Я совсем не уверен.

Причем во многих театрах нет главных режиссеров. Пост «главного» требует заниматься театром. А заниматься театром нынешние режиссеры не хотят. Хотят получить деньги за постановку — и скорее уехать.

Проблемы четвертая, пятая и дальше, дальше…

Будут ли люди в массовом порядке ходить в театр, если театр будет ставить серьезные вещи? А кто сказал, что люди должны ходить туда «в массовом порядке»?

Я считаю, театр вообще не для всех. Театр должен общаться со зрителем доверительно, а в большом театре это невозможно. Театры на 700, 800, 1000 человек не нужны. Но мы не можем Театр драмы, рассчитанный на семьсот зрителей, сделать двухсотместным.

В цивилизованных государствах театральное искусство получает мощную поддержку, потому что цивилизованные государства считают театр одним из тех мест, без которых человек начинает дичать. И симфонические оркестры в этих странах мощно поддерживаются. И оперные театры. Правда, с одним уточнением: ни в одной стране мира нет такого количества стационарных театров как в нашей. Их и не может, и не должно быть столько. Просто потому, что нет такого количества талантливых исполнителей. Особенно, если говорить об оперных театрах. Оперные таланты — огромная редкость.

Опера — это вообще отдельная проблема. Наш оперный театр безнадежно отстает. Причем уже на несколько поколений. В современном мировом оперном театре все иначе: иначе в пространстве спектакля существуют актеры, совсем другая сценография… А у нас все так же, как было 30 лет назад.

А современный зритель многое видел, и он ждет, чтобы театр воздействовал на него теми же средствами, которые он знает по кино и по телевизионным трансляциям. В тряпках, без лазерного света зрителя нынче не особенно пробьешь. «Пробить» зрителя могут только артисты.

Но, к сожалению, не пробивают. Очень многие актеры играют только на уровне текста. А подтекст, а характер? Про характеры вообще как будто давно забыли. Как забыли и о том, что речь артиста в каждой новой роли должна быть разной. У нас же артисты разговаривают в разных ролях в абсолютно одинаковой манере. Это грустно…

Сейчас время отсутствия времени. Темп течения этого самого времени максимально ускорился. «Сколько идет спектакль? Три часа? Нет, я не пойду… Час двадцать? Другое дело». В Европе та же тенденция. Но в Европе время спектакля заполнено полноценно. А у нас? Пустота. И проблема даже не столько в том, что пустота, сколько в том, что, как говорил об этом Анатолий Миронович Смелянский, «пипл схавает».

Проблема последняя:

Нижний и «Золотая маска»

В Нижнем, с моей точки зрения, возможен суперспектакль. Но для этого нужны две составляющие: люди, которые придут в этот проект из разных театров, и тот, кто сможет этот проект осуществить. Я думаю, сегодня в Нижнем такого человека нет. Во всяком случае, я его не вижу.

Что же касается «Маски», то мне сразу вспоминается режиссер Петров из Омска, лауреат этого фестиваля. Он постоянно ищет нестандартные ходы. Для своей «Женщины в песках» он придумал проект с японской артисткой. А у нас? То, что у нас, укладывается в нехитрую фразу, которую произносят обычно, пожимая плечами: «Ну, так».

Мне очень хотелось бы, чтобы я ошибся. Но в ближайшее время я не вижу даже повода для «Маски».

Наталья Самоцвет