№5 (32), 04.05.2007

Общество

Детский дом особого режима

Дом этот скрыт от посторонних глаз, его едва видно с трассы, но ведет к нему короткая и прямая дорога. И вот уже — решетки на окнах и табличка: «Центр временного содержания несовершеннолетних преступников».

Внутри — чистая, с примесью хлорки и легкого напряга, атмосфера детского сада. Сотрудники и сотрудницы — в форме. Направо от входа, за дежурными и за стеклянной стеной, как в аквариуме, худощавые фигурки, — любопытные рожицы и притворно равнодушные глаза. Тихая команда, и — хором: «Здраа-вствуй-те!»…

Что же вносит ноту тревожности? В интонации команды: «Построились!» тоже есть нечто другое, не из спортзала.

Несовершеннолетние преступники, малолетки… хочется сказать «дети», да не очень-то получится. Прочтение «дел» к сентиментальности не располагает. Деяния их, бывает, поражают видавших виды сотрудников. Самое распространенное — кража, иногда грабеж, бывает — изнасилование и убийство. В семьях нередко проблемы, хотя не всегда, но часто. Алкоголизм, наркомания — в наследство. Ну и — бродяжничество… как попытка начать «новую» жизнь.

Девочек сначала совсем не видно, да их и мало здесь. Возраст — от 10-ти до 18-ти, большинство — тринадцати-четырнадцатилетние. Вчера их было двадцать восемь, сегодня тридцать три, завтра… Неизвестно, сколько будет завтра.

Сейчас у нас все чаще говорят о ювенальной юстиции — специальной системе правосудия для несовершеннолетних. Наверное, это правильно, и какие-то элементы ювенальной юстиции будут введены. У меня лично нет никаких сомнений в том, что мир тринадцатилетнего и мир двадцатилетнего человека — это несколько разные планеты.

Меня предупреждали о серьезных задержках умственного развития у многих из воспитанников Центра временного содержания. Я приняла это к сведению, но, честно скажу, не очень поверила. Если мы часто называем проявления этого самого развития «способностями», то они — способные. Очень способные. Слишком на многое способные. Мы с ними общались, наверное, часа два. Вполне творчески общались.

Я пришла к ним из библиотеки — из ЦБС Приокского района. Именно в ее культурном «ареале» находится сие (не) детское учреждение, хотя ребята сами — из разных районов, и не только города, но и области: Балахна, Кстово, Дзержинск, Спасское, Б. Мурашкино и другие.

Вы не поверите: я говорила с ними о книгах, писателях и нравственном законе. Просто слов этих не произносила, а говорила на другом языке, на языке сюжета. В разгаре нашего разговора мы уже вместе писали рассказ. Точнее, финал рассказа. Я прочитала им рассказ молодого, очень молодого писателя, почти их ровесника — про двух пацанов, Колю и Юру, беспризорников нового поколения, живущих в вагончике, на рельсах, ведущих в никуда, на «запасных» путях огромного вокзала. О том, как они выходят на «охоту», о том, как однажды старший из них придумал дело покруче, ибо они не подсели на клей, и он может стать источником дохода. Я остановилась там же, где ночью мальчишки из рассказа, — перед витриной магазина «Завхоз», красиво разрисованной, как витраж. Перед «взломом». Я остановилась. «Юра намотал на руку старую тряпку…»

Они слушали, затаив дыхание. Что дальше? «Вот именно, говорю, что было дальше? — Напишите!..» После двухминутной растерянности и веселых пререканий они взялись за ручки и написали что же было дальше… «Юра намотал на руку старую тряпку — и разбил стекло…»

…Пока они писали, я смотрела на стены, на стенды, на молодую красивую сотрудницу, сидевшую рядом со мной лицом к ним все это время… «Наверное, охрана, — подумалось мне, — и, наверное, вооруженная…» Таков порядок. Порядок.

Что они написали и как, — это особая тема. Скажу только, что в светлое будущее заглянули наши герои с легкой руки только одного «аффтара»: «Старший работает почтальоном, а Коля учится в университете, но надеется устроиться на водителя». В большинстве случаев, по убеждению юных авторов, героев ждала реальность более близкая: сигнализация, милиция и детский дом. Некоторые указали сроки и меру пресечения — каждому. Дифференцированно.

…И только девочки, тихие девочки со взрослыми глазами, безошибочно верно, странно, немыслимо точно угадали и написали трагическую развязку этой истории… Неужели девочки так рано и так верно понимают неизбежность трагического, смертельного финала на их глазах разворачивающихся историй?.. А мальчики — нет, не понимают, не чувствуют, готовы играть и играть.

Когда они сдали листочки, и снова подняли на меня глаза, раздался требовательный и дружный хор: « Дальше! Читать! Читать дальше! Что же там было? — что с ними случилось?..» Я не хотела читать печальный финал. Но они требовали. …Затихли.

«А он, писатель, знает их, этих мальчишек?..» «…Знает, — говорю, не покривив душой, — он с ними встречался…»

Еще мы поговорили о Пушкине, об Эйнштейне, о Шукшине — об истории создания «Калины красной»… И о том, откуда они сами приехали в этот дом, в этот детский дом особого режима.

…«А вы еще придете?» — вдруг повисает в воздухе вопрос, прощальный шумок затихает, и они одергивают друг друга быстрыми взглядами.

…Приду. Я еще приду.

Марина Кулакова