№5 (32), 04.05.2007
Политика
Сергей ФИЛАТОВ: «Если б Ельцин вернулся во власть, он стал бы лидером оппозиции»
Преемственность власти в России всегда была ключевой категорией управления. Больше постоянства и стабильности, даже если имя им застой и стагнация, в нашей истории ценится только бунт, изначально разрушительный и лишь потом созидающий. Не стало главного бунтаря новейшей русской истории — Бориса Николаевича Ельцина. Вся страна прощалась с ним долго и эмоционально. Страна во главе со своим нынешним, крайне легитимным президентом, которому досталась вспаханная почва и все лавры перестроечной революции. О двух президентах — в эксклюзивном интервью Сергея Филатова, человека, хорошо знавшего Бориса Ельцина и работавшего с ним.
— Как вы оцениваете реакцию российского общества, СМИ и в частности речь российского президента на смерть Бориса Николаевича Ельцина?
— Речь президента Путина была лучшей. Даже у соратников Бориса Николаевича — в том числе и у меня — проскальзывали какие-то критические моменты в высказываниях, были какие-то сомнения. У Владимира Владимировича не было ни того, ни другого. Он абсолютно точно охарактеризовал эпоху и заслуги Бориса Николаевича перед Россией. В этом смысле мне было очень приятно. Я на президента посмотрел другими глазами. И что касается всего остального, то уходу Ельцина было уделено большое внимание, конечно. И единственное, что меня очень огорчило, — реакция наших людей. Или их пропагандой давили, или у наших людей есть какая-то болезнь, которая называется забывчивостью, когда быстро забывают то, что было пройдено, то, за что они сами сражались. Но на самом деле, мы ведь делали все, что хотели люди, за что они высказывались своим голосованием. Ведь я бы никогда не попал в Верховный совет, если бы люди за меня не проголосовали, не проголосовали за те наказы, которые мне давали. Я всегда старался делать то, о чем просили люди: и рынок, и демократические реформы, — все это был запрос общества. И вот такая потеря памяти, и разочарование, и даже злоба, — все это меня иногда повергает в ужас. Мы можем разочаровываться, но мы не должны преступать рамки нравственности.
— А можно ли было считать Ельцина живым напоминанием истории о демократии, которую мы завоевывали сами — кровью, разочарованиями, слезами? Теперь, после его ухода, появляется опасность потерять это самое завоевание, забыть его ценность?
— Но вы знаете, ведь на самом деле и при Борисе Николаевиче нас не все устраивало. Не все устраивало не потому, что он был такой, а потому что в обществе было очень большое противостояние. В этом противостоянии всегда тяжело делать какие-то твердые шаги, потому что всякое противостояние требует некоторого компромисса, определенной осторожности. Мы видим, что и сегодня противостояние есть, но не настолько мощное, не настолько опасное для общества. Ну, например, во время того, как президент объявил о минуте молчания в память о Борисе Николаевиче, не встало два ряда депутатов. Есть оппозиция — есть, заявили они о своей позиции — заявили, опасно это — нет. Вот когда в оппозиции будет половина депутатского состава, то это уже опасно. А если это полстраны, то нужно будет искать компромиссы.
И, естественно, то, что мы делали в свое время, не устраивало очень многих. Особенно ситуация обострялась во время реформ. Были недовольные, что реформы идут медленно, были недовольные тем, что они вообще начаты. В этой обстановке было сложно вести страну. Но Борис Николаевич вел, не дав возможности противоборствующим сторонам развязать кровавую войну. Это его главная заслуга, на мой взгляд. И в этом противостоянии основные, принципиальные аспекты демократии все-таки были введены и сохранены. Владимир Владимирович встретился с иной ситуацией, но, по крайней мере, все коренные вопросы были конституционно решены. Он начал создавать удобства для своего управления: пошел на создание вертикали власти, отмену ряда выборов. Я надеюсь, что это временное явление для страны. Все-таки наша страна — особое государство. И я уверен, что путь выборности — это очень важный путь. Другое дело, что в свое время Путину нужно было искать путь взаимодействия с губернаторами, новые пути правовые пути. И тот первый закон о возможности снимать мэров и губернаторов через суд мог быть достаточным. Это нормальная правовая практика. Но я не помню, чтобы у нас хоть один мэр или губернатор был снят. Тот закон, который был первоначально принят, не действовал. В итоге, власти было удобнее создать вертикаль. Но тем самым губернаторов отвернули от людей, на которых они работают. Они ведь не на Кремль работают, а на общество. Я думаю, что это, конечно, заблуждение, которое многих не устраивает. Никто не говорит о топорном избрании всех управленцев. Но мы хотим, чтобы наша власть отвечала на запросы людей, которые могли бы ставить им оценки.
— А как Борис Николаевич оценивал проводимые Путиным реформы?
— Я слышал, что он был недоволен теми или иными шагами власти, но у него при этом была и определенная этика, которую он соблюдал, потому что когда бывший президент начинает открыто критиковать нынешнюю власть, — это значит собрать вокруг себя оппозицию. И это уже непростая оппозиция, это оппозиция, которая претендует на власть. Мне, конечно, тоже хотелось бы, чтоб у нас был лидер, который возглавил бы оппозицию и готовил новую власть, — а это необходимый процесс. Но Борис Николаевич счел это невозможным. И эту его позицию тоже нужно уважать.
— А он воспринимал Путина как своего преемника?
— Но на самом деле, Путин действительно в основной части является приемником нынешней власти. Экономические реформы продолжаются, пусть и с некоторой корректировкой, но я надеюсь, что это временная экономическая и политическая корректировка, осуществленная под вертикаль власти. Но как бы то ни было, мы можем свободно говорить, свободно писать. Там есть и другие элементы, которые нас раздражают, — какие-то черные списки, где перечисляется, кого пускать или не пускать в эфир, но я думаю, что это характерно для любой власти, когда есть авторитарная система, а она у нас все еще существует. Она существовала и при Борисе Николаевиче, но в меньшей степени, потому что просто одним скачком от тоталитарной системы к демократической перейти невозможно.
— Каково значение личности Бориса Ельцина в тех преобразованиях, которые мы претерпели?
— Он сыграл ключевую роль. Борис Николаевич своим примером еще раз показал насколько значима личность в российской истории. Харизматический лидер притягивает внимание тех людей, которые спали до этого момента и не знали, за кем идти. Вот почему нужны гражданские институты? Потому что необходимы механизмы защиты каждого гражданина — его прав, свобод. Мы в принципе беззащитны. Когда нам говорят обращайтесь в суд, это неправильно. В суд, конечно, надо обращаться, но должны быть и другие институты, которые бы занимались правозащитной деятельностью: политические, экономические, а также НКО. Это должны быть институты, которые имеют непосредственное влияние на власть. Именно так функционирует гражданское общество. А когда этого нет, то должен появиться лидер, который все эти функции выполняет.
— Когда вы видели Бориса Николаевича в последний раз живым? И о чем вы тогда говорили?
— На праздновании 75-летия. Говорить там было сложно. Кстати, Борис Николаевич обычно мало говорил, мало высказывался, больше слушал.
Сергей Александрович Филатов
Родился 10 июля 1936 года в Москве. Окончил Московский энергетический институт. В марте 1990 года был избран народным депутатом РСФСР, в мае — депутатом Верховного Совета РСФСР, где работал в Комитете по экономической реформе и собственности. В 1991 году с целью усиления организации работы по подготовке законопроектов был назначен на должность секретаря Президиума ВС РСФСР, а затем был избран первым заместителем Председателя ВС РСФСР и стал постоянным членом Совета Безопасности. С 1993 по 1996 годы возглавлял Администрацию Президента Российской Федерации.
— Как вам кажется, он хотел вернуться во власть или хотя бы каким-то образом влиять на нее?
— Думаю, что нет. Если бы он захотел вернуться во власть, он бы стал лидером оппозиции. Но он не хотел этого возвращения.
— А о чем он жалел больше всего?
— Больше всего он жалел о войне в Чечне, о том, что так развернулись события 1993 года, когда пролилась кровь, и он об этом открыто заявлял. Это было для него очень болезненным. Еще я думаю (он сам об этом никогда не говорил), что он очень переживал из-за того, что в 1996 году произошло внедрение олигархов во власть. Я думаю, что от этого ему было очень неуютно.
— Как вам кажется, изменится ли отношение российского общества к бывшему президенту?
— Я думаю, да. И это будет зависеть от того, какие люди придут к власти. Если население с каждым днем станет жить все лучше и лучше, то естественно о старых успехах или обидах не захочется вспоминать. А когда на крутых поворотах все будет ухудшаться, то мы начинаем оглядываться и вспоминать всех тех, кто был лучше.
Эмилия Новрузова