08-01-17

Среда обитания

Суверенная экология

Зеленые в России, как и политические партии, должны действовать в изменившихся условиях

Недавнее обращение в СМИ руководителя нижегородской экологической организации «Дронт» Асхата Каюмова, публично опровергнувшего выводы своих зарубежных коллег из Blacksmith Institute в отношении экологической ситуации в Дзержинске, можно было бы в терминах конца тридцатых годов трактовать как «покаяние» и «отмежевание» от коллег по цеху, попавших в «черный список» власти. Безусловно, более жесткие рамки, в которые государство поставило в последнее время общественные организации, свободы «зеленым» не добавляют. Но дело не в страхе или отсутствии свободы. Меняются условия методов достижения собственных целей.

Подъем экологического движения в России (и в нашей области в частности) в конце 1980-х годов был связан с активным оппонированием власти. Это естественно. Чернобыльская катастрофа и целый ряд других экологических аварий, ставших известными благодаря начинающейся гласности, развели по разные стороны баррикад представителей власти, которые по привычке стремились засекретить все имеющее отношение к обороне (чтобы «враг не прознал про наши секреты») и к угрозе здоровью (чтобы население не волновалось), и экологов, которые эти завесы секретности срывали. Сложившийся стереотип закреплялся кадрами зарубежных (а с какого-то момента и отечественных) теленовостей, в которых активисты Greenpeace на надувных лодках прорывались к атомному авианосцу или приковывали себя наручниками к рельсам на пути движения состава с ядерными отходами. Правоохранительные органы защитников природы, естественно, разгоняли или арестовывали.

Впрочем, на рубеже 1990-х экологическое движение в Нижегородской области приобрело силу, с которой власти вынуждены были считаться и без таких театральных акций протеста. Напуганные историей Чернобыля нижегородцы (а тогда еще горьковчане) дружно воспротивились планам строительства атомной станции теплоснабжения, а заодно и линии метрополитена в исторической части города. В обоих случаях власти пришлось пойти на попятный. А вскоре сменилась и сама власть. И в кресло руководителя области пересел один из лидеров движения протеста — Борис Немцов.

С этого момента между властью и экологами в регионе начался медовый месяц. Приватизация отделила интересы промышленности («губящей природу») от государства (которому эта промышленность теперь больше не принадлежала). Теперь власть была заинтересована не столько в замалчивании проблем, сколько в выработке экологического законодательства, ставящего частный бизнес хоть в какие-то рамки в деле минимизации вреда окружающей среде и местному населению. Именно тогда во власть сходили Асхат Каюмов, Александр Косариков, Борис Найденко и некоторые другие.

Падение производства, сопровождавшее в первые годы экономические реформы, а также смена «неформала» Немцова на «хозяйственника» Склярова (а после и на «аппаратчика» Ходырева) несколько смягчили позицию власти. Против необходимости соблюдения экологического законодательства власть, конечно же, не возражала. Однако серьезную помощь «зеленым» в воздействии на промышленников, «губящих природу», стала оказывать все меньше. Необходимость для мэров и губернаторов периодически проходить через процедуру выборов давала «зеленым» возможность лоббировать свои взгляды и диктовала власти необходимость поддерживать с экологами диалог.

В пакет помощи, которую Запад предоставлял реформирующейся России, входило и содействие решению экологических проблем. Это означало как прямое финансирование (например, программы уничтожения химического оружия), так и методическую поддержку взаимодействия правительственных организаций с экологическим движением. Финансовая и организационная помощь оказывалась и общественным организациям, занимавшимся вопросами экологии.

В результате сфера экологии стала одной из немногих, где в России появилась дееспособные независимые общественные организации. Можно сказать, что в построении основ гражданского общества экологи были одними из первых и наиболее успешных пионеров.

Механизм отстаивания своих интересов российские «зеленые» во многом переняли вместе с организационной помощью у своих западных коллег. В чем не было тогда ничего «непатриотичного». Коль скоро мы перенимали законодательство (в том числе и избирательное), модель взаимодействия общества и государства, включая роль СМИ в формировании общественного мнения, то чем плохо, что «зеленые» через журналистов «давили» на политиков и чиновников, грозили им общественным недовольством, которое-де неизбежно возникнет, когда люди узнают факты о реальном положении дел с экологией?

Научившись эффективно использовать эти рычаги, общественные организации зеленых стали одними из наиболее эффективных групп влияния в российской общественной и политической жизни.

 

Цитата

Из обращения к СМИ директора экоцентра «Дронт» Асхата Каюмова

«Об экологической ситуации в городе Дзержинске»

«…Особо следует сказать о так называемых «рейтингах», дважды опубликованных фондом Blacksmith Institute. Насколько нам известно, эта организация не проводила собственных исследований обстановки в городе. Все их рейтинги базируются или на явно устаревших данных, или вообще на недостоверных материалах, неизвестно как и от кого полученных. Включение Дзержинска в десятку самых «грязных» городов мира совершенно не соответствует объективной ситуации и является откровенным обманом… Считаем крайне важным, чтобы средства массовой информации не поддавались на откровенные провокации, не тиражировали чьи-то нелепые домыслы, а больше внимания уделяли реальным проблемам Дзержинска. Экологический центр «Дронт» длительное время критиковал администрацию города за уход от решения его экологических проблем. В последнее время наметились позитивные сдвиги в этом направлении…»

К сожалению, в других сферах строительство гражданского общества сильно отставало. Общественные организации либо объективно противостояли государству (как разного рода правозащитники), либо искали у государства поддержки (как общественные организации, занимающиеся помощью инвалидам, бездомным, решением подростковых проблем, помощью детям-сиротам и т.д.). А спорящим между собой «хозяйствующим субъектам» порой бывало выгодно организовывать «наезд» на оппонентов не с помощью внеплановых проверок пожарных или налоговиков, а при помощи обвинений в нанесении вреда экологии. Были ли случаи прямой «покупки» экологических организаций (пусть и под видом грантов) или «зеленых», что называется, «разыгрывали втемную», направляя их активность на предприятие-жертву, но при этом не раскрывая им конечные замыслы организаторов атаки, без доказательств обсуждать невозможно. Однако проблемы, неожиданно всплывавшие в самый неподходящий для того или иного предприятия момент, когда оно подвергалось попытке захвата или боролось с другими претендентами за получение инвестиций, заставляют допускать такую возможность. Можно вспомнить проблемы Дзержинского «Синтеза», яростно обвинявшегося в 2004 году экологами в производстве ядовитого вещества, а «до кучи» еще и правоохранительными органами в незаконной поставке тетраэтилсвинца в Чечню (читай: «в пособничестве боевикам»). Можно привести и более свежий пример с Дзержинском. Как только между регионами развернулась борьба за право разместить у себя автомобильное производство французского концерна Peugeot-Citroen, Дзержинск попал в список десяти самых грязных городов мира.

Повлияли ли эти публикации на решение французов разместить завод в Калужской области или здесь сыграла роль неуступчивость областной администрации в вопросах, затрагивающих экономические интересы региона (проще говоря, то, что французам не дали просимых ими суперпривилегий) уже неважно: репутации экологов в Нижегородской области ущерб был нанесен.

Но репутация — это то, что до сих пор помогало экологам добиваться своих целей. Да, политические партии сегодня — это не кандидаты-одиночки середины 1990-х. Их не получается запугать голосами людей, прислушивающихся к экологическим организациям. Выстроенная пирамида власти предусматривает менее публичную и более кропотливую работу с чиновниками, документами, законопроектами и т.д. И диалог с чиновниками в этом процессе приходится выстраивать более аккуратно: «Хочешь покритиковать, сперва похвали», — говорил охотник из фильма Марка Захарова «Обыкновенное чудо. И экологами приходится сперва отмечать достижения (ну, не все же плохо, в самом деле!), а затем «подсказывать» власти направления дальнейших действий для решения.

Это как применение «по частям» тактики двух следователей, хорошего и плохого. «Плохим», требовательным следователем экологи могли быть в 1990-е годы. Сегодня приходится быть следователями «хорошими». Но, в конце концов, и в отношении власти можно применять презумпцию невиновности. Трудно предположить, что чиновникам абсолютно наплевать, каким воздухом дышат их родные и близкие, включая детей. Да и отмороженный цинизм по отношению к избирателям демонстрировать сегодня «партия власти» не позволит.

Остается только отметить, что в новом формате для решения экологических проблем СМИ оказываются не так уж необходимы ни экологам, ни чиновникам. Разве только для «отпора клеветникам». Или для освещения ситуаций противостояния населения и власти, когда чиновники людям помочь заведомо не хотят, а экологи не могут (в силу вышесказанного). А культуры отстаивания своих интересов черед суд у народа и практики независимого рассмотрения дел в формате «народ против имярек в чиновничьем кресле» у суда сегодня нет. Люди, в крайнем случае, скорее готовы выйти на площадь, а судьи — рассматривать поданные иски как «сутяжник против государства». Смогут ли экологи найти алгоритм, адекватный этой ситуации, останется ли «зеленое» движение наиболее «продвинутой частью» нашего «как бы гражданского» общества — вот вопрос, на который пока нет ответа.