08-01-31

Культурный слой

Челкаш, па-ба-па, говорит по-французски

Немного горьковщины в нижегородской интерпретации польского абсурда

Наконец-то, наконец-то! Почти через полвека после написания немногочисленный нижегородский зритель сподобился увидеть постановку пьесы польского абсурдиста Славомира Мрожека. На этот раз — «Эмигранты». Место исполнения — театр драмы. На мой взгляд, странный выбор, ибо в ней мало… абсурда, а много философии, политики и печали. А на такой джентльменский набор трудно зазвать зрителя. Хотя театр «Зоопарк» тоже начинал с проблемного… «Зоопарка» Олби.

При слове «эмигранты» в современном российском восприятии сразу встают толпы украинских проституток, молдавских строителей и таджикских чернорабочих в убогой интерпретации «Нашей Раши». Польско-французский вариант неизмеримо мягче: паспорта не отобраны, зарплату платят, жилье отдельное (а не фанерные выгородки-шанхайчики на сто человек). Так что ужастики прошлого, заложенные в пьесе, не катят против современных реалий, и зрителю остается уповать только на юмор и занимательность диалогов. А в этом деле Мрожек мастер.

Чужбина не мать, а злая мачеха, и она порой сводит под одной крышей (или лестницей) абсолютных антиподов. Столичный писатель, узник совести, получивший в демократической стране политическое убежище, и рабочий из глубинки, роющий во французской земле бесконечную траншею, одержимый примитивными эротическими фантазиями и складывающий мозолями заработанные франки в плюшевую мишку-кубышку. Интеллигентного, начитанного человека уже не удивишь ни Эйфелевой башней, ни Лувром, ни даже колбасным магазином в сотню наименований, и поэтому символично, что жизнь его состоит из рефлексии и нравственных исканий и проходит в каморке за чтением на кровати или письмом за столом. Артур Деменев играет своего героя неброско, не повышая голоса, но с нервом. Потом будут порванные страницы и слезы. Но это потом.

Другое дело — толстяк-копатель. Каждое воскресенье костюм, галстук, шляпа, узкие лодочки — и на вокзал. Кипение жизни, антитеза одиночеству, ностальгия и развлечение в одном флаконе: и кино, и ресторан, и публичный дом. Евгению Зерину удалась роль недотепы, вруна и хитреца. Однако и он взрывается, когда дело доходит до конфликтной ситуации.

Конфликт (если можно назвать конфликтом бесконечные пререкания) очень схож с вынесенным в заглавие горьковским рассказом и представляет вечную дилемму «свобода — рабство», где первая должна явно перевешивать на весах. Однако Мрожек так тонко и хитро нарушает традиционные установки, что чаши начинают качаться и качаются весь спектакль, выводя и самих героев из равновесия, в результате чего дело доходит до топора. (У Гаврилы был булыжник). Но никто никого не убивает и даже не бьет. Умирает вера, рушатся идеалы и всяческие надежды на будущее. Выброшенные люди, люди второго сорта, его просто не имеют, и даже новый год не сулит ничего нового. Всю ту же бедность, самообман и тяжелый труд.

Режиссеру Александру Сучкову, имеющему большой опыт работы с малонаселенными пьесами еще по «Маленькому театру», удались именно психологические нюансы (стрелочки на одеяле, дырявые носки). Актеры замечательно взаимодействуют, виден четкий постановочный рисунок мизансцен. Если б еще убрать мини-штампы в виде взволнованного хождения по кругу и беготни с ронянием мебели, то все вообще было бы классно.

Из декораций (Александра Долгова) я бы выделил занятные картонные софиты, чем-то напоминающие суперлюстру имени Шарадзе на Московском вокзале. Очень любопытной показалась работа со светом (Нины Беркутовой).

А в целом просто здорово, что родной зритель сможет увидеть вот такой альтернативный театр помимо слащавых глупостей Гладилина и беспомощных инсценировок Горького и Достоевского.

Сергей Плотицын