08-02-28

Культурный слой

И швец, и жнец, и на дуде игрец

Непричесанные впечатления

20 февраля в Центральном выставочном зале открылась выставка станковой живописи, эмалей и барельефов знаменитого Зураба Церетели. Событие замечательное уже самим своим фактом. Круче были бы вернисажи только Пикассо или Уорхола.

 

Впервую очередь поразил, конечно, объем представленного материала. Немаленький выставочный зал, обычно достойно вмещавший весь Нижегородский союз художников, буквально трещал от экспонатов художника единственного. Стены выставочных комнат оказались под самый пятиметровый потолок увешаны картинами рубенсовских форматов. Вдоль окон, совершенно загораживая чудный вид на кремль, выстроилась шеренга из бронзовых барельефов. Сиротливый обычно коридор украшали шпалеры из шелкографий и эмалей.

И все это броско, с экспрессией, по-хозяйски. Авторские энергичные флюиды организовали такой перекрестный обстрел зрителя, что у того просто не оставалось сомнений: вот он праздник искусства во плоти.

Поддавшись подобному обаянию, я с первого зала начал прилежно записывать названия: «Важа», «Иоланта», «Памяти горы»… Потом пошли знаменитости, причем с плотностью соседей по коммунальной квартире: Шаляпин, Шостакович, Малевич, Шагал, Нуриев… А уж когда дело дошло до «Памяти Микеланджело»! Остальные залы я прошагал на цыпочках.

Однако выйдя в коридор и преодолев позывы к обмороку, я потерев виски решительно завернул на второй круг. Вменяемость повысилась, хотя мегалофобия не исчезла. Все также полотна пять на три подпирали потолок («Турукия», «Внучок», «Кинто», «Григоле»). Бронза, близкая к привычной скульптуре в большей степени, реабилитировала автора дыханием жизни, мастерством и юмором («Помянул», «Валериан», «Скорняк»). Полуметровая скульптурка «Клоун на моноцикле» страшно напоминала Висилицкого. Чаплин вальяжно опирался на трость, совсем как Черчилль на Трафальгарской площади, только не вперед, а вбок. А к третьему залу живопись стала приедаться: депрессивно-черный контур, несмешанные цвета, нарочито примитивные формы без объема.

В качестве жеста доброй воли поискались какие-то параллели с Пиросмани. Кроме национальности, ничего не нашлось. У Нико располагающий наив, природная доброта во взгляде на мир. А здесь – жесткая организация, холодная голова, промоутерский наезд.

Лично мне понравились «Зука» — живой улыбкой, «Лика» — печалью, «Зульфия» — правдоподобным тоном и модильяневскими глазами без зрачков. И «Обнаженная» — в виде снежной бабы из трех разноцветных шаров.

Коридор уже не удивил ни шелкографией, похожей на рукописные афиши, ни эмалями, вызвавшими сильную ассоциацию с нарядными коробками из под конфет «Коркуновъ». Темы все те же: клоуны, музыканты, сыровары, художницы. Полное отсутствие какой-либо социальной подоплеки, идейных посылов.

На этом, по-своему гламурном, фоне я как-то сразу заскучал по загорелым колхозницам, чумазым сталеварам и солнцезубым космонавтам. Может быть, я чего-то не понимаю, но всегда считал искусство отражением процессов в обществе, социальным слепком. Хотя, как справедливо было замечено, звезды не ездят в метро и даже не ходят пешком. Да и какой художественный взгляд на общество может быть у очень обеспеченного человека, обремененного такими должностями и регалиями. Да вот поди ж ты, и придворным художникам хочется в вечность.

Р.S. Нарезая третий круг я наткнулся на самую прикольную картину под названьем «Я не спорю». Так ведь и я тоже. Просто делюсь впечатлениями. Непричесанными.

Сергей Плотицын