08-05-19

Тень победы

Печальна судьба большинства праздников на территории Российской Федерации. И на этом безрадостном фоне день Победы всегда казался чем-то незыблемым и прочно защищенным, бесконечно далеким от логики «рыночного» мышления. Но вирус либерализма, продолжающий успешно размножаться в государственно-патриотических «пробирках», проник и на территорию 9 мая, деформируя наши представления о должном и допустимом.

Руководство крупного нижегородского банка, например, неожиданно решило, что триумф советского народа в Великой отечественной войне необходимо увековечить с помощью особого вклада «Победа». Рекламный плакат, который сообщает об этом нововведении, показывает нам солдата, держащего на своих руках маленькую девочку. Последняя настолько гигиенически безупречна и так густо усыпана белоснежными бантами, что вполне сгодилась бы для рекламы какого-нибудь моющего средства. Сам солдат одет в форму, лишенную каких бы то ни было опознавательных знаков, и остается только гадать, к какой из воюющих сторон он принадлежал в годы Второй мировой. Впрочем, подозрительная ухоженность обоих персонажей навевает самые грустные мысли: бойцам советской армии, так же, как и детям военного поколения, некогда было приводить свою внешность в соответствие со стандартами гламурно-глянцевой журналистики. Остается только гадать и над тем, например, что же все-таки символизирует название нового вклада: победу над инфляцией? победу над конкурентами? победу над западноевропейской финансовой системой? обеспечение безопасности вкладчиков с помощью активов Рейхсбанка? А может быть, речь идет ни больше, ни меньше, как о победе над деньгами, а значит, о торжестве светлого коммунистического будущего?

У владельцев торговых предприятий представления о принципах рекламной деятельности не так затейливы, как у монстров кредитно-банковской сферы. Поэтому они, не мудрствуя лукаво, предпочитают избавлять потенциальных покупателей от судорожных метаний в поисках каких-либо ответов. Проще всего это сделать путем перевода любого явления в конкретную денежную форму. Так и поступили в популярной сети магазинов бытовой техники, оценив Победу всего лишь в пятнадцать процентов: именно столько можно отнять от прежней цены на товар в дни очередной годовщины окончания войны. То, что схватка с фашизмом при этом подспудно приравнивается к шоппинг-туру «Москва — Берлин», организаторов акции, похоже, нисколько не волнует.

Еще дальше по пути сознательной профанации всенародного торжества пошли нижегородские собратья телевизионных глумотворцев из Comedy Club. Местный филиал этой молодежной фракции программы «Аншлаг» устроил десятого мая «День Победы after party» — «русско-немецкую вечеринку», где предлагались «боевые сто грамм всем партизанам». Дополнительную пикантность ситуации придавало то, что майский праздник «отмечался» не где-нибудь, а в «Октябре»: нравственный аспект происходящего эффектно оттенялся незапланированным календарным каламбуром.

Разрушение символов и зачистка исторической памяти осуществляется и более утонченными способами. Например, газета «Биржа плюс карьера» в предпраздничном номере задала нескольким авторитетным респондентам следующий вопрос: «Какие книги о Великой Отечественной войне вы считаете лучшими?» Если не считать попадания в импровизированный рейтинг таких сомнительных произведений, как «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана и «Будь здоров, школяр!» Булата Окуджавы, то большинство опрошенных (семь из восьми) обнаружило утешительную способность отделять зерно от плевел и агнцев от козлищ: были названы и «Судьба человека» Шолохова, и «Момент истины» Богомолова, и «Усвятские шлемоносцы» Носова, и некоторые другие, не менее достойные тексты. Ложку дегтя в бочку меда добавил, как ни странно, служитель церкви, обязанный, что называется, по долгу службы, вести посильную борьбу со злом. Подлинными шедеврами литературы о Великой Отечественной войне отец Игорь (Пчелинцев) объявил опусы Виктора Суворова (Резуна) «Ледокол» и «День М». Можно долго рассуждать о том, откуда у священнослужителя такая склонность к писаниям профессионального Иуды, но внимание здесь необходимо заострить на другом.

Дело в том, что само внедрение в перечень правдивых, выстраданных книг о войне многократно разоблаченных фальшивок несет определенную идеологическую нагрузку. Читателю, строго говоря, предлагают решить своеобразное «уравнение», условия которого наталкивают на один-единственный ответ. Во-первых, упоминание вместе с Шолоховым, Богомоловым и Бондаревым одиозной персоны Резуна придает последнему ощутимое значение и вес. Во-вторых, добропорядочная интеллигентная внешность отца Игоря (ухоженная борода, очки, массивная цепь с крестом, изрядно поредевшие — видимо, от напряженных раздумий над книгами Суворова — волосы) призвана внушить безусловное доверие к тому испорченному товару, который он беззастенчиво рекламирует своим солидным печатным «басом». В-третьих, принадлежность отца Игоря к церковной иерархии заставляет рассматривать его библиографические рекомендации как проникновенное слово заботливого пастыря к заблудшей читательской братии («Истина о войне, дети мои, в книге, рекомой «Ледокол»! Да разобьет она «лед» официальной советской истории, сковавший ваш слабый, неокрепший разум! Аминь!»). Из этих трех посылок вывод напрашивается сам собой: книги Суворова (Резуна) представляют безусловный интерес и должны быть, по возможности, прочитаны.

Конечно, на все это можно возразить, что круг чтения каждый определяет для себя сам, и спорить о вкусах — дело практически бесполезное. Но социальный статус, в котором пребывает новоявленный суворовский апостол, предполагает по-настоящему ответственное отношение к любому, когда-либо произнесенному слову. Что было бы, например, если бы какой-нибудь священник навязывал в качестве образца духовной прозы пушкинскую «Гаврилиаду» или «Орлеанскую девственницу» Вольтера? Мог ли он, в таком случае, спрятаться за стереотипную формулу: «А мне нравится, и ничего с собой поделать не могу»? Естественно, нет.

Помпезное воспроизведение в очередную, шестьдесят третью годовщину великой Победы всех ее привычных официальных атрибутов (фейерверки, парады, концерты и массовые гулянья) может создать ощущение, что корабль современной российской государственности надежен, прочен и красив. Однако при внимательном рассмотрении он почему-то начинает напоминать яхту капитана Врунгеля «Победа», потерявшую в момент праздничного спуска на воду две начальных буквы в своем названии. На берегу все еще салютуют, но по неспокойным волнам уже мчится самая настоящая «Беда». Впрочем, даже ей — счастливого плавания!

Алексей Коровашко