№69 (1387), 22.09.2008

Культурный слой

Не уберёг Полковника оберег…

12 сентября, не успели еще в Нижнем сумерки загустеть, не стало Алексея Хрынова, которого мало кто звал иначе, чем Полковник. Студенческое погонялово, которым его наградил на первой «картошке» сокурсник по автомобильному факультету политеха Гоша Парчевский, засияло там же, где уже пламенеют имена Цоя, Майка, СашБаша и Егора Летова. А я как назло в это время любовался красотами Венеции и смаковал за ужином молодое красное вино. И телефон в придачу забыл в отеле. А когда все же добрался до него, тот уже плакал навзрыд девятью неотвеченными звонками и пятью эсэмэсками. «1,5 часа назад умер Полковник» — первое послание от хроноповского барабанщика Пашки Носкова. И пошло-поехало. Нужно было срочно что-то делать. Двигаться, дать волю эмоциям. Мы с женой пошли от праздничного гомона курортных улиц — к морю, где шумные накатывающие волны могли заглушить неумолчный прибой сердца. Когда погибаешь — за мгновение вспоминаешь всю свою жизнь. Думаете, когда умирает близкий человек, — происходит иное?

Когда же мы познакомились… Наверное, в 85-м. «Хроноп» уже организовался, мы успели записать свой первый, ужасно засекреченный альбом, и давали его слушать только самым проверенным. А Полковник стал своим уже через четверть часа после знакомства.

Сдружились в «Жда­новце», где хронопы тусовались безвылазно — от первой смены до последней. Оказалось, что они с хроноповским гитаристом Саней Терешкиным вместе играли в факультетском театре миниатюр. Саня и ввел его в наш засекреченный хроноповский мир.

С тех пор Леха был постоянно где-то рядом. Поэтому, наверное, все ранние рок-энциклопедии и врали, заявляя, что Полковник начинал, как вокалист нашей команды. Впрочем, он недолгое время был участником нашей группы, но в качестве… шоумена, об этом позже.

Первые его три песни в товарищеском кругу произвели фурор — «Горькие люди Горького города», «Большой промышленный объект» и «Иди спи». Сильные глагольные вещи. Уже в 87-м он пел их (и другие, новые) со сцены. Хотя сцен для этих песен тогда было очень немного.

Вспоминаю, что в том же году ему предстояла практика в другом городе, но туда он не поехал, а затусовался на весь сентябрь дома у хронопа Кирилла Кобрина, который в ту пору жил на Мончаге. Там мы зависали едва ли не ежедневно, и там Полковник написал немало песен, он еще называл ту осень болдинской. У Кирилла на письменном столе стояла пишущая машинка «Москва», и Полковник на ней набивал тексты.

В том же 87-м «Хроноп» задумал провести необычный концерт в ДК Маяковского. Художник Конь нарисовал огромный урбанистический задник, а троица друзей — Акула Гартман, Ян Мушкин и Полковник взялись подготовить под наши песни абсурдистское шоу. Леха, еще безусый и безбородый, носился по сцене с аэрозольной краской и закрашивал все подряд, в том числе музыкантов и себя. После того концерта нас щедро побили автозаводские гопники, и больше всех досталось Полковнику, он был самый безбашенный и наглый. Да еще и боксер в прошлом.

А на трехлетии «Хронопа» в ДК Речников он что отмочил! Нет, он, конечно, спел свежатинку. Но особо удивил тем, что вышел на сцену в «комсомольском» прикиде и с наисерьезнейшим видом развернул целый доклад (ему даже трибуну вынесли). Каждая фраза, естественно, встречалась хохотом и хлопками:

«Формирование «Хроно­па» проходило в трудный переходный период развития страны и общества в целом. Предсъездовское время, пленумы ЦК КПСС значительно обогатили жизнь группы и в первую очередь живыми заинтересованными дискуссиями. Каждый хроноп придает все большее значение персональной ответственности за порученное дело.

Проявляя высокую принципиальность, члены группы всегда, подчеркиваю, всегда отказывались от высоких гонораров за выступления. Которые, правда, никто не предлагал.

Подтверждением высокой сознательности группы является тот факт, что после некоторых концертов, хронопы вообще не выпивали. Чем поддерживали Указ о борьбе с пьянством и самогоноварением. Оставляя закупленное перед выступлением на завтра, а то и на послезавтра. Аплодисменты!»

А когда он скинул пиджак, то под ней оказалась стройотрядовская куртка с нашитым полковничьим погоном. Шоу продолжалось…

Неудобно говорить об этом, но в середине 80-х Леха держал меня за персонального гуру. Вел со мной «умные» разговоры, таскал у меня из дома книжки почитать, музыку — послушать. На Петрушевскую и Сэлинджера, помнится, я его подсадил. А про себя он все говорил — «Да кто я? Хулиган, кулаками помахать…»

Ну, и пили тогда в больших количествах — какой же рок-н-ролл без водки.

Ивсе же я успеваю прилететь на Лехины похороны. Бросив чемоданы, спешу к зданию Русского радио, где Полковник уже лежит в гробу в цивильном костюме.

На память сразу — и что за дурацкая избирательность — приходит большой малиновый пиджак, в котором наш герой щеголял в начале 90-х, вызывая зубоскальство дружков. А вообще-то было привычнее видеть его в рок-н-ролльной амуниции — в куртке-косухе, скрипучих кожаных штанах в натяг, сапогах-«крысах».

Леха мне не так давно рассказал про себя самого эпизод. Выходит он при своем полном черно-кожаном наряде из дома. Типа поперся на работу. А на крыльце стоит трехлетний малыш и, оглядев Полковника с головы до пят, важно спрашивает: «Дядя, вы рэпер?». Такой автошарж.

Возле Русского радио встречаю невероятное количество олдового политеховского люда, дружков по тому же «Ждановцу», наконец — хронопов. Спрашиваю: что же произошло? Говорят, что в начале месяца умер Марк Фирер, клавишник «Однополчан», группы Полковника, отчего рок-н-ролльная печаль да удаль друзей смешались с кромешным пьянством. И на несколько дней, как это обычно бывает…

Говорят, что Полковник упал замертво и что «скорая» уже была не нужна. Говорят, что при вскрытии обнаружилось, что его печень пребывала в таком состоянии, что и два месяца жизни были бы подарком.

Кто же не знал, что без выпитого стакана Полковник на сцену не выходил. И в интервью, которое я брал у Лехи в октябре 98-го (практически 10 лет назад), он не скрывал, что «в отношении выпивки далеко не святой». И далее: «Перед самим выходом на сцену выпиваю 150 граммов коньяка. Помогает для общего расслабления и чтобы голос лучше звучал».

Ваня Беседин, еще один старый рокер, на поминках, когда мы сидели за столами в университетской столовой и пили, слушая Лехины песни, рассказал несколько абсолютно «митьковских» историй.

1987 год. «Сухой закон» в полном разгаре. Ваня с компанией сидит на выставке в Кремле, где он тогда работал. Допивают пузырь. Вдруг звонок, и девичий голосок молвит, что только убили Полковника. В компании в авральном режиме объявляют траур по погибшему другу, гоношатся, чудом добывают еще один пузырь. И когда бутылка уже распечатана, дверь открывается и вваливается живехонький Полковник. Оказывается, захотел выпить на халяву.

1990 год. Фестиваль «Рок-акустика» в Череповце. После концерта организаторы устроили ужин для участников. Горячее и по полбутылки водки — внимание! — на столик! При этом надо учесть, что достать выпивку тогда было делом крайне замысловатым. Все закручинились от мизерности подачки. И тут входит Полковник. Увидев расклад, он начал кулаком стучать по столу и скандировать «Водки! Водки!». Естественно, его клич был поддержан остальными рокерами. Полковник стучал по столу до тех пор, пока организаторы не вынесли — внимание! — по две бутылки на столик. В этом весь Леха!

После отпевания в часовне кладбища Марьина Роща гроб с телом вынесли для последнего прощания. Людская струйка последний раз целующих его в лоб, последний раз пожимающих ему руку, последний раз всматривающихся в его глаза — казалось, ей не будет конца. Потом со стеклянными глазами шли за гробом, кидали горсти земли вниз, с кем-то встреченным на автомате безмолвно обменивались рукопожатиями.

И вот еще один моментальный снимок, запечатленный в мозгу навсегда: священник, что отпевает Полковника, одной рукой раскачивает маятник кадила, а другой делает кадр своим мобильником. Себе на память.

Когда я раньше после чьей-то смерти слышал фразу «Я еще не верю, что он (она) не позвонит мне, не придет в гости…», почему-то думал, что это фигура речи, а тут остро ощутил ее горькую правду.

Да, я не могу поверить. Ведь вчера еще он был живой!

Перед самым моим отлетом в Италию, Полковник позвонил мне и стал расспрашивать про Барселону, где я отдыхал в прошлом году. Выспросил все — в какую турфирму обращаться, в каком отеле лучше остановиться, как съездить в город, где жил Дали, ведь там все рядом. И я был в полной уверенности, что он отправится туда. Но он улетел в другую сторону.

Вконце марта 2008 года мы вместе участвовали в мемориале Егора Летова, что проходил в «Рекорде». Полковник со своими «однополчанами» выступал перед «Хронопом», и, трезвый как стекло, дал один из лучших концертов на моей памяти. Немного, но по делу общался с публикой, пел сосредоточено, мощной глоткой и вместе с тем как-то особенно лирично. Я после выступления подошел к нему и все еще на правах старшего товарища поблагодарил за доставленный кайф.

А четырьмя месяцами ранее мы вместе ездили с акустическим концертом в Саров. Там, может быть, Полковник был не в самой лучшей форме, болел бронхитом, но отыграл и отпел час на одном дыхании (концерт записан на видео). И мою любимую «Два солнца» исполнил. Опять же по-трезвой, нежил свое больное горло лишь горячим молочком.

В Саров мы приехали за несколько часов до концерта, поэтому у нас было время пройтись по местам жития Серафима Саровского. Побывали в Храме, где находится восстановленная келья святого, затем зашли в тесную избушку, выстроенную на месте его лесного жилья, там было очень холодно, пар шел изо рта, несмотря на то, что тут же топилась русская печка. Затем по тропке спустились к источнику Саровского, кстати, к подлинному, а не тому, что в Дивееве, дивеевский организован исключительно для туристов. И Полковник умылся этой водой — это в пятнадцатиградусный-то мороз! Потом мы по очереди прикасались к священной саровской сосне (в три обхвата), которая по преданию помнит преподобного Серафима. И которая почитается за живой оберег. Но ведь не уберегла…

Вадим Демидов, хроноп