08-10-20

Общество

История как проект

Старинные крепкие дома, с резными наличниками на окнах, с воротами, палисадниками, словно и не прошли десятки, а, может, и сотни лет, как стоят они здесь, охраняя покой и размеренный, чинный порядок старинных сел. Великий Враг, Кадницы, Работки. Совсем близко и все-таки в стороне от больших городов идущая своим чередом сельская жизнь. Каждую неделю в программах Кстовского ТВ раскрывается перед нами история волжских мест, овеянных преданиями старины, воспетых и в литературных строках, и в кинематографических кадрах. А судьбы — и не только исторические — перед нами: россыпь коротких откликов на журналистские вопросы, живые воспоминания и вот она — история волжских мастеров-лодочников, штурманских и капитанских династий, прославивших эти места на всю Россию. С точки зрения профессионального владения визуальным языком, может быть, не все вызывает в этих программах согласие. Но вот главное, что вполне возможно откликнется через годы, есть: простые, как принято говорить, люди, которые искренне, не напоказ любят свою землю, не мечтающие уехать в далекие заморские страны и без которых уж точно нет России.

Всей своей жизнью человек связан с домом. Если не с домом, то с воспоминанием о нем. Русские деревянные дома стали на этой неделе объектом не только исторического, но и архитектурного интереса в видеожурнале «Строй!» (ННТВ). Есть всегда в этой программе твердая «культурная» почва. И город для ее авторов — это живой, развивающийся организм, но всегда вписанный в контекст истории, и нижегородской, и российской. Думается, основой этому — настоящий журнализм ее основателей Юрия Немцова и Николая Мурзинова: и свой взгляд на мир, и мастерство съемки, когда этот мир, словно «стекает» на экран и раскрывается перед нами в своей простоте и мудрости.

Международный день архитектора дал повод к размышлению о современном подходе к историческому наследию. Интервью Николая Мурзинова с австрийским архитектором Германом Кауфманном могло бы подарить новое дыхание нижегородскому деревянному зодчеству. Родившийся, по его собственному признанию, «с топориком в руках», Кауфман убежден: деревянные дома — богатство, которое нужно беречь. Мы же, напротив, расстаемся с прошлым легко, как дети. И старый город уходит, оставляя нам воспоминания о том, чего не вернуть. Вот и другой участник программы Игорь Петров, зам. начальника управления государственной охраны объектов культурного наследия Нижегородской области, говорит о домах на улице Белинского, которые остались только в памяти и на бумаге. Целы пока два дома на улице Гоголя, с богатым декором, с традиционной глухой и пропильной резьбой, с памятью о людях, их построивших, со своим неповторимым миром городских усадеб. Надежда на сохранение этих домов есть: они переедут на специальную площадку, проект уже согласован. Как дома престарелых для одиноких людей, так и эти «специальные» площадки — долой старость с глаз, пока мы молоды!

Вот кто-то родился с топориком в руках для созидания, а кто-то — для разрушения. И уже вздыхают авторы одного из сюжетов в последнем воскресном выпуске «Вести — Приволжье. События недели» по поводу дискуссий вокруг проекта реконструкции гостиницы «Волжский Откос», которая находится в исторически охраняемой зоне: что долго разговаривать — надо скорее строить, осваивать деньги инвесторов, пока они не ушли. Экая досада на слово! Будто вовсе и не слово, а лопата да топор — привычные инструменты журналистов. Будто не за право слова боролась на протяжении всей своей истории пресса, не за возможность обсудить на «свободном рынке идей» проблемы, касающиеся человека. А топор — он ведь всегда наготове, железный или символический.

Кто-то родился с топориком в руках для созидания, а кто-то — для разрушения

«Память — это медная доска, покрытая буквами, которые время незаметно сглаживает, если порой не возобновлять их резцом», — напоминают нам великие. Как мы слышим их и слышим ли вообще, а если слышим, то что выносим для себя из этого общения? Программа Сергея Чуянова «Портреты пушкинской поры» заряжена энергией поиска ушедшей истории, неповторимой и самобытной. Выставка в залах Нижегородского художественного музея представила полотна всемирно известных и неизвестных русских художников, и проникнута главной творческой задачей — вынуть из забвения, вернуть имена, открыть новый духовный пласт, которым обладает коллекция музея, предложить новые темы для разговора с посетителями музея, пушкинистами, разгадать пока еще не разгаданные исторические загадки. И все бы радовало истосковавшиеся по опустевшей культурной нише зрительские сердца, если бы не последний титр — «ННТВ. 1999», отодвинувший многие надежды на предлагаемый каналом разговор через почти десять лет после события: когда, с кем? Живое дыхание события, исходившее от экрана, вернуло себе статус музейного экспоната, только теперь уже телевизионной истории.

Имя Пушкина звучало не раз на этой неделе в выпусках информационных программ: в Нижегородском политехническом университете прошел молодежный фестиваль искусств «Болдинская осень». Сам по себе факт, безусловно, заметный и на поверхностном уровне вроде бы весьма позитивный. С той молодежной легкостью, которую транслировал экран, были расставлены и журналистские оценки, тоже легкие и позитивные.

Пушкин современен, он интересен сегодняшней молодежи. «Невозможно техническое образование без духовного» — правильно говорили современные студенты. Более полно их представление раскрылось в сюжете программы «Парк культуры». «Пушкин это наше все!» — радостно, хотя и не без легкой иронии подключился к разговору с журналистом один из участников. Здесь разногласий с традицией не возникло. Но ведь неловко было бы молодым и не поспорить с устоявшимися взглядами: Дантес — он не мерзавец, не подлец, он просто человек, вынужденный стреляться! Вынужденный кем — уточнять не стали, ни автор концепции, ни журналист. «Я на сцену, стихи не очень лезут», — признался другой участник в ответ на предложение вспомнить хотя бы строчку из пушкинской лирики. Это был исполнитель роли Пушкина. Действительно — до стихов ли, когда такая роль. Далее следовала сентенция про «невозможность технического образования без духовного» и подытожила для нас, непосвященных, главную идею этого «проекта». Я не против таких проектов, дай бог здоровья его организаторам, их образовательные задачи понятны, и, скорее всего, фестиваль эти задачи решил. Вопросы остаются к журналистам: ни вопроса, ни капли сомненья в том, что так вот просто, бездумно, дозволено нам судить о гениях и злодеях, панибратски похлопывать их по плечу.

Блеск внешнего закрывает собой смыслы. Вот и для авторов сюжета о съемках фильма «Адмирал» важнее оказалось доложить нам о количестве компьютерных кадров в фильме, чем хотя бы словом обмолвиться о личности Колчака. Важнее восхититься тремя дублями Сергея Безрукова в ледяной воде (это «для пущей реальности», комментирует эстетику будущего фильма автор Корепанова), чем поинтересоваться его пониманием трагической судьбы адмирала. И снова нам представляют историю как чей-то новый проект, полный всамделишных взрывов, трюков и изысков новых технологий.

Но конечно, самый главный проект, «наше телевизионное всё» — со странным для носителя русского языка названием — «Имя Россия». Отвечая на вопросы посетителей официального сайта проекта, продюсер Александр Любимов признал «постмодернистскую корявость» имени проекта, что придает, на его взгляд, «необходимое ощущение агрессии этого бренда». Бренд и агрессия — это понятно, только причем тут история? История России во всей многозначности этого слова? Во всей множественности судеб известных, а большей частью безвестных ее людей, которым теперь предстоит получить одно имя? Совсем недавно авторы проекта атаками хакеров на сайт и всякими прочими технологическими уловками пытались объяснить «успех» Сталина в процедурах предварительного голосования. Но ведь по сути дела в основе своей идея этого проекта тоже весьма авторитарна. Весь ход проекта ведет к утверждению превосходства одного «имени», одного пути для страны, которого Россия никогда не знала. Вся ее политическая история, история интеллектуальных и духовных исканий складывались именно благодаря своей многозначности. Именно этим и стала интересна миру русская культура. И любой герой, который победит в этом проекте, возрос на многослойной культурной почве. И вот уже отвергнуты и Мандельштам, и Анненский, и Гумилев, и Булгаков. Поймем ли мы историю ХХ века, и мировую, и российскую, без этих имен? Или новые поколения будут считать, что Гумилева — уж так случилось — просто вынуждены были убить?

Наверное, мы оглядываемся назад, в историческое наше прошлое, чтобы идти вперед. Вся история дана нам затем, чтобы яснее представлять свое будущее. Но затем ли прошла журналистика свой полный трагических судеб исторический путь, чтобы только презентовать внешний блеск и внутреннюю нищету шоу-проектов. Разве не затем, чтобы оставить за собой право задавать вопросы, чтобы не отпускал, отзывался болью окуджавский вопрос: для чего мы пишем кровью на песке? Ведь письмена, оставленные для нас теми, кто нам предшествовал, могут сказать нам что-то главное, чего мы ждем, а может быть, и не ждем как раз. Еще не так давно, когда открывались архивы и спецхраны, рождалось не только чувство своей сопричастности истории, но и надежда на то, что откроется сокровенное, долгожданное знание о нас, о России, и что не пафос, не фанфары, не новые идеологемы станут знаменем этих исторических открытий.

Об одном из «отставленных» проектом имен — Антоне Павловиче Чехове — в программе «Парк культуры» размышлял, и как всегда интересно, театральный критик Александр Пашков. Точнее — о новой постановке чеховского «Дяди Вани» на нижегородской сцене. Приводя мысль Анатолия Эфроса о том, что Чехова надо ставить в театре, где меньше всего знают толк в чеховском тоне, Пашков сразу предупредил, что не надо и в этот раз ходить в театр тем, кто этим чеховским духом пропитан. Как, наверное, не надо смотреть модные проекты и тем, кто всерьез полагает, что Россия — больше одного имени, пусть и самого великого.

Елена Кузнецова