08-10-27
Общество
«Никто сегодня СМИ всерьёз не воспринимает»
В прошлом номере «Новая» в Нижнем» опубликовала интервью с Воаном Смитом, президентом журналистского клуба Frontline. В тот день, воспользовавшись удобным моментом, шеф-редактор «Новой» в Нижнем» побеседовала и с российским куратором проекта, сотрудником Центра экстремальной журналистики Юрием Бурцевым.
— На ваш взгляд, откуда в российских журналистах самоцензура?
— Вы помните, как появилась первая российская газета? Знаете, почему шведы, прочтя эту газету, испугались русской армии? Потому что когда Пётр спросил у одного из своих генералов, сколько у России пушек, и узнал, что их пять, — он сказал, давайте напечатаем, что 28. Я думаю, что, к сожалению, традиции так называемой «гражданской журналистики» в нашей стране просто не существует. Практика здесь крайне мала. Есть замечательный профессор МГУ, Иосиф Дзялошинский, который говорит о «гражданской журналистике» как о «журналистике соучастия». В том случае, если журналист пытается в своей работе исходить из анализа описываемой ситуации, вставать на позиции гражданина некоего сообщества, в которое он погружается, то есть смотреть на происходящее не сверху, а изнутри, это и есть «журналистика соучастия». Тогда вырабатывается определённый алгоритм поведения. В этой ситуации ты становишься гораздо честнее с аудиторией, и сложно оказывается включить внутренний цензурный механизм, ограничивать себя в подаче фактов, потому что в этом случае ты не помогаешь решению конкретных проблем. При такой модели выше степень не только ответственности, но и справедливости, порядочности журналистского текста. К сожалению, с позиций гражданской журналистики у нас работает очень мало людей. Очень немногие видят прямую взаимосвязь между свободой слова и качеством жизни. И это огромная проблема для страны. Мы чётко прослеживаем взаимосвязь между решением партии правительства и тем, как это решение проводится в жизнь. Приехал губернатор, сказал заасфальтировать дорогу — её заасфальтировали. Но сколько при этом было потрачено денег, надо ли было её асфальтировать или это вообще было не нужно, кто был подрядчиком — на эти вопросы мы не отвечаем. Нет анализа ситуации. Получается, что мы видим связь между действиями власти и качеством нашей жизни, но не между качественной журналистикой, свободой слова и той системой координат, в которой мы существуем.
— Существует мнение, что в Норвегии и Финляндии самые развитые информационные общества. Это соответствует действительности, на ваш взгляд?
— Я дважды бывал в Норвегии и наблюдал, как они работают. Я считаю, что норвежская журналистика работает в каждом коммьюнити. Они чётко анализируют ситуацию. Журналисты постоянно устраивают какие-то дебаты, дискуссии — вплоть до того, выгодно или не выгодно строить очередную нефтяную вышку, открывать её или закрывать. Вообще, когда в Норвегии нашли нефть, в стране началась глобальная дискуссия, как ею воспользоваться, кто должен разрабатывать месторождения. Проводились опросы, референдумы. Это высокая активность и СМИ, и граждан, которые решали проблемы, стоящие перед сообществом, вместе. Журналисты находились вместе с гражданами — отсюда высокая степень доверия к ним. В Норвегии всего лишь несколько лет назад появился первый коммерческий телеканал. До этого существовало только два общественных канала. Это не плохо и не хорошо. Просто факт — местному сообществу их было достаточно. Сколько в России коммерческих телеканалов? У нас вообще появился жанр пропаганды. Она везде. Пропаганда роскошного образа жизни, циничного поведения, определённых ценностей, потребительства, нацпроектов — этот механизм работает в нашей стране крайне мощно. На каком-то этапе развития страны подобного рода концентрация журналистского сообщества на решении неких общественных проблем, возможно, явилась положительным фактором с точки зрения экономического развития. Но давайте вспомним историю. Каким образом решали эту проблему экономического благосостояния. Путём монополизации властью идей и мыслей. Но это работает на коротких промежутках времени, как показывает история. А дальше? Если местное сообщество не включается в решение проблемы, если мы отодвигаемся от решения проблемы, то передоверяем его другим людям, рассчитывая, что они сделают это лучше, но это еще не факт.
— Вы по разным регионам ездили с этим проектом. Где ситуация со СМИ обстоит лучше всего?
Если журналист попадает в круг внимания власти, он может забыть о своей профессиональной ответственности перед обществом
— В Перми. Так сложилось исторически. Там созданы условия для существования некоммерческого сектора. Есть программы по выдаче различного рода грантов НКО… Вообще есть очень хороший показатель. Пару недель назад проводился всероссийский опрос среди граждан об уровне коррупции. Спрашивали, как часто вы даёте взятки для решения своих проблем. На первом месте оказалась Москва, поделившая его с Краснодарским краем, — в этих регионах 50–52% респондентов давали взятки. А в Перми — 17%. Значит, там люди к этому способу решения проблем не прибегают, потому что работают другие институты, которые решают эти проблемы в русле правового государства. С моей точки зрения, это удачное стечение обстоятельств — заслуга и людей, там живущих, и власти, адекватно действующей с точки зрения развития общественно-политических и экономических процессов. Например, сейчас они реализуют программу «Семь важных дел». Рассказывают людям, на что направляются средства из краевого бюджета и в каких объёмах: сколько денег выделяется на строительство кардиологического центра, сколько — на зернохранилище, сколько — на выращивание картофеля. Реализуется эта программа при широкой информационной поддержке — ролики, билборды. Я других таких примеров не знаю. Губернатор Пермского края достаточно часто проводит встречи с гражданами, где он выступает с публичными лекциями о том, какие стратегические задачи и цели решает краевая администрация. Отвечает на вопросы.
— А что в Нижегородской области?
— Вообще нижегородские СМИ всегда были достаточно взвешенными… Сказать, что здесь не существует каких-то способов донести информацию или возможностей это сделать, я не могу. Она, наверное, есть. Как есть СМИ, которые в случае желания журналиста эту информацию донести, могут это сделать. Здесь можно вернуться к разговору о самоцензуре. Она проходит внутри каждого из нас. Очень часто решение, давать какую-то информацию или нет, принимает сам журналист, исходя из оценки тех последствий, которые может за собой повлечь данный шаг. В общем-то, это тоже нормально, но результат компромисса остаётся на совести журналиста…
— Хрестоматийный вопрос. Где у нас журналисты свободнее — в регионах или в столицах?
— Как правило, провинция может поругать центр, а центр — провинцию. Хотя, по моему ощущению, в регионах работать труднее. К великому сожалению, здесь работает принцип близости власти, и степень воздействия и влияния оказывается очень сильна. Всё-таки в огромном мегаполисе с огромным рынком, рекламным в том числе, работать проще. Мысль пульсирует, могут появляться альтернативные взгляды… Что касается федеральных СМИ, здесь всё сложнее. Пользуясь брендом федерального медиа, попадаешь в сферу интересов тех, кто отвечает за информационную политику в стране. Но степень влияния настолько сильна, что объективность теряется.
— Мы отличаемся от западных журналистов?
— Конечно. У нас существуют своя ментальность, свои культурные традиции, своё восприятие действительности. Поэтому некоторые решения, которые принимаем мы, вызывают недоумение на Западе. Вопрос в эффективности этих решений. Первые встречи, которые мы проводим в рамках проекта Frontline, доказывают, что это очень полезно. Фильмы, которые мы показываем, зачастую представляют альтернативный, осторожно скажу, некоему сложившемуся стереотипу взгляд. Однозначность и отстаивание своей правоты не самые плохие качества, но умение слушать другую сторону и оценивать её аргументы тоже очень важно. Так рождается истина, на мой взгляд.
— Какие перспективы у российской журналистики?
— Здесь всё напрямую связано с общественно-политическими процессами. Никакого развития до той поры, пока журналистика не будет рассматриваться как институт гражданского общества, как власть, что сейчас можно слышать только на кафедрах журналистики, не будет. Никто сегодня СМИ всерьёз не воспринимает. Произошла серьёзная подмена. Мы вернулись к советскому инструментарию. Существует проблема, о которой, власть считает, надо говорить и хорошо бы ещё описать, как она, власть, эту проблему решила, — и журналисты работают. Что греха таить… Замечательна работа журналистов, функционирующих в качестве подставки под микрофон. Звонят в редакции сотрудники, предположим, МВД и говорят, что у них есть возможность предоставить какую-то информацию. Приезжает журналист, ему показывают, что снимать, дают пресс-релиз, он возвращается и озвучивает то, что ему показали и объяснили. Он кем проработал? Это громкоговоритель. А есть другие механизмы — когда эти же структуры обязаны отвечать на запросы СМИ, а журналист вправе подвергать сомнению те или иные решения, и если факты говорят о том, что власти поступили верно, сама аудитория делает об этом вывод. Мы же часто видим, когда журналисты выступают в роли все тех же пропагандистов.
— Эта машина может сломаться? Ведь закладывается определённая профессиональная ментальность, люди привыкли работать так и уже, по-моему, получают удовольствие от того, что они делают.
— Ну власть обладает определённой привлекательностью. Она даёт возможность почувствовать себя причастным, вхожим в некие «элитарные круги». Поэтому если журналист попадает в этот круг внимания, он может забыть о своей профессиональной ответственности перед обществом. Повторюсь, журналистика может измениться только вместе с общественно-политической ситуацией. Я не имею права и, наверное, это было бы неверно, призывать журналистов бойкотировать что-то или кого-то. Я вижу две возможности. Быть честным и справедливым к себе — по возможности. И диалог, максимально публичный, с властью в попытке отвоевать для себя большее пространство независимости.
Беседовала Эмилия Новрузова
Юрий Бурцев
За год до путча 1991 года вместе с братом организовал в Калуге регулярное частное телевещение. Это была одна из первых в России частных телекомпаний. Ее корреспонденты работали в шлейфе демократических преобразований страны, создав самый популярный в городе телеканал. Режиссерское образование получил в Санкт-Петербурге. Работал в качестве продюсера в ряде международных проектов. Учредитель, генеральный директор АНО «Центр Общественного телевидения». Создатель ряда социальных проектов на телеканале «Славия» (Новгород Великий). Ведёт авторские тренинги для сотрудников НКО и журналистов «ТВ Проекты общественной журналистики». Соавтор фильмов телеканала POLONIA (2005-2006): «Канал имени Сталина», «Соловки, начало ГУЛАГа». А также автор фильмов «За закрытыми дверями», «По следам Одина», «Дело Романа Бара», плюс цикл документальных историй для проекта «Вся Россия» («Кирасиры», «История одного памятника», «Мечта под парусом», «Возвращение мастерства» «Копировальщик» и др.).
В Центре экстремальной журналистики с мая 2008 года. Координатор проекта Frontline в России.