08-12-01

Культурный слой

Инфаркт для товарища Суслова?

В Художественном музее в Кремле открылась любопытная выставка. Ветеран нижегородского андеграунда Валерий Алешин представил свои работы чуть не за полвека

Неспешный проход по нескольким залам оставил у меня (и не меня одного) ощущение шарады, парафраза, розыгрыша. Словно кто-то взял себе цель перепутать все карты, а потом доставать по одной и рубашкой вверх заставлять отгадывать. Потому что, к своему стыду ничего не зная о художнике, я о первой увиденной картине («Красная гитара») внутренне воскликнул: «О, Ривейра! Только в миниатюре». Потом взгляд перешел на «Филонова» («Ночной дозор»), далее на «Петрова-Водкина» («Кувшинка»). Живописную энциклопедию можно было продолжить вплоть до Матисса («Прозрачный натюрморт») с его чистым цветом и нарочитым пренебрежением к объему и перспективе.

Я как зритель оказался просто сбитым с толку, совершенно не понимая, как мне адекватно воспринимать данную экспозицию. С одной стороны, безусловное обаяние непохожести на официоз, яркие всплески наива и искренности. С другой — стилевой и колористический винегрет, разбитое зеркало, которое, увы, не дает никакого представления об авторе, кроме фронды и априори присущей андерграунду социальной невнятности.

Я нисколько не хочу умалить степень таланта и самобытности художника, выпукло явленные в трех шедеврах («Белая лошадь», «Девушка с косами» и особенно «Котеныш»), но творческий поиск и плохо спрятанная эклектика для меня все-таки разные понятия.

Мне очень импонировала авторская раскрепощенность, упоение свободой и просто ее декларация. Но если говорить о выставке как о едином и концептуальном, то она производит впечатление нереализованных возможностей, чего-то в ­потенциале, набора цитат. В конце-концов милое, детское восприятие окружающего мира, но в неловких потугах на его взрослое осмысление. Так и хочется крикнуть: «Ну, сейчас-то что мешает говорить в полный голос!?», ибо по большому счету нет ни своего почерка, ни подобающей возрасту мудрости.

Ведь вот, к примеру, ни с кем не спутаешь работы того же Сергея Сорокина или Галины Каковкиной, настолько личность и художественная самобытность автора проявляется в его результатах.

Вообще андеграунд — тяжелая тема, где-то сродни пресловутому «еврейскому вопросу». Тема донельзя политизированная, а потому истерично обидчива. Официальный художественный бомонд, признанный мастер безликих натюрмортов, лакированных портретов власти и аполитичных пейзажей, отрицает альтернативное искусство уже самим фактом своего существования. С другого боку сей феномен ангажировано поддерживают «либеральные» СМИ, которых волнует именно «либеральность». Такая кособокая ориентация выводит андерграунд из-под прицела собственно художественной критики, предоставляя тому вариться в соку собственных амбиций. Что из этого получается, мы можем наблюдать на примере «Черного пруда», где сама идиома «андерграунд» становится брендом и предметом коммерции. Где Сметанин с его полотнами невероятно позитивной энергетики просто разочаровывается в светском искусстве, протестант и демиург крупного мазка Сорокин превращается в крепкого профессионала, а заскочившая в последний вагон Панкова незатейливо занимается цветовым макияжем «на заказ» и «под ключ».

И никаких особенных перспектив в сторону Искусства.

Чик–чирик, я — в башне из слоновой кости!

25 ноября в киноцентре «Рекорд» закрылась фотовыставка «В поиске» памяти известного фотографа и педагога Юрия Федоровича Шпагина. Двадцать его учеников представили по одной-две, как я понимаю, лучшие свои работы.

Получился, в профессиональном смысле, такой шикарный фотосейшен, так как концентрация таланта на единицу (буквально) была просто запредельной. Практически не было проходных работ, и даже твердый реалист Георгий Ахадов явил миру что-то психоделическое в виде размытого «моря огней».

Из двух работ Натальи Планкиной мне, безусловно, понравился «Волейбол», интересно снятый против заходящего солнца. Из натюрмортов в гордом одиночестве присутствовали пастельные «Белые вазы» Виктора Мельникова. А самыми «прикольными» показались фотошутки Александра Крупника и графити-задворки Алексея Панова.

Более серьезными, как и следовало ожидать, оказались портреты, и среди них, по-доброму красивый, глаз не оторвать, того же Панова. Просто философской инсталляцией воспринялся триптих Ольги, Юрия и Ивана Куликовых «Песок времени», «Нефертити» и «Старик». А самыми стильными — интересное фото «Дама с сигаретой» Андрея Теребилова и «Фонтан» со «Стеной» Милы Артемьевой.

Все это дивное собрание было, конечно, мило, красиво, безупречно с профессиональной точки зрения и вообще очень напоминало «серебряный век». Так что даже после такой сказки не хотелось выходить на темную, промозглую улицу, где на тебя тут же наваливалась лихая российская реальность вкупе со лживым телевизором, фальшивым оптимизмом политиков и прогрессирующей бедностью, своей и своих друзей и знакомых.

По мотивам увиденного вспомнилась забавная детсадовская игра, типа догонялок. Только когда убегающий ребенок чувствовал за своей спиной неизбежность, он радостно соединял над головой ладошки и звонко выкрикивал: «Чик-чирик, я — в домике!» и после этого его — ни-ни. Такое вот было условное спасительное правило. Из них, собственно, детство и состояло, когда от страшной концовки сказки можно было убежать, закрыв уши, а от злого Бармалея спрятаться под одеялом. Где-то году на дцатом вдруг оказалось, что условности больше не действуют, и жизнь, увы, больше не соблюдает правил. Оказалось, что с детства родной и привычный родительский дом надо отстаивать кулаками или с морем бумаг по судам. А половина самих детсадиков просто перестала существовать, превратившись в левые инкубаторы по выращиванию ну крайне необходимых народному хозяйству юристо-экономистов.

В общем, история повторяется и никого ничему не учит. И в начале 20-го века все, казалось, спокойно. И жизнь богемы, нюхавшей кокаин и внимавшей при свечах куртуаз­ной поэзии за стенами башен из слоновой кости, казалась единственной реальностью. А озверевшую от бескормицы и окопов революцию экспортировали, должно быть, с Марса. Это вообще наша национальная традиция, типа «с легким паром» — что все российские неприятности привозятся с Луны и непременно в пломбированном вагоне. Вон и Герберт Уэлс писал, а ему не верили. Как не верят и сейчас.

Ведь так противно на улице со всеми этими бомжами, беспризорниками, ноющими пенсионерами и наивными дольщиками. Зато в домике так уютно, даже если он построен по проекту архитектора Наф-Нафа.

Сергей Плотицын