08-12-29

Общество

Телевизионные мечтания

Предновогодние дни, словно созданные для того, чтобы подчинить их ускоряющийся бег ожиданию волшебной новогодней ночи, тем не менее всегда обращают нас и к более обстоятельным размышлениям о нашем прошлом и будущем, к своеобразной игре со временем, к тому, что в классическую эпоху называли мечтаниями. Чтобы прогнозировать развитие современного телевидения, совсем не плохо заглянуть в былые прогнозы, поскольку касались они когда-то нашего настоящего. Когда телевидение только завоевывало общественное внимание, ему часто отказывали в возможности быть эстетическим явлением, поскольку рисовали его будущность как прибежище весьма банальных форм. Тогда, в годы становления телевизионной эстетики, шли бурные дискуссии: сможет ли зритель расшифровать коды нескончаемого визуального потока образов, различит ли и воспримет ли те социальные и эстетические смыслы, которые посылали ему создатели телевизионных программ. Под шум этих споров и пророчеств новый канал коммуникации набирал силу и довольно быстро не оставил надежды на лидерство ни традиционной печатной периодике, ни еще недавно поражавшему воображение радиовещанию. И былые прогнозы как-то померкли, потускнели, стали восприниматься как ошибки тех, кто еще не разглядел его творческого потенциала, его нарастающего могущества.

И вот через полвека те опасения, которые в начале телевизионной эры казались смешными, вдруг высветили с новой силой проблемы сегодняшнего телевидения. Прогноз, что в будущем телеэкран может стать прибежищем банальности, к сожалению, оправдался. Перелицовка федеральными каналами давно отыгранных программ и сюжетов зарубежного образца вконец убила все своё, новое и творческое, сделав отечественный эфир чужими задворками. Да и там, где, казалось бы, уж совсем «своё» — беды и радости не придуманной, а «живой жизни», не осталось места ни сочувствию, ни состраданию. Мы стали, как нам и предрекали, «глобальной деревней», поскольку всё обо всех знаем, но потеряли свойственную природе деревни естественность и искренность. Поэтому чаще всего «всё» — это чья-то реклама, и все герои щеголяют в яркой маркетинговой оболочке.

Банальность заполонила и эфир региональный. А творчество, как известно, не терпит банальности, это понятия-антиподы. Старая шутка: «Нам не нужно, чтобы это было хорошо, нам нужно, чтобы это было в четверг», до сих пор вспоминается, когда включаешь некоторые цикловые программы. Не оставляет впечатление, что программа вышла в эфир не с намерением что-то сказать, сколько по необходимости быть там в установленное время: ни новостей, ни открытий, ни нового взгляда на уже устоявшееся.

Соревнуясь друг с другом, журналисты рассыпают к месту и не к месту давно ставшие расхожими цитаты, которые, кажется, уже не стали бы повторять и их авторы. Поищите сюжет про благоустройство без сентенции про «две беды», размышление на темы политики без ссылки на вечные русские вопросы, а начинать рассуждать про жилищные проблемы, не сославшись на испорченных квартирным вопросом москвичей, так и совсем моветон. А как не украсить сюжет цитатой из фильма? Что за дело до того, что сюжет документальный, а фильм художественный — каждое лыко должно быть в строку! Раз это есть под рукой, значит этим надо пользоваться. О том, что классики оставили нам в наследство метафоры не с прагматической целью бытового использования, а для понимания мира и человека, для размышления над вечными вопросами, вспоминать не принято. Так что бед у нас давно не две, а куда больше.

Когда-то телевидение назвали врагом беседы, имея в виду то, что оно отвлекает людей, привязанных к экрану, от общения в реальном мире, переводя все коммуникации в светящуюся плоскость экрана, узурпируя внимание публики к своим беседам. Телевизионных бесед было много, и вовсе не оттого, что телевидение не умело отобразить действие. Телевизионная специфика как раз и возникала из изначальной способности объектива регистрировать действие, событие, запечатлевать великие моменты истории, когда таковыми их еще никто не числит. Беседа же воспринималась как дальнейшее развитие на телевизионной платформе новых форм коммуникации. Сегодня бесед не осталось нигде — ни в мире реальном, ни в экранном. Мы все больше говорим о коммуникациях, о коммуникативных технологиях, о необходимости диалога как основной форме общения людей в глобальном мире, о коммуникации как залоге будущих договоренностей, но диалога-то по существу и не предлагаем.

Интерактивность как определяющий признак новых технологий заявляет себя в нашем региональном информационном пространстве достаточно робко. Оговорюсь, что не имею в виду телевизионное голосование на телеканале «Волга», уже имеющее свою многолетнюю традицию. Строго говоря, отнести его к сфере проявления интерактивности нельзя, поскольку никакого дальнейшего влияния на ход коммуникации, даже в пределах одного телевизионного выпуска, результаты опроса не оказывают. К тому же непрозрачность такого рода связи все равно продолжает ее характер коммуникации «от немногих к многим», ограничивающей возможности реального взаимодействия.

Но и в разного рода интервью, беседах, там, где интерактивность возможна и действительно нужна, контакта чаще всего тоже не возникает. Похоже, что журналисты, задающие вопросы, меньше всего нуждаются в неожиданных ответах, словно сам вопрос был задан не с целью получения неизвестной информации (иначе, зачем бы его задавать?), но просто для того, чтобы вычеркнуть его из подготовленного списка и задать следующий. И ответ повисает в воздухе, как будто никому не предназначенный, без всякого отзвука, без какой-либо живой реакции.

Может быть, наибольшим проявлением этой невесть откуда взявшейся «модели» коммуникации, стали ролики, прошедшие в эфире всех компаний, посвященные значимым событиям года. Такие даты обычно являются поводом к диалогу, поскольку по сути своей являются общей нашей историей. Подобные вехи были в уходящем году обозначены и в региональном эфире: 500-летие Нижегородского Кремля, Год семьи, 90-летие комсомола. Эти три события были выбраны предметом для масштабной социальной рекламы, а, значит, судя по всему, для продвижения социальных идей, необходимых сегодня стране, людям, обществу. То, что общество сегодня не так хорошо знает свою историю, говорить не приходится. Недавно студентка старшего курса, отвечая на вопрос о том, что такое комсомол, убежденно ответила, что он объединял людей от 30 до 50 лет. По какой причине они решили именно в этом возрасте объединиться, барышня не знала, как не знала и цементирующих этот союз идей. Наверное, если уж затевать сегодня такой проект, то вряд ли только в расчете на всегда присутствующую в обществе ностальгию об ушедших временах. Думается, что более необходимой, хотя, безусловно, и более сложной задачей было бы не только постараться осмыслить историю, но и заново открыть ее для тех, кто ее попросту не знает.

Историю нельзя ни забыть, ни выкинуть из памяти, поскольку кроме событий, которые время нарекает историческими, история — это еще и судьбы людей, которые, как известно, времен не выбирают. Честно рассказать хотя бы о некоторых из них, отдав дань подвигам тех, кто эту славу заслужил, — вот достойная журналистики задача. Вместо этого по эфиру гоняли, по-другому не скажешь, собранные по случаю фразы случайных прохожих в бравурном маршевом обрамлении. Из одного такого ролика выходило, что подвиг молодогвардейцев относится к годам гражданской войны, и изо дня в день эту ошибку с пафосом посвящали дате, над которой, видимо, даже некогда было всерьез задуматься. Сама же дата была извлечена из всей советской истории и помещена под стеклянный колпак, как будто в основе ее не лежали коммунистические идеи, которые, спроси о них тех же журналистов, не обремененных осваиванием выделенного на пропаганду даты бюджета, вызвали бы у них «законное» отвержение.

Не стал поводом для диалога и Год семьи, вылившийся в ряд презентационных роликов, представлявших мысли о семье в современном мире в такой монтажной «нарезке», что мысль о диалоге со зрителем тут тоже не возникала. Сами выбранные для показа семьи заставили бы просто ахнуть любого, кто имеет отношение к серьезной, непроектной, непрезентационной журналистике. Но телевидение, которое когда-то назвали искусством крупного плана, сегодня таковым не является. Дело, конечно же, не в масштабе изображения, а во внимании к человеку, в настроенности на его «волну». Случается, что лицо и в экран-то не умещается, а человека нет. Здесь не технических возможностей требует телевизионный кадр от журналиста, а человеческих. Финальным аккордом для этих размышлений стал пресс-релиз, распространенный пресс-службой правительства Нижегородской области, начинающийся словами: «Завершился Год семьи». Так и послышался вздох облегчения. Что и говорить, все стало скоротечным, одноразовым, на один день, как и положено любому товару с надписью «Употребить до: смотри дату на упаковке».

Оглядываясь на уходящий год, нельзя не признать, что как всегда, в дефиците свободное слово. Прививки свободой, сделанной в начале 1990-х годов, хватило ненадолго. И речь не только о свободе политической, хотя ее-то мы чаще всего и имеем в виду, когда произносим это желанное слово, но и о творческой свободе, которая остается даже тогда, когда политическая идет на убыль. С пенными всплесками свободы от речевой культуры, от принятых в обществе приличий у творческой своды нет ничего общего. При всей громкоголосице, разухабистости, кричащем стиле приблатненных шоу телевизионный эфир производит впечатление «молчания, навязанного самим себе». Сетка вещания программных телевизионных каналов стала похожа на трафаретную рекламную елку с одинаковыми шариками. Пока региональные каналы еще более или менее свободны от этой заполонившей наши экраны бывшей в употреблении продукции, можно выбрать другой путь, чтобы наша новогодняя елка радовала зрителей уникальными творениями. Сегодня много говорят о вызовах информационной эпохи. Но вызов, который новая эпоха ускоренно развивающихся технологий бросает миру телевидения, это, прежде всего, — вызов творчества. Творчества, по которому соскучились зрители и, право слово, всё простят, если оно вернется на наши экраны. Без творческой воли никакая политическая воля не приведет к возрождению аналитического сегмента в региональном эфире. Музыкальные фестивали, театральные события «устали» быть лишь предметом новостной скороговорки. Каким благодатным разливом могла бы выплеснуться на экраны творческая энергия молодых! Но это уже те самые мечтания, на которые так щедро предновогоднее время. Когда-то эпиграфом к своим «Литературным мечтаниям» Белинский взял небольшой диалог: «Есть ли у вас хорошие книги? — Нет, но у нас есть великие писатели. — Так, по крайней мере, у вас есть словесность? — Напротив, у нас есть только книжная торговля». Неужели более чем через полтора века мы также пропишем наш телевизионный эфир только по ведомству маркетинга?

Елена Кузнецова