09-09-28
Культурный слой
Энциклопедия подводной жизни
Книга Марии Ташовой «Все рыбы» уже получила несколько положительных откликов в центральных периодических изданиях. Среди них главное место занимает статья Марии Хотимской «Памятный узелок», опубликованная в журнале «Новое литературное обозрение». Хотимская отмечает, что для поэтического мира Ташовой характерны такие черты, как «зыбкость грани между внутренним «я» повествователя и реальностью», наличие «подчеркнуто женского взгляда на мир», «открытость и откровенность в описании ощущений», обостренный интерес к «миниатюрным деталям», «стремление постичь «изнанку» существования с разных точек зрения». Кроме того, Хотимская пытается найти те признаки, которые позволяют считать Марию Ташову типичным представителем «младшего» поэтического поколения. К ним она относит «господство свободного стиха, внимание к современным речевым моделям, использование макаронических конструкций, составленных из русских и иноязычных слов». По мнению Хотимской, «по сравнению с лирикой авторов старшего поколения в текстах Ташовой минимально используются цитатность и полифония, литературные и культурные аллюзии».
Однако так ли это на самом деле? Действительно ли поэзия Ташовой настолько свободна от реминисценций и неявного цитирования? На наш взгляд, подробный анализ художественной системы Марии Ташовой позволяет полностью отвергнуть подобного рода суждения.
Возможность их появления связана, видимо, с тем, что в стихах Ташовой «партнер» по интертекстуальному диалогу никогда не называется напрямую, присутствуя в большинстве случаев в качестве невидимого «собеседника».
Возьмем, например, первые несколько строчек стихотворения «Выпрыгнув», открывающего сборник «Все рыбы»: «выпрыгнув из-под выворота пальто / я никто / у меня не мои глаза / и верёвка моя из песка / и тоска такая тоска…» Уже в этом маленьком отрывке внимательный читатель без труда найдет множество знакомых речевых формул, отсылающих не только к литературной, но и к фольклорной традиции. Так, прыжок из-под «выворота пальто» становится допустимым благодаря наличию поговорки «шиворот-навыворот»; фраза «верёвка моя из песка» вызывает неизбежные ассоциации с многочисленными поверьями о колдунах и чародеях, заставляющих отданную им в услужение нечистую силу вить из песка веревки, а из воды или солнечных лучей — канаты; образ потери индивидуального взгляда на мир («у меня не мои глаза») в соединении с фольклорным мотивом бесполезной работы вызывает из текстуального «небытия» такого мифологического персонажа, как Песочный человек (напомним, что в интерпретации Гофмана этот герой западноевропейских преданий «специализируется» именно на похищении человеческих глаз).
Еще одним текстом, в котором причудливо переплетаются западноевропейская литература и русский фольклор, является стихотворение «Куда»: «если не хочешь так / я могу по-другому по-всякому / с федота на якова / могу быть солдатиком оловянным / могу балериной картонной летучей / рыбой дышать без воды пару дней / но не более/менее / только решай быстрей куда / будем чёртика прятать». С одной стороны, оно «населено» персонажами сказки Андерсена «Стойкий оловянный солдатик» (заглавный герой, рыба, проглотившая его вместе с ружьем, прекрасная танцовщица, маленький злой тролль), а с другой — вобрало в себя чрезвычайно распространенную заговорную формулу, знакомую, безусловно, не одним только знахарям и чародеям («Икота, икота, иди на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого, только на меня не переходи»).
На интертекстуальном уровне некоторые фрагменты стихотворений Ташовой напоминают математические уравнения, в которых неизвестные величины необходимо «вычислить». Такая операция применима, в частности, к следующему отрывку из стихотворения «c-bin-том»: «ангел С. неестественно / вывернутым крылом / я с бинтом бегущая к Ю / гу отсюда этажом ниже / февраль с кровоточащим / виском этажом выше апрель / улыбающийся бес.с.ты.же…».
Здесь можно установить, как минимум, две эквивалентности. Прежде всего это эквивалентность между ангелом и бесом, которые, конечно же, не случайно носят одно и то же имя («ангел С.» и «бес.с.»). Противопоставление прописной и строчной букв не столько подчеркивает разницу между небесным и земным, добром и злом, сколько неожиданно воскрешает народный взгляд на бесов как на падших ангелов (при такой трактовке дополнительную мотивировку получает и образ «неестественно вывернутого крыла»).
Однако в данном фрагменте можно обнаружить и куда более интересные соотношения между заранее заданными литературными величинами. Так, ассоциативное «сложение» выражений «я с бинтом бегущая к Ю» и «февраль с кровоточащим / виском» дает нам в сумме финал поэмы Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», где главный герой, которому «вонзили шило в самое горло», видит перед своими глазами кровоточащую, «густую, красную букву «ю».
Во «Всех рыбах» чрезвычайно редко встречается прямое цитирование (один из немногих случаев — стихотворение «Крайние степени», где буквально мимоходом слово предоставляется Чацкому: «как то что не подходит к описанью / как мама мама только бы он выжил / как ухожу карету мне карету»). Чаще всего голоса предшественников звучат в поэзии Ташовой максимально приглушенно, что, впрочем, не мешает их различить. Чтобы убедиться в этом, обратимся, например, к первой строфе стихотворения «Пяльцы»: «какой сегодня вечер/месяц/год / как пальцы непривычно тонки / и пол так сильно любит потолок / что не просунуть и конец иголки…» Если «прислушаться», то в начальной строке («какой сегодня вечер/месяц/год») можно распознать парафраз того знаменитого вопроса, который задавал когда-то лирический герой Бориса Пастернака: «В кашне, ладонью заслонясь, / Сквозь фортку крикну детворе: / Какое, милые, у нас / Тысячелетье на дворе?» Вторая строчка («как пальцы непривычно тонки») будет при этом неизбежно проецироваться на концовку хрестоматийно известного стихотворения Мандельштама «Невыразимая печаль…»: «Немного красного вина, / Немного солнечного мая — / И, тоненький бисквит ломая, / Тончайших пальцев белизна».
В поэтическом мире «Всех рыб» царит самая настоящая интертекстуальная «демократия»: право голоса в нем имеют не только фольклорные и литературные произведения, но и любые другие дискурсивные практики. Так, присловье, сопровождающее популярную детскую игру «Камень, ножницы, бумага», превращается в нем в стихотворение под названием «О»: «птица падает камнем / камень взамен описывает спирали / думает ножницы ножницы я бумага / всё замыкается сворачивается кольцом / лёгкое при падении / группируется в оригами / словно бумажной становится / тоже птицей и гамма поёт / у меня нет дома / куда мне деться».
Расхожая цитата из мультфильма «Тайна третьей планеты» («Птица Говорун отличается умом и сообразительностью») становится своеобразным «эмбрионом», из которого развивается новый представитель мифологического бестиария: ««птица поводырь отличается / действительно очень многим / ходит на пальцах вздыхает / выкладывает на носилки…».
Апофеозом этой интертекстуальной «демократии» является стихотворение, которое дано без названия (есть смысл привести его целиком): «по выбритому наголо песку / по золотистой коже лукоморья / я вижу как оранжевый петух / идёт-бредёт и бредит сам собою // (орехи в скорлупе / и всё блестит / калифорнийский завтрак / крест мальтийский / всё в скорлупе // хлеб белый отрубной / и календарь отрывный подкидной / орехи в скорлупе / и всё кружится // от точки начинается отсчёт / и целый мир в один зрачок / вместится) // здесь чудеса творятся / кто-то бродит / мой Чёрный Человек ко мне не ходит / и что-то на ветвях висит». В нем, как это совершенно очевидно, полностью уничтожена дистанция между прологом к «Руслану и Людмиле», «Сказкой о царе Салтане», «Черным Человеком» Есенина, стихотворением Евтушенко «Со мною вот что происходит…», песней группы Supertramp «Breakfast In America» и недавним российским фильмом «Мальтийский крест» (разумеется, мы перечислили далеко не все интертекстуальные переклички).
Остается добавить, что нормальное функционирование такого плавильного стихотворного «котла» немыслимо без активного участия читателя, который фактически приобретает статус соавтора. Поэтому тех, кто приобрел «Всех рыб», ждет не только несомненное удовольствие от вошедших в книгу текстов, но и напряженная работа по их созданию.
био де факто
Мария Ташова
Родилась в 1982 году. Окончила Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова по специальности «Связи с общественностью». Публиковалась в журналах «Воздух», «Нева», «Новый берег», электронном альманахе «Рец», других интернет-проектах. Лауреат премии «Молодой литератор» (Нижний Новгород, 2007), входила в лонг-листы премий «Дебют» (2006, 2007) и «ЛитератуРРентген» (2007). Участвовала в поэтических фестивалях в Москве, Калининграде, Саратове и др. В настоящее время является арт-директором проекта «Еда и культура».
Алексей Коровашко