09-10-05

Культурный слой

The Racoons: Еноты, играющие фолк

Была у битлов на «Белом альбоме» песенка Rocky Raccoon, повествующая о парне по прозвищу «Скалистый Енот», жена его убежала с другим, и он отправился за ними вдогонку. Хэппи-энда в песне не случилось. Однако этот факт не испугал компанию нижегородских битломанов, раз более десяти лет назад они назвали свою группу «The Racoons» («Еноты»). Сегодня The Racoons — одна из самых востребованных местных клубных команд. Нижегородские «еноты» переиграли множество разной музыки, пока не нашли себя в кельтском фолке. Недавно фолк-рок-бэнд поучаствовал в проекте «Немое кино — живая музыка», озвучив немецкий фильм «Принцесса устриц» (1919 г.). Наш разговор с главным «енотом», мультиинструменталистом Михаилом «Майком» Сауткиным начался издалека. Итак, начало девяностых. Битломаны собираются в клубе имени Кринова…

-Что касается наших мероприятий, то все ограничивалось вечеринками и коллективными просмотрами культовых фильмов — Help!, A Hard Day`s Night и клипов экс-битлов. Но в фан-клубе со мной случилось главное. У меня появились друзья-музыканты — Антон Гурьев, Алексей «Полли» Шеянов, Дмитрий «Вульф» Минин. С ними мы создали The Racoons. Наш первый состав работал в жанре British Invasion, «британским вторжением» обычно называют команды, которые вслед за битлами и роллингами двинули покорять Америку. Воспринимали нас по-разному. В Москве мы нашли массу любителей рока шестидесятых. Это была тусовка, отторгавшая как русский рок, так и современную западную музыку. Команды назывались The Mods, The Dance Ramblers, The Rogers. Собиралась вся эта туса в клубе «Полнолуние» на Большом Каретном. Концерты начинались ближе к полуночи и продолжались до первого метро. Играя там, мы кайфовали оттого, что вся публика знает эти песни и поет вместе с нами. В нижего­родских же кабаках мы с песнями The Troggs и The Kinks были, как инопланетяне.

— Помню, вас тогдашних в «Домике Петра»…

— У нас там были трехчасовые выступления. Мы отыграли неимоверное количество каверов шестидесятых (плюс еще Бадди Холли). Многие из наших друзей очень ностальгируют по тем концертам. Словом, фолк-рок от Racoons — он родом оттуда. «Домик» стал для нас целой эпохой…

Поющий полиглот

— Ты ведь окончил иняз…

— Да, факультет немецкого языка. Ни преподавателем, ни крутым переводчиком я так и не стал. Но иняз мне очень многое дал в плане кругозора и, вообще, стимулировал интерес к другим культурам. А способности к языкам и копированию чужих акцентов неожиданно нашли применение в музыке. Однажды я подсчитал и выяснил, что мне случалось петь песни аж на десяти языках: русском, английском, французском, немецком, итальянском, испанском, португальском, чешском, украинском и даже бретонском. Правда, на сцене я предпочитаю все-таки петь на тех языках, на которых могу говорить, — в основном на английском и французском, а прочей экзотикой стараюсь не злоупотреблять. Вообще, песня для меня интересна в том виде, в котором она родилась. Сейчас у меня появился сайд-проект Radio Luxembourg, где я пою песни Джо Дассена, Сержа Генсбура и еще много чего.

— Чем отличается ирландский фолк от, скажем, бретонского?

— В культуре кельтских стран, а их восемь — Ирландия, Шотландия, Уэльс, Бретань, Корнуолл остров Мэн в Англии, а также Астурия и Галисия в Испании — есть общие моменты. Во-первых, их культуру и язык всю жизнь гнобили более могущественные этносы, — англичане, французы, испанцы, — и многим не удалось сохранить свое наследие. Потому кельтам и свойственна такая пассионарность. Во-вторых, эти культуры сохранили множество архаичных черт, уходящих корнями в Средневековье. Все это придает им определенное очарование. А различия — они везде свои и зависят уже от географии и исторической судьбы конкретных стран. Что касается ирландской и бретонской музыки, то они сильно отличаются друг от друга — по ритмам, по мелодике, по звучанию. Ирландская музыка более архаична. Она усваивает новые инструменты — скрипку, аккордеон, банджо, но практически не меняет своих форм — джигу, рил и хорнпайп. Бретонская музыка более открыта влияниям, поскольку обитает на континенте. Самый знаменитый бретонский инструмент — бомбарда, аналог русской жалейки, жутко громкий. Отличительная черта Бретани — фест-нозы, танцевальные вечеринки с традиционной музыкой, в которых участвуют все от мала до велика. Бретонские хороводные танцы-цепочки — очень демократичное и доступное времяпровождение. Ирландские танцы намного сложнее, не говоря уже о степе.

— Ты играешь на многих инструментах. Как так получилось?

— Я играю на гитаре, клавишных, блок-флейте, tin whistle (ирландская дудка такая), губной гармошке, перкуссии. Но изначально я клавишник. В музыкальной школе проучился пять лет по классу фортепиано. В первой своей группе я играл на органчике «Лель-22». Это было в школе №1. Там занимался со школьниками завхоз Вася, старый рокер. Мою битломанию он воспринимал с отвращением и усердно потчевал меня Led Zeppelin, Pink Floyd и Deep Purple. Но хард-рок я так и не полюбил. А за гитару, как и за изучение английского языка, я взялся лет в шестнадцать, когда захотелось самому играть «Битлз».

— А сам ты сочиняешь песни?

— Вопрос о собственном творчестве — вопрос коварный. Мне случалось встречать людей, которые пафосно заявляли, что играют только свое. Однако нередко выяснялось, что играть чужое им просто не хватает мастерства. Я сочинял стихи на русском, английском и немецком. У меня есть свои песни. Большинство из них — на английском. Почему? У меня нет проблем с русским языком, ведь я журналист, но мне никогда не хотелось петь по-русски на сцене, поскольку я вырос на другой музыке. Вообще пишу я редко. Мой любимый Михаил Жванецкий однажды сказал, что писать — как и писать нужно лишь тогда, когда уже совсем не можешь. Я пока могу — но не исключено, что со временем все изменится.

«Серьезность на сцене — это несерьезно»

— Чем, по-твоему, отличается музыкант, исполняющий фолк, от прочих музыкантов?

— Думаю, музыкант, исполняющий фолк в чистом виде, ни о какой своей специфике не догадывается. Он просто играет музыку, и ему в кайф. Особенности заложены уже в конкретной музыкальной традиции. К примеру, ирландский или бретонский сейшенёр, аккордеонист или скрипач, может на танцах играть одну и ту же мелодию раз десять кряду без каких-либо изменений и никого это не напряжет. В «Рок-баре» нас бы за такое, наверное, удавили струной ми. А у фолк-рокера, то бишь у нас, специфика другая — мы используем традиционный материал для создания неких собственных номеров. В фолке понятие «кавер» вообще неуместно. Ведь никто не знает авторов этих песен и мелодий. Их играли сотни музыкантов до нас, и будут играть сотни после нас. Поэтому я не считаю нынешних Racoons кавер-бэндом. Фолк — понятие растяжимое. Спектр широк невероятно. Можно, как The Dartz или «Мельница», сочинять и петь свои песни на русском, а можно, как москвичи Kirkincho, играть музыку Анд и быть более аутентичным, чем те перуанцы, что выступают у нас на Московском вокзале. И все это у нас зовется «фолк».

— Как вы выбираете, что исполнять?

— Выбираем то, что нравится, и то, что нам подходит по духу. Стараюсь найти вещи с интересной историей или сюжетом. И обязательно нужны какие-то приколы. Серьезность на сцене — это несерьезно. Из традиционной вещи мы часто делаем фолк-рок боевик, под который люди могли бы оттянуться так же, как под тот рок-н-ролл, что мы играли в «Домике Петра».

— А что сегодня слушает вчерашний битломан?

— Слушаю я сейчас в основном фолк-рок — французский, бретонский, итальянский, чешский. Собираю все записи бретонцев Tri Yann, итальянцев Modena City Ramblers. Обожаю andino — музыку Боливии, Перу и Эквадора. Под настроение — что-нибудь из шестидесятых или свежий альбомчик Пола Маккартни.

«Свадебное проклятье»

— Я уже не раз озвучивал, что меня несколько смущает тот факт, что во глубине горьковских руд ребята играют забугорный канон. Не это ли проявление наступающего глобализма, не это ли аналог «макдональдса»? Не логичнее ли здесь играть русский фолк?

— Если коротко, мы просто играем то, что нам нравится. А если более развернуто… Ну, во-первых, мы не играем канон. Наша музыка — винегрет из разных стилей. А во-вторых, в том, что мы вообще играем эту музыку, виноват именно глобализм — падение «железного занавеса», развитие Интернета. И это замечательно. Но я не стал бы ставить на одну доску ирландский фолк и McDonald`s. Транснациональные компании не несут в себе никаких национальных черт. А разговор о русском фолке — вообще отдельная история. К сожалению, русский фолк в силу исторических причин не донес до нашего времени всего своего богатства. Православная церковь в семнадцатом веке истребила традицию скоморохов — вместе с их инструментами. А при советской власти баян и балалайку противопоставили запрещенной западной музыке, а запретный плод сладок. В России народная музыка, возможно, навсегда ушла из народа. Грустно, но это так.

Почему я играю «забугорное»? Во-первых, я космополит по своей сути, а во-вторых, музыкант играет то, что ему нравится, вне зависимости от географии. А по поводу логично-нелогично… Не думаю, чтобы австрийца Моцарта кто-то упрекал за написание итальянских опер. И куда нам девать русских, швейцарских, норвежских джазменов?

— The Racoons довольно часто ездит на фолк-фестивали. Есть отличия в восприятии фолк-рока в Нижнем и за его пределами?

— Тут следует рассказать о ситуации в Нижнем. В плане музыкального развития, если мы говорим о фолке, Нижний отстает от столиц лет эдак на семь. В девяностые в Москве крутилось много денег, было много ирландских пабов. Кельтский фолк развивался очень бурно. Году к 2002-му все это достигло своего пика, после чего интерес начал потихоньку спадать. Как раз в этот момент на кельтский фолк переключились мы. В Нижнем мы в ту пору оказались в этой нише единственными. Со временем стали организовывать свои фолк-фестивали как с приезжими командами, так и с нашим «Кантри-салуном». Появилась своя аудитория, появилась школа кельтского танца «Шинах». А в прошлом году в Нижнем публике предстали новые фолк-бэнды — Athas, «Лунарь», Forest. Фолковая жизнь наконец-то закипела, хоть и с большим опозданием. Соответственно, изменилось и восприятие The Racoons. Мы перестали быть махровой экзотикой — и отлично! Теперь нас в Нижнем слушают почти как в Москве и в Питере. Столичную тусовку удивить кельтской традицией было изначально сложно, и зритель там ценил у Racoons именно то, чем мы отличаемся от московских и питерских команд — фолк-роковый саунд, всякие хулиганские цитаты, фишки из шестидесятых. Музыка, замешанная на народной традиции, особенно нерусской, массовому слушателю у нас, конечно же, непривычна. Но сейчас людей, интересующихся этникой, в Нижнем стало намного больше.

— Слышал, что у Racoons есть история, связанная со свадьбами…

— У группы есть одно проклятье. Когда нас приглашают играть на свадьбу (бывают такие оригиналы), то этот брак, как правило, долго не живет. Проверено! Поэтому когда женился один из наших близких друзей, его новоиспеченная супруга категорически запретила нам прикасаться к инструментам до тех пор, пока они не уедут со свадьбы. До сих пор живут счастливо.

— Однажды я прочитал твое объявление о наборе новых музыкантов. Ты в нем приписал, что они должны быть готовы к встрече с вредным и деспотичным худруком. Действительно деспот?

— Ну, на самом деле я не более деспотичен, чем любой другой лидер, которому приходится решать в одиночку массу вопросов — организационных и музыкальных. Я не разделяю позицию Хрущева, считавшего, что «есть два мнения — одно мое, другое хреновое», и всегда советуюсь с людьми. Я знаю, что если у меня, к примеру, играет отличный гитарист или барабанщик — не стоит учить их играть, нужно дать им возможность решить задачу своими средствами. Другое дело, бывает так, что ты лучше знаешь музыку, стиль. Не можешь сам сыграть, но знаешь, как должно звучать. Тут переступить через свой «волюнтаризьм» бывает непросто. Впрочем, ты и сам, наверное, об этом знаешь…

— Ну и в заключение о вашем недавнем выступлении. Как проходила работа над звуковой дорожкой к фильму Любича «Принцесса устриц»? Насколько я могу судить, это работа отличается от обычной деятельности «Енотов»?

— Разумеется, это была необычная работа. Сложности были и в плане подбора музыки, и в техническом плане. Я посмотрел интервью с Алешей Циммерманом — современным немецким композитором, написавшим музыку к пятистам старым немым фильмам, включая нашу «Принцессу», — и многое почерпнул для себя. Немой фильм в принципе очень музыкален и ритмичен. Ведь он изначально задумывался под музыку. В то время вообще не было понятия «немое кино». Немым это кино стали называть лишь когда появилось кино звуковое.

Работа тапера — непростое ремесло. Это в студии мы можем подогнать друг под друга музыку и изображение. В реальности все может быть совсем иначе. Не выдержал темп, проспал — и уже не попал в происходящее на экране. К тому же тапер один сидит, а бэнд — это несколько человек, и они должны железно чувствовать друг друга. В этом смысле проект дал нам довольно интересный опыт.

Что касается самого саундтрека, мы хотели создать атмосферу некоей легкости и непринужденности с привкусом нетрезвого веселья. В этом плане фильм идеально вписался в музыкальную концепцию нашей команды. Я сочинил для фильма лейтмотив, а гитарист Александр Охлопков — тему «Короля устриц». Все остальное — коллаж из ирландских, бретонских, немецких и квебекских мелодий. В общем, в чем-то саундтрек похож на наш обычный концерт, за исключением клавиш. Витажный органчик помог связать все темы воедино. Играть на нем было большим удовольствием.

манифест The Racoons

Енот — очаровательный и вездесущий зверь, не лишенный некоторого раздолбайства. В Штатах он роется в помойках и просит милостыню, в Канаде снимается в мультсериалах. Словом, держится поближе к людям. В Европе еноты (или их енотовидные родственники) живут преимущественно в лесах и зоопарках и на компромиссы не идут. Тем не менее они близкие родственники. Таким образом, название The Racoons несет в себе некий намек на единство культур, разделенных Атлантическим океаном. Эдакий Atlantic Bridge. Вспомним историю: сперва Ирландия наследила в Америке, а потом американские ирландцы возвращали ирландскую музыку на ее родину. Французы и бретонцы завезли в Квебек французский язык, культуру и музыку, а потом стали ездить туда на заработки… И тут почтенная публика спрашивает, какое, на фиг, отношение все это имеет к парням из Нижнего Новгорода?

Мы просто подумали и решили, что коль скоро нижегородская почва вполне плодородна для джаза, почему бы на ней не цвести кельтской музыке? Мы не считаем эту культуру чужой, равно как и не пытаемся проникаться ею до потери идентичности.

Мы любим эту культуру, но не стремимся к аутентике. Для нас кельтский фолк — это просто музыкальный жанр, с которым любой музыкант может делать все, что ему заблагорассудится.

И вообще, енот — зверь своенравный…

Вадим Демидов