09-12-21

Культурный слой

Превращения «Последнего приюта»

Надо отдать должное Дмитрию Смирнову, бессменному лидеру группы «Последний приют» — название для группы он выбрал правильное и вот уже больше 20 лет гнет свою линию. Конечно, специфика и цели существования его коллектива сегодня и в восьмидесятых существенно разнятся, и в наше время приходится прилаживаться к рыночным требованиям. Тогда пели в основном свое, сейчас — в основном кавера.

Впервые я увидел Смирнова в составе группы «Артефакт», было это в 1986 году на сцене «рок-мастерских» I горьковского рок-фестиваля. «Не выветрилось ли ощущения той сцены?» — задаю первый вопрос.

— Что я помню о том выступлении… Ничего выдающегося мы не показали. Но все прошло удачно. Мы играли что-то вроде «Браво». Я всегда любил рок-н-ролл. С Артемом Троицким, он был председателем жюри, общались. Его еще удивило, что к фестивалю было прослушано аж 113 групп, — такого количества даже в столице не было тогда. В «Артефакте» одновременно существовали два проекта — мой, в нем я пел свои песни, и моего одноклассника Андрея Цыбина, которому я подыгрывал на гитаре (Позже Цыбин эмигрировал в Канаду. — Прим. авт.). Я учился в инязе, там была джазовая студия Игоря Васильева, и я с этими людьми много играл. А окончив вуз, остался не у дел, принялся искать, с кем бы поиграть. И как раз через Цыбина вышел на музыкантов «Артефакта». Группа недолго просуществовала: появлялись первые кооперативы, и музыканты уходили в бизнес.

От «Браво» к металлу

— Ностальгия есть по тем временам?

— Не дожил я еще до возраста ностальгии. Тогда было по-своему хорошо, но и угнетающих моментов полно. В совке шаг в сторону — попытка к бегству, громко сказанное слово — акт гражданского мужества. Представь, если бы ты сегодня вновь там оказался — сразу бы ощутил, что задыхаешься. Впрочем, сейчас тоже есть и положительные вещи, и то, что портит жизнь. Хотя мировосприятие у меня такое, что вижу больше позитивного.

— Давай поговорим о «Последнем приюте». Ведь это было совсем не «Браво», намного тяжелее.

— В конце восьмидесятых вошел в моду хэви-металл…

Итак, в 1987 году на базе ПТУ №26 организовался легендарный «Последний приют». Училище принадлежало оборонному заводу, который и приобрел инструменты для группы. Владу Лисенкову, гитаристу того состава, было всего 16 лет. Показательный момент — репетировал «Приют» в женском туалете. Унитазы демонтировали, окна крест-накрест заклеили бумажными лентами, а монитор у барабанщика стоял прямо на умывальнике. В марте 1988 года, на III горьковском рок-фестивале музыканты приняли первое боевое крещение с программой в стиле speed-metal. С тех пор через группу прошло два десятка человек.

Официально статус «легенды нижегородского рока» был присвоен в 1986 году, у барабанщика Егора Правилова и сейчас на стенке висит грамота в рамочке, удостоверяющая, что «Последний Приют» является первопроходцем местной рок-сцены. А в следующем году на знаковом фестивале «Знай наших», организованном еще Вячеславом Улановым, Смирнов со товарищи получили гран-при.

— Ты ведь сам в девяностые бизнесом занимался. А музыку все равно не оставлял…

— Так звезды встали. Чем бы я в жизни ни занимался, в первую очередь считал себя музыкантом. И представлялся всегда музыкантом. Да, был бизнесменом, работал заместителем директора негосударственного пенсионного фонда.

— Надеюсь, ты пенсионеров не обманывал…

— Нет, конечно. Эта структура до сих пор жива. Я ведь уволился не потому, что это вошло в противоречие с моей совестью. Просто кропотливая канцелярская работа — не моя стезя.

— В бизнесе удавалось нащупать музыкальный драйв?

— Драйв возникает при выполнении любого дела, если оно хорошо получается. Тебя просто прёт! При этом ты даже можешь не очень любить это дело. Чем я занимался… Торговал. Диапазон был широкий — от продукции ГАЗа до тушенки и сахарного песка. Торговать тушенкой в принципе тоже интересно. Кстати, в девяностые годы в Москве работали две оптовых консервных фирмы: одна «Абырвалг», другая — «Консерватория». Люди с хорошим чувством юмора. Я и сегодня бизнесом занялся бы, но, боюсь, поезд ушел для таких занятий, а служить у кого-то исполнительным директором — это то же чиновничество.

Хоть блюз, хоть цыганочку

— Когда ты решил, что пришла пора в «Последнем приюте» петь не тебе, а певицам?

— Случайно. Мы с певицей Людой Соколовой вместе учились в инязе. Один раз попробовали что-то вместе исполнить, и получилось здорово. Я ведь весьма критично отношусь к своему вокалу. Понимаю, что хороший вокалист может спеть все что угодно — от шансона до металла. А такие, как я, что-то одно — к примеру, блюз. Вот как раз блюз и рок-н-ролл я пою хорошо, еще шансон — но никому об этом не рассказывай. Все остальное не умею. А когда столкнулся с настоящим вокалистом, который умеет все, то понял, что мне лучше к микрофону не соваться.

— Сколько певиц через «Приют» прошло?

— Перестал считать. Когда Соколова уехала в Москву, быстро нашли Диляру Садыкову. Потом и она ушла. Девчонки появлялись, мы с ними работали, но со многими не складывалось. У нас сегодня две вокалистки — Ксения Ольшанская и Татьяна Каштанова. С Ксенией работаем акустическую коммерческую программу, у нее мягкий голос, он не переносит форсирования. А у Тани рокерский пробивной голос. Как колокольчик звонкий, хотя и немного девчачий. Рок-н-роллы у нее замечательно выходят. Впрочем, обратная сторона медали — блюзово-душевное ей не так удается.

— Они в одном концерте поют…

— Нет, в разных.

— Дима, да у вас все поставлено, как в «Ласковом мае», — два разных состава?

— Мы пришли к профессиональной работе. И хочешь не хочешь — приходится учиться отвечать на любой профессиональный вопрос. Все, что просят сыграть, исполняешь. Хоть блюз, хоть цыганочку с выходом.

— А «Владимирский централ»?

— Я предвидел вопрос. Мы шансон не исполняем. Наш репертуар — англоязычная рок-классика.

— А что в англоязычном занимает место «Централа»?

— Стинг, пожалуй. Но чаще всего заказывают Summertime Гершвина.

— Кстати, я вспомнил, что в девяностые «Последний приют» нес в песнях пивную философию. А сейчас?

— Знаешь, пиво хорошо увязывается с рок-н-роллом. Был у нас альбом «Пиво-блюз». Но подросли, меняемся. В двадцать лет достойно любить пиво, но в сорок надо бы уже разбираться в коньяке.

— И Гершвин — это уже коньяк?

— Конечно. Но вопрос, а кто тогда Моцарт? Нектар богов?! Возвращаясь к «Последнему приюту, я скажу, что у нас есть акустический состав и электрический. «Акустику» играем с гитаристом Лешей Потаенковым, а «электричество» — с Лисенковым.

— Они наверняка ревнуют тебя…

— Причем здесь я? Музыканты ревнуют сцену, собственную славу, внимание слушателей. Гитаристы оба хорошие, но когда они выступают на одной сцене, я вижу, что Потаенков мучается, ведь он привык к безраздельному вниманию зала. Когда он на сцене, но не он играет соло, то у него на лице страдания. Но хлопать дверями из-за этого он не станет. Не гимназист…

— Через группу прошло множество певиц. Амурные приключения с ними были неизбежны?

— Отнюдь. Это совсем необязательное условие. Я не настаиваю (смеется). Правда, с подачи желтых масс-медия девушки, что приходят на прослушивание, уже знают — как попасть на сцену. Им рассказали. Поэтому иногда случались забавные вещи.

«Глобальная битва»

— Вопрос профессиональному музыканту. Нет ли моральной усталости — ведь приходится из раза в раз петь одну программу для жующей публики?

— Нет. Я думал об этом. Мы — живой коллектив, каждый раз заново создаем песню. И она всякий раз звучит иначе. Этим мы отличаемся от тех, кто играет под заранее записанную подкладку. Возьмем фотографию и живопись. Фотография может быть прекрасной, но она одна и та же, а картина каждый раз иная, к тому же она может и не удастся. Это всегда неожиданность. Вот если бы приходилось петь «Централ» и Розенбаума — тогда я бы устал. Любимую же музыку не устаешь исполнять. Для меня счастье — играть то, на чем я вырос, да еще и деньги за это получать.

— Готовясь к интервью, я вычитал, что Михаил Русин, который уже давно играет в составе группы Димы Билана, участвовал в «Последнем приюте»…

— Это описка. Мы с ним организовали сайд-проект под названием «Тихие блюзы». Это было лето 2002 года. Мишина подруга жила со мной по соседству, поэтому он часто вызванивал меня попить пиво. Из пивных возлияний и родилась идея совместной программы. Происходило это так: я пою то, что вспомню, и аккомпанирую сам себе на гитаре, а Миша все это разукрашивает гитарными пассажами. Играли в режиме «поток сознания». Он гитарист с большой буквы, в его руках любое полено играет. Человека несет, он уходит в гитару. И когда его слушаешь — тоже улетаешь. Он, как Хэндрикс, которому было все равно, настроена гитара или нет и есть ли у неё струны. Но недолго мы вместе были — он ведь тогда играл в «ДНК», и, бывало, концерты пересекались. Расстались без обид.

— Я помню, в нулевых годах вы участвовали в фестивале Global Battle of The Band и даже чуть ли не победили.

— Мы дважды участвовали и дважды входили в финал, то есть в десятку лучших команд. А съезжалось по 80 групп. «Глобальная битва» — это рок-аналог «Евровидения», битва групп, и сражаться приходится на сцене. Причем за свои деньги, участие платное — 100 долларов от группы. И еще любопытное правило: никакой настройки, втыкайся и играй! Последние два года фестиваль не проводился.

— А в текущем году были поводы для гордости?

— Наши песни вошли в саундтрек фильма нижегородского режиссёра Романа Алексанина «Золотая Лоза», поставленного по книге местного автора Андрея Плеханова. В киноцентре «Рекорд» был премьерный показ. Фильм довольно забавный по сюжету. Его готовят к показу на Кинотавре. Группа приняла участие в роли бар-бэнда — исполнили две англоязычных песни и одну на русском.

— Ты видишь свою группу в 60 лет?

— Я планов не строю. Рок-н-ролл приучил к тому, что живем сегодняшним днем.

Вадим Демидов