10-04-19

Культурный слой

Исламский прорыв в русской литературе

Роман молодого нижегородского писателя Ильдара Абузярова «ХУШ» вошел в лонг-листы «Национального бестселлера» и «Большой книги». Этот литературный опыт, к слову, не является для него дебютом. Недавно вышла его книга «Курбан-роман», в 2005 году два его рассказа были включены в шорт-лист Премии имени Юрия Козакова. Книги Абузярова переводились на европейские языки — немецкий, шведский, чешский. Словом, имя для российской литературы не новое. Однако сам роман — событие для исламского сообщества беспрецедентное. До его появления художественная проза и поэзия, претендовавшая на статус «исламской», была либо отмечена печатью причудливого ориентального узора, либо имела привкус маргинальности, будучи понятной лишь отдельным узким средам и субкультурам.

Автор

В романе «Хуш» впервые нашли свое отражение те идеи, которыми в реальности живет и дышит полиэтничное российское исламское сообщество, те тенденции, которые в нем прослеживаются, новые веяния, которые в нем появляются, дискуссии, которые в нем вспыхивают, противоречия, которые его сотрясают. Ильдар Абузяров чутко улавливает их суть и скорее ставит вопросы, нежели дает готовые ответы — хотя собственно авторская позиция в романе также звучит. И эта позиция во многом продиктована специ­фическим татарским восприятием ислама, формировавшимся веками и обусловленным природными, историческими, культурными условиями.

Авторский стиль Абузярова действительно самобытен. Мир его героев весьма необычен, ибо включает себя не только и не столько людей, но и пространство, города, здания, живые энергии. Автор выносит их на первый план, исследует, описывает, размышляет об их сути. Именно поэтому Абузяров — скорее художник-пейзажист, нежели портретист. Человеческие образы подобны карандашным зарисовкам, эскизам. Благодаря увлекательному сюжету роман очень кинематографичен: так и хочется экранизировать его, чтобы «дорисовать» персонажей, чего не делает сам автор.

Но тонкие энергии, исходящие от людей, от города, от пространства, чутко улавливаются писателем и облекаются в красочную художественную форму, рождая роман-фантасмагорию, роман-сказку, роман-интригу, в котором, вместе с тем, находят свое воплощение размышления автора над такими проблемами, как социальная несправедливость, контраст между безумной роскошью и удручающей нищетой, природа бунта и страсти, сущность свободы.

Герои

Кто главные герои романа Абузярова? Это, собственно, сам современный мир, метафорически изображенный в виде роскошного отеля «Эльбрус», соседствующего с жалкими лачугами. В нем столы ломятся от аппетитных яств, ванны наполняются шампанским, а по устланным мягкими коврами коридорам можно разъезжать на персональном авто. В нем очаровательная девушка-теннисистка, ангельское создание в воздушном белом платьице, получает приз размером в миллион долларов — а это больше, чем может заработать себе целый бедняцкий квартал в нищей мусульманской стране. Все виды богатств в этом отеле наличествуют в таком количестве, что от их богатств тошнит и мутит, как вывернуло наизнанку восточного юношу Али, объевшегося изысканных блюд. Отель — прообраз либерального «рая на земле» и прототип «земного рая», в реальности предназначенного для пресловутого «золотого миллиарда». Только этот «рай» является издевательской, комичной в своем брутальном буквализме пародией на Рай Божественный, обещанный Аллахом в Коране. Именно поэтому не самого религиозного юношу, во многом идущего на поводу у своих страстей вопреки установлением ислама, в этом отеле постоянно тянет читать намаз. Он хочет очиститься от дурных энергий отеля, являющимся символом высокомерия богачей, материального процветания, выставленного напоказ для унижения бедняков. «Есть такие отели, про которые говорят, что они взлетят к Аллаху, если только хватит тротила». Эта фраза рефреном повторяется во многих частях романа. И неспроста — ведь отель действительно попытаются взорвать.

Другой персонаж романа — это пространство России, мистическое, полное противоречий, в чем-то зловещее и, вместе с тем, светлое, чистое, как белый снег, мягко осыпающийся на землю за окнами отеля, утопающего в кричащем богатстве и нарочитом шике. Оно является контрапунктом по отношению к источающему миазмы роскоши, бравурному, словно огромный свадебный торт, отелю. Оно молчаливо наблюдает за ним, затаив злобу, выслеживая его, как опасного врага. Стремится уничтожить его, как раковую опухоль. Тихо падает белый снег, холод сковывает площади и безмолвные памятники, враждебное отелю пространство выжидает своего часа, когда можно будет нанести удар по заморской гадине, вавилонской блуднице, бесстыдно выставляющей напоказ свою заманчивую роскошь. Она самонадеянно полагает, что это пространство призвано подчиниться ей, отдав себя в услужение ее алчным прихотям. Но пространство так отнюдь не считает. И не смиряется с отведенной ему ролью. Копит потаенную силу и ненависть. Либо оно, либо зажравшийся, обнаглевший от собственной безнаказанности богач-хапуга.

Так и хочется добавить: «Третьего не дано». Но этот третий игрок появляется на авансцене. Город, уже до того не раз становившийся персонажем произведений русской литературы, — Санкт-Петербург. Он, в свою очередь, также является контрапунктом по отношению к российскому пространству. Город, построенный на болоте, стоящий на костях тружеников из простого народа, задуманный как европейский форпост,?— союзник зловещего отеля,?— он имеет свой характер и свое двойное дно. За удивительными памятниками архитектуры, за строгой классической красотой линий скрывается лик ледяного вампира, тянущего энергию из окружающего пространства и выросших в его лоне людей, навязывающего им свои химеры и кровожадные фантазии, заставляющего их смотреть свои хмурые сны.

Достоевский

«Тварь я дрожащая или право имею?» — вот о чем размышляет нищий и гордый студент с горящими глазами в романе Федора Достоевского, прежде чем зарубить старушонку-процентщицу. Великая мысль овладевает им, разжигая в сердце огонь всепоглощающей страсти, и он берет в руки топор. Бесстыдный отель похож на эту старуху-процентщицу, только накопившую толстые сумы денег, нарядившуюся в атлас и парчу, лакомящуюся молочными поросятами и фаршированными перепелами, водрузившую тонны дорогой краски на крысиное личико. И эта старуха, замаскированная под молодую соблазнительницу, не то, что ждет — зазывает к себе своего Раскольникова.

И он появляется, этот Раскольников, уже не в лице одного-единственного голодного студента, обуреваемого страшной и великой мыслью, а в качестве целой группы восемнадцатилетних мальчиков с бомбами — не русских по национальности, но заряженных запалом тех самых «мальчиков с горящими взорами» Достоевского, энергией русского бунта, помноженной на горячую пассионарность мусульманских народов. Синтез рождает большой взрыв, из которого рождается новая террористическая группа под названием «ХУШ». Ее члены — молодые мусульмане, ее лозунг — «Джихад до Судного дня», ее цель — взорвать ненавистный отель, символизирующий насилие богатых над бедными, войну немусульманских элит против ислама. Атака на отель запланирована на тот день, когда в нем должны собраться президенты 40 стран вместе с супругами, затеявшие конференцию под названием «Дети мира против террора». «Люди — дети мира»,?— говорил ближайший сподвижник и наместник Пророка Мухаммеда имам Али. Ему же принадлежит высказывание: «Этот мир для меня — более презренный, чем свиная кость в руках прокаженного». Они разные, у них нет корней в этом городе-звере, городе-враге.

Революция

В романе Абузярова нет и намека на глубокий психологизм Достоевского. Да что там психологизм — образы героев не прорисованы и не дорисованы, лишь перипетии их судеб набросаны штрихами. Невозможно не только понять, каков их ­характер и ­психологический тип, но и иногда определить, из какой страны они приехали. Зато их национальность непременно указана. Иракец, татарин, узбек, дагестанец и даже не то полукореец, не то полуяпонец — словом, исламский интернационал.

Внимание автора сконцентрировано лишь на двух главных героях — Иреке и Али. Он долго и до мельчайших подробностей описывает их переживания, ощущения, раздумья, терзания, их стремления, душевные муки и минуты блаженства. При этом женские образы в романе — а их всего два — прорисованы куда лучше мужских. Женщина для Абузярова — средоточие красоты, легкости, очарования. Она прекрасна, словно бабочка, парящая в воздухе, и, вместе с тем, таинственна.

Но природа женщина в принципе двойственна. С одной стороны, ее образ сопряжен с архетипом матери, благодетельницы, окружающей своей заботой, согревающей и сострадающей. Но есть у ее облика, у ее самых благих намерений и оборотная сторона, ранящая острее ножа. Красота и любовь мистическим образом связаны с насилием и смертью. Женщины-террористки куда опаснее мужчин, в инструкциях для спецслужб их рекомендуется уничтожать в первую очередь. Девушек с бомбами часто маскируют под беременных — салют поэтессе Алине Витухновской! «Девушки с бомбами вместо абортных детей»…

Для автора это посягательство на основы миропорядка. Женщина призвана давать жизнь — и вдруг начинает убивать, ее лоно предназначено для вынашивания детей — но туда прячут бомбу. Является ли эта связь изначальной и имманентно присущей женской натуре? Можно привести высказывание Имама Али: «Люди, плодитесь, чтобы умирать». Женщина носит под сердцем и рожает ребенка, в конечном счете, для того, чтобы он вкусил смерть. Жизнь влечет за собой смерть и тесно с ней связана. Но Абузяров задается вопросом — не является ли нацеленность женщины на смерть и разрушение — чудовищным переворачиванием мира с ног на голову?

Абузяров отвергает социальную несправедливость и, вместе с тем, не приемлет и революцию. Революция для него — очевидное зло, посягательство на Божественно установленный порядок вещей под предлогом «построения рая на земле», что является очевидной химерой, приводящей, в конечном итоге, к фарсу в лице отеля «Эльбрус». Революция для Абузярова — ничто иное, как одержимость низменными страстями, которые сродни страсти мужчины к женщине.

Россия

«Россия напоминает мне сгусток темной, непонятной энергии, которая держится за эту землю не как за почву, а как за некое пространство физическое, в котором можно обитать, черпая подпитку экстенсивным методом — сегодня там, а завтра здесь,?— пишет Абузяров.?— Эта энергия движется, кочует, как шаровая молния, как перекати-поле. Почему так убоги русские деревеньки, почему неказиста и не прибрана русская провинция? Россия до сих пор ходит в дырках, и эти дырки разрастаются в одну сплошную черную дырищу-прорву».

Очевидно, что эта энергия черной дыры пугает Абузярова. Но в том и уникальность России, что с ее территорией исторически связаны судьбы многих народов, каждый из которых питает ее своими энергиями. Поэтому Россия взрывоопасна и не встраиваема в мировой порядок утопающего в роскоши отеля, потому так чужероден ей европейский город-враг — Санкт-Петербург, остающийся для нее лишь жандармом и источником мрачных духов, вурдалаков.

Роман Ильдара Абузярова можно назвать попытка художественного осмысления глубочайших пластов исламской традиции и теологии в условиях современного мира. «ХУШ» — это вызов. Вне всякого сомнения, он породит еще немало дискуссий и станет прологом к появлению новых романов авторов?мусульман, готовых ответить на этот вызов. Безусловно, это исламский прорыв в пространство русской литературы, удачная попытка заговорить с ней об исламе, на понятном ей языке.

Анастасия Ежова

био

Ильдар Абузяров

Родился в Горьком в 1975 г.

Окончил исторический факультет Ниже­городского университета им. Н.?И.?Лоба­чевского. Публиковался в журналах «Ниж­ний Новгород», «День и ночь», «Вавилон», «Знамя»; «Октябрь», «Дружба народов».

Дипломант фестиваля «Зиланткон» (2000).

Автор книг прозы «Осень джиннов» (2000), «Курбан-роман» (2005).

В 2005 г. два рассказа Абузярова вошли в шорт-лист Премии имени Юрия Казакова. В настоящее время исполнительный директор журнала «Октябрь».

Роман «ХУШ» был напечатан в 2010 году издательством «Олимп».