10-11-15

Культурный слой

Саша Кельт: «Петь социальные песни — это форма сумасшествия»

Саша Кельт… Наверное, нет в Нижнем другого музыканта и поэта, за творчеством которого я бы так пристально следил. Он знает, чего хочет. Он добивается поставленных задач. Он последовательно строит свою вселенную. В октябре он со своей группой «Глубина» завершил сведение нового альбома «Запас тепла».

Работа шла больше года. Квартет выстроил настоящий музыкальный небоскреб — монолитный и хрупкий одновременно. Монолитный — потому что стена тяжелого саунда укреплена и ню-металлом, и эмо, и рок-альтернативой. Хрупкий — потому что красивая меланхолия Кельта подчас превращается в истерику, и ноты даются музыкантам едва ли не с болью. Зачастую мне казалось, что если облегчить звук — стихи дышали бы свободнее, но музыкантам «Глубины» виднее.

С новым альбомом Кельт приехал ко мне в гости. Мы слушали песню за песней, а в промежутках общались.

На ощупь к небу

— Доволен работой?

— Очень. Хотя еще полностью не осознаю, что случилось.

— Пятьдесят минут и ни одной веселой песни… Их будто бы сочинил Кай в царстве Снежной Королевы. Не попал ли тебе осколок в глаз?

— Может быть. Только он уже тает. Все песни о потерях — оттого грустные. В той сказке Каю в царстве холода хорошо, он ничего не понимает, а моему герою ясно, что он потерял Герду, он ее ищет. Причем сам растопил осколок. У него предчувствие, что Герда идет ему навстречу. Наш альбом о поиске тепла. Он называется «Запас тепла», но рассказывает о его дефиците. От нас никто не ждет веселого панка. Серьезные песни, потому что у меня нет другого выбора.

— Меня самого часто корят за серьезные песни. Да, говорю я — мои песни серьезны, ведь я пою о своей стране, а она мне сегодня не совсем нравится, и я об этом вопию…

— В нашей стране никогда не происходит то, что могло бы нравиться. Нравиться может только твое ближнее окружение, друзья.

 

Надо с улыбкой ждать встречи,

А не молчать в разлуке.

Время — оно не лечит,

А лишь приглушает звуки.

Лишь приглушает краски,

Глаза не слепит страстями,

Вносит свои поправки

Тоненькими кистями…

 

— Но у тебя в песнях нет примет времени, не виден антураж, в котором существует твой герой.

— Мне для вечности творить интересно. Все, что нас окружает сегодня, — пыль, мусор, — это преходяще, через два года все это уже не будет актуально. А то, что происходит внутри меня, будет актуально всегда. Поиски самого себя, возвращение к Богу, рождение веры — я об этом. На ощупь в темноте пробираешься к небу. Мне кажется, что петь социальные песни — это форма сумасшествия. Допустим, твой сын приходит к тебе домой, и говорит, что его обижают соседские мальчишки. Петь социалку — сродни тому, чтобы пойти лупить его обидчиков. Но есть второй вариант — сына воспитать. Не других бить, а его научить. Воспитать в нем силу, чтобы он мог противостоять внешнему. Я пишу о том, что происходит во мне, и меняю в человеке не внешнее, а внутреннее, духовное. Когда поменяется внутреннее — изменится и внешнее.

— Да ты воспитываешь паству. Пастырь…

— Если со сцены говорить — «я знаю», тогда ты пастырь. Но я так не говорю и не зову за собой. Я рассказываю о своем внутреннем мире — от этого мне больно, а вот это мне кажется красивым. Слушаешь и примеряешь — подходит тебе эмоция или нет.

«Плачу от боли и восторга»

— Мне интересно, вот ты приносишь песню на репетицию, показываешь ее музыкантам… Бывает, что ее не принимают?

— Только так и бывает. Мне говорят, что это дерьмо, и мне приходится доказывать обратное.

— Как?

— Рассказываю — о чем она, для чего. С каждой песней так. Переломить людей можно лишь в процессе работы. Я рассказываю, почему она для меня важна. Что заставило меня ее написать. И они начинают верить в то, что стоит попробовать. Но стену нужно ломать постоянно.

— Каких же песен они ждут от тебя?

— Не знаю.

— Мы с тобой познакомились где-то в 98-м, наверное… Тогда ты пел что-то типа «Калинова моста». А через два-три года в клубе «Порт» пел уже рэпкор. А ныне — чуть ли эмо-кор… На тебя влияет молодежная мода?

— Еще будучи в фолковом «Авсене» я написал часть тяжелых песен. Рэпкор меня давно интересовал. Ты юн, вокруг тебя звучит ню-металл, и всё на тебя влияет. Это в тридцать лет ничто не может сломать твой стержень. Хотя я не знаю, что будет дальше. Мне бы хотелось сделать концертную программу — чтобы только акустическая гитара и электронные звучки. Или играть в стиле песни «Пришелец» — гитарной мелодичной музыки. С позитивом, с моментом влюбленности…

 

Страсти и боль уходят.

В иное открылась дверца.

И абсолютно голый

Я обнажаю сердце.

Теперь я могу дождаться,

Не для себя желая,

Любить — и не прикасаться,

Любить — даже не обладая…

 

— Бывает, ты на концерте плачешь…

— Всегда. От восторга. От боли. Я заново все переживаю, все чувствую. От того, что звучит красиво, от того, что сам себя поранил. От переизбытка чувств. Океан молчит — о чем? Океан не молчит, это ты его слышать перестаешь. Когда отворачиваешься от бога, он молчит. Ты его не хочешь слышать. Оттого и плачешь.

— Стыдно потом?

— Мне — нет. Это естественно.

— Ты говорил мне, что у тебя не было денег, чтобы записать этот альбом, и ты взял большую сумму в долг…

— Выбора не было. Альбом этот должен быть. Вселенной, в которой я не создаю этот альбом, пока не существует. А возврат долга — это в юрисдикции небес. Просчитать ничего не могу. Трудно предсказать — как будет принят альбом. Концерты — неизвестно, будут ли они.

Пройти путь в одиночку…

— Нет ли желания поиграть на православных рок-фестивалях? Говорят, их все больше.

— Нет. Связывать на сцене музыку и православие я не хочу. Не считаю правильным. Вера — намного выше того, чем я занимаюсь. Серьезнее, сложнее. Интимные вещи. Но для меня мой путь к Богу таков. Впрочем, проповедовать в микрофон не хочу. Если ты, верующий, пришел на такой фестиваль — ты должен понимать, что лучше в церковь пойти. Если же не верующий, то лучше прийти ко мне на концерт, а потом, возможно, уже в церковь. Выходить под знаменами православного рок-феста — гордыню свою тешить.

 

Пластмассовый мир так больно ранит –

Имитация чувств, индустрия успеха.

Сегодня последние перья упали.

Смотри на меня — я стал человеком…

 

— В начале 80-х я с пластиночной «кучи» приносил домой пластинку с религиозным чувством — я ее выстрадал, чуть не сам записал. Сейчас такого почти не бывает. Музыка стала превращаться в фон, в йогурт… У тебя иначе?

— Земфира как-то говорила, что раньше надо было искать алмаз, а сейчас все на полках стоит. Но я как раз и ищу это чувство. Как раз вчера было такое ощущение, когда нашел альбом Ludovico Einaudi.

— А случаются открытия в литературе? Что-то поразило?

— Полтора года светскую литературу не читаю. Сент-Экзюпери перечитываю. Но чаще — Евангелие, «Слово о человеке» Брянчанинова, «Лествицу» Иоанн Лествичника.

— Чтение вдохновляет на песни?

— Нет. Евангелие не подталкивает к песням. Когда сочиняешь песню, происходит осознание своего опыта. Переводишь подсознательное в оперативную память и укладываешь строчки. Чтобы нечто понять и чтобы дальше двигаться. И вот читаешь «Слово о человеке» в два часа ночи на Курском и ревешь. Там описано, что надо все менять в себе бескомпромиссно. Если открыл книгу — все, ты монах. «Слово» написано не для мира, а как вспоможение монашествующим. Это мирскому человеку батюшка может сказать: ты постарайся поститься, было бы хорошо, если бы ты смог. А здесь жестко — так и никак иначе! И тебя самого так зашвыривает внутрь себя, такие потаенные уголки освещает, такие страшные вещи, что это требует гораздо большего труда, чем написание песни. Такое чтение могло бы вдохновить на молитву, а не на песни. Я так скажу — эти книги не только не помогают писать песни, но и превращают это в бесполезное занятие.

— В монахи уйдешь?

— Что касается монашества — очень мало людей, которые могут пройти жизненный путь в одиночестве. А как иначе? В семье. Семья — малая церковь. Два человека помогают друг другу пройти путь. Пройти путь в одиночку у меня не хватит сил…

Вадим Демидов