10-12-06

Общество

Юрий Кочубейник: «Никакого регулирования отношений в региональном лесном хозяйстве нет»

Страшные лесные пожары прошлого лета в очередной раз пробудили внимание общества к проблемам развития нижегородского лесного комплекса. Сегодня мы предоставляем возможность высказаться на заданную тему генеральному директору некоммерческого партнерства «Нижегородский лесной комплекс» Юрию Кочубейнику.

— Региональные власти рапортуют о том, что нижегородский лесной бизнес практически не пострадал минувшим летом. Люди, безусловно, были «изъяты из производственного процесса», однако ни одно из предприятий по переработке леса не попало в зону пожаров. И на статистике лесозаготовок пожары мало отразились. Выходит, на этот раз обошлись «малой кровью»?

— От лесных пожаров прошлого лета пострадал главным образом Выксунский леспромхоз. Там арендный участок выгорел практически полностью. В ближайшие два года леспромхоз будет работать на расчистке горельников. Дальнейшая перспектива у этого предприятия очень плохая, поскольку там сегодня полностью отсутствует сырьевая база. Что само по себе очень печально, поскольку это предприятие обеспечивало потребности Выксунского металлургического комбината продукцией переработки леса. Частично пострадал лес в Воскресенском районе. В остальных районах области благодаря предпринятым арендаторами мерам лесные площади были сохранены. У части арендаторов Сокольского, Краснобаковского и Уренского районов лесные участки пострадали от ураганного ветра. Все они сегодня несут убытки.

— Которые им никто возмещать, как я понимаю, не собирается?

— Выксунский леспромхоз, например, три месяца не работал, а занимался только тушением пожаров и потратил порядка четырёх миллионов рублей. Однако, насколько мне известно, компенсация от государства составила всего 300 тысяч рублей.

— Власти обещают извлечь уроки и постепенно перейти с хвойной на лиственную лесосеку, поскольку хвойные породы деревьев горят лучше всего. С другой стороны, сосна и другие хвойные деревья — наиболее востребованный товар при заготовке и переработке леса. Выходит, что, уменьшая потенциальную пожароопасность, мы тем самым сокращаем возможную прибыльность лесного бизнеса?

— Восстановление потребуется в основном там, где были приспевающие леса (лесные насаждения одного или двух классов возраста, предшествующих возрасту рубки леса (например, при возрасте рубки леса, начиная со 101 года и при продолжительности классов возраста 10 лет, в группу приспевающих войдут лесные насаждения в возрасте 81—100 лет. — Прим. ред.). Там, где были спелые леса, эти площади после расчистки пойдут под естественное выращивание с частичным дополнением лиственных культур. Сосна, как известно, произрастает главным образом на песчаных почвах, которые не держат влагу. Кроме того, она очень пожароопасна. В Выксунском районе как раз и преобладала сосна. Однако пожарная часть, существовавшая там раньше, была ликвидирована. В результате, быстрого реагирования на огонь не получилось. Кроме того, были неправильно организованы сами работы по предупреждению и тушению пожаров. Безо всяких конкурсов были отобраны 25 госпредприятий, образовавшихся при реформировании лесхозов. Каждому предприятию на предупреждение и борьбу с пожарами было выделено всего по 20 тысяч рублей. Но самая главная ошибка, которая была допущена, — запрет лесопользователям заниматься своим бизнесом во время пожаров. Арендаторы ликвидировали более 750 загораний. Если бы не они, мы бы имели страшные пожары на всей территории Нижегородской области.

— Вы утверждаете, что договоры, которые заключают власти с арендаторами лесов в Нижегородской области, являются кабальными. Поясните, пожалуйста, в чем заключается кабальность?

— Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с результатами расчетов по формированию арендной платы. Первое нарушение областного правительства — превышение полномочий при взимании арендной платы за лесные участки. При заключении договоров в нашем регионе арендная плата повышается на 50% от той суммы, которая рекомендована Правительством России. Последние расчеты, сделанные нами в ходе анализа ситуации вокруг одного из арендаторов, показали, что сегодня за каждый кубометр древесины на корню он платит 183 рубля. Хотя по всем законам, изданным на федеральном уровне, он должен платить 57 рублей 87 копеек. То есть в Нижегородской области арендная плата в среднем превышена в 3,3 раза. Нижегородские арендаторы попросту обескровлены в результате такой политики областного правительства.

— А как обстоят дела в других регионах?

— Подобная попытка ввести региональный коэффициент была предпринята в Татарстане. Однако Верховный суд России признал превышение полномочий правительством Татарстана и потребовал от чиновников отмены данного решения. Наши арендаторы тоже набираются смелости, идут в арбитражный суд и выигрывают у государства в лице департамента лесного комплекса областного правительства. Потому что выдержать, грубо говоря, тройное налогообложение способен далеко не каждый субъект лесного бизнеса. Ведь чтобы заниматься этим бизнесом сегодня, нужно сначала восстановить собственность арендодателя, то есть посадить лесные культуры, сделать рубки ухода и осветление молодняков, прочистить квартальные просеки. Хотя, по Гражданскому кодексу, все эти работы должны делаться за счет арендодателя, то есть государства.

— Насколько мне известно, губернатор заявил, что заниматься лесным бизнесом в Нижегородской области невыгодно. При каких обстоятельствах это было сказано? Возник ли какой-нибудь резонанс?

— Валерий Павлинович (Шанцев. — Прим. авт.) общается с бизнесом через областной совет предпринимателей. В феврале было проведено совещание совета, посвященное лесному бизнесу. Губернатору описали всю картину, и он понял, что заниматься лесным бизнесом сегодня бесперспективно. Губернатор дал поручение создать условия для повышения прибыльности лесного бизнеса. К сожалению, с февраля прошло много времени, но ничего сделано не было. Как будто поручение правительству дал не губернатор, а какой-то прохожий.

— Два года назад тогдашний заместитель губернатора Ирина Живихина на встрече с арендаторами сказала прямым текстом: «Лес через аукционы получит только тот арендатор, который занимается глубокой переработкой древесины». Дескать, у кого в наличии только одна пилорама, можете даже не соваться — идите лучше работать в сельское хозяйство. Прошло два года, острота кризиса спала, Живихиной в облправительстве давно нет. Связывается ли сегодня вопрос получения леса с наличием у арендатора современного оборудования?

— Лес сегодня дается на аукционах независимо от того, есть у арендатора мощности для переработки древесины или нет. Потому что Лесной кодекс не предусматривает таких жестких требований к участникам аукциона. Эта тема по-прежнему актуальна, но не надо пугать арендаторов, как это делала бывший заместитель губернатора Живихина. Ведь что такое аренда лесного участка? Это, прежде всего, наличие самого предмета труда, то есть сам лес на корню. Заготовка и продажа круглого леса — это не бизнес. Бизнес — это переработка леса, и чем она глубже, тем выгоднее. Поэтому без всяких указаний сверху каждый арендатор стремится использовать каждую лишнюю копейку для развития собственной переработки. Но если власть завышает арендную плату в три с лишним раза, у арендатора не остается денег на развитие.

— Арендаторы жалуются, что на аукционах зачастую выставляются главным образом лиственные породы деревьев, работа с которыми менее прибыльна, нежели с хвоей. Это правда?

— В свое время заключались контракты с лесхозами, а потом с образовавшимися на их основе госпредприятиями. В контракте говорилось, например, об «одновременной заготовке древесины в размере 20 тысяч кубометров». Однако при отводе лесосек лесхозы отводили госпредприятиям самые товарные участки. А если говорить напрямую… Три года назад наши власти хотели пригласить в регион компанию «Стора Энца» для постройки целлюлозно-бумажного комбината. Для иностранных инвесторов были зарезервированы значительные лесные площади, где в основном произрастали наиболее востребованные породы деревьев — сосна, елка, береза. В 2007 году иностранцам хотели отдать практически весь лучший нижегородский лес. Потом власти одумались. Благодаря стараниям губернатора полтора миллиона кубометров леса было передано в аренду местным лесозаготовщикам.

— Я правильно понимаю, если в регион все-таки пришла бы «Stora Enso», местный лесной бизнес был бы обречен?

— Конечно. Не зря же Живихина говорила нам: «Бросайте лес и занимайтесь сельским хозяйством!». Возможный приход иностранной компании нанес бы страшный урон. Мы потеряли более тридцати арендаторов со своими проектами освоения лесов. Например, бизнес-план Приволжской биотопливной компании по переводу всех мазутных и угольных котельных на древесное топливо из возобновляемых источников так и оказался невостребованным. Бизнес бросил создание крупного фанерного производства в Мухтолово. В то же время в Вологодской области сегодня действуют 16 приоритетных проектов в области лесопереработки. Жизнь показала, что расчет на иностранного инвестора оказался неправильным, но мы потеряли в развитии как минимум три года.

— «Stora Enso» в регион не пришла. Но где гарантия, что через некоторое время на горизонте не появится очередной перспективный иностранный инвестор, которому заочно отдадут лучший нижегородский лес?

— Эту пугалку чиновники держат в уме до сих пор. Ежегодная расчетная лесосека (разрешенный (предельно допустимый) объем заготовки древесины в пределах данной хозяйственной секции. — Прим. ред.) в регионе — 5,5 миллионов кубометров в год. Это очень мало. Примерно половина лесосеки — низкосортная, неделовая древесина. Бумкомбинат «Волга» закупает себе сырье в Перми, в Архангельске, в Кирове. Потому что в Нижегородской области нужных для работы комбината еловых насаждений недостаточно. Грубо говоря, вся нижегородская елка идет на Балахну. Какой смысл строить еще один ЦБК, если сырьевой базы в регионе для него нет? Учтем еще тот факт, что Нижегородская область не очень благополучна в сфере экологии. А тут еще один бумкомбинат, отходы от работы которого, как известно, серьезно отравляют природу.

— Как вы оцениваете состояние и перспективы нижегородского лесного комплекса? Как наш регион смотрится на фоне соседей?

— Сегодня мы слышим от чиновников такие заявления, что передачи лесов в аренду с аукционов до июля следующего года не будет. Потому что идет реформирование департамента лесного комплекса в областном правительстве. Если это произойдет, мы потеряем уже не три, а четыре года в развитии лесопромышленного комплекса.

— Чего, на ваш взгляд, не хватает сегодня во взаимоотношениях власти и лесного бизнеса? Как должны строиться в идеале эти отношения?

— Арендаторы лесных участков должны считаться партнерами властных структур. Коррумпированность, которая заложена в Лесном кодексе, к сожалению, переведена и в договоры аренды, которые ставят арендатора в бесправное положение перед чиновником. Наши арендаторы, как я уже говорил, выигрывают суды у областного правительства. Однако региональное правительство не идет на то, чтобы признать свою ошибку и пересмотреть все без исключения договоры, приняв соответствующее постановление. Поэтому сегодня игра идет по принципу «кто смел, тот и съел». Те, кто выиграл в суде, получают уменьшение арендной платы в три раза, встают на ноги и начинают развиваться. В регионе сегодня нет утвержденного плана развития отрасли. Концепция развития лесного комплекса, которую мы направили губернатору три года назад, так и не была принята. Аналогичные концепции сейчас действуют в Кировской, Пермской, Архангельской областях. Наша концепция предусматривает переработку низкосортной древесины, что позволит всем арендаторам повысить рентабельность производства на 15%. В регионе до сих пор нет соотоветствующей нормативной базы, как того требует Лесной кодекс. В Нижегородской области действует только один региональный документ — закон «Об обеспечении населения дровами». Больше никакого регулирования отношений в региональном лесном хозяйстве в регионе не существует. Потому что если арендатор будет иметь свод соотвествующих региональных законов, он будет грамотно отстаивать свои права. Видимо, это обстоятельство сильно пугает правительство Нижегородской области.

Сергей Анисимов