11-03-04

Общество

Регионы и терроризм: порядок или правопорядок?

На заседании Национального антитеррористического комитета во Владикавказе президент России Дмитрий Медведев сделал несколько важных заявлений.

Во-первых, он в очередной раз, но уже более последовательно, подтвердил, что роль руководителей регионов в обеспечении безопасности России имеет тенденцию к возрастанию. Сказанное вполне можно воспринимать как стремление федерального центра переложить на субъекты федерации значительный объём функций по борьбе с экстремизмом и его профилактике. Причём президент строго заметил, что не он должен искать губернаторов и полпредов, когда что-то случается, а они сами обязаны брать инициативу на себя, из чего следует, что, очевидно, в недавнем прошлом были случаи, когда глава государства безуспешно искал своих подчинённых. Хороший штрих к общей картине вертикали власти.

Во-вторых, президент, по сути, впервые признал, что приход фанатиков к власти — это реальная возможность отнюдь не только для Северной Африки и Ближнего Востока. Такой же сценарий планируется извне и для некоторых российских регионов — «надо смотреть правде в глаза». Правда, при этом прозвучали дежурные заклинания о том, что «ничего у них не выйдет», но плачевные события в Кабардино-Балкарии особого оптимизма этим словам не придали.

В-третьих, президент и его полпред в Северо-Кавказском федеральном округе вступили в дискуссию о том, насколько значимым для терроризма является экономический фактор. Александр Хлопонин впервые признал, что теракты на Северном Кавказе совершаются в районах с наименьшим уровнем безработицы и существенным инвестиционным потенциалом. Например, там, где развивается туризм. Иными словами, полпред попытался усомниться в достаточно распространённом тезисе о том, что в основе терроризма лежит бедность населения. И президент, надо отдать ему должное, тезис поддержал: «Бандиты выбирают точки, которые наиболее «успешны» для того, чтобы показать, кто хозяин в доме». Но если это так, то тогда все попытки Александра Хлопонина решать проблему терроризма исключительно экономическими способами (через инвестиции, финансирование проектов и прочее) обречены на неудачу. Более того, получается замкнутый круг: чем успешнее будет развиваться регион, тем выше вероятность осуществления в нём терактов.

В-четвёртых, с выражением лица усердного ученика, открывающего для себя по мере обучения некие пласты знания, Хлопонин увидел и озвучил ещё одну проблему, которая обсуждается в политологической литературе всё нынешнее десятилетие: у террористов нет хорошо ­опознаваемых идентификационных характеристик. Иными словами, вопрос о том, кто такие террористы, в общественном сознании остаётся открытым. Кто-то считает, что у терроризма внутренние корни, а кто-то видит в нём заговор внешних сил; одни связывают его с религиозными мотивами, другие — с этническими и так далее. А сам президент склонен искать природу терроризма как в ментальных отклонениях (для него они «выродки», «мерзавцы» и «ублюдки», то есть психологически ущербные люди), так и в юридических категориях (и тогда террористы превращаются в «бандитов», «криминалитет» и далее по списку). Судя по реплике президента, адресованной Хлопонину, все эти версии имеют право на существование, но такая позиция нисколько не приближает нас к пониманию природы радикализма и экстремизма.

В-пятых, просто сенсационно прозвучало заявление президента о том, что «в этой ситуации мы вполне можем себе позволить отойти даже от канонов уголовно-процессуального законодательства. Хватит смотреть на это как на священную корову. Если это мешает нам жить, мешает нам эффективно осуществлять правосудие, давайте сделаем так, чтобы здесь всё было рассчитано на текущую ситуацию в нашей стране. Нас поймут люди». До этого мы неоднократно слышали из уст главы государства, что терроризм — это преимущественно юридическая проблема и решать её надо правовыми методами. Иными словами, террорист — такой же преступник, как насильник или коррупционер. Видимо, такая трактовка не срабатывает. По сути, мы столкнулись с тем же фундаментальным вопросом, что и США после 11 сентября 2001 года: можно ли с терроризмом бороться при соблюдении всех законодательных норм или более правильным будет подход «на войне как на войне». Иными словами, чрезвычайность угрозы определяет чрезвычайность ответа на неё. В США, например, уже десять лет ведутся публичные дискуссии о том, можно ли применять к лицам, подозреваемым в терроре, длительное содержание без суда в закрытых лагерях и даже пытки.

Итак, общая картина получается примерно такой: Москва требует от регионов более деятельного участия в обеспечении безопасности, но при этом признаёт, что мало кто толком понимает, что происходит в этих самых регионах и кто стоит за террористами — криминал, религиозные фанатики или вообще «мировая закулиса». Допущение полезности внеюридических подходов к вопросам обеспечения порядка дополняет картину, и без того сотканную из массы противоречий. На главный вопрос о том, кто такие террористы — выразители радикального социального протеста, одурманенные фанатики, преступники или ненормальные люди, — у Кремля ответа не оказалось.

Андрей Макарычев