11-03-25

Политика

Перегрузка системы

На ежегодной конференции международной исследовательской сети «ПОНАРС-Евразия», состоявшейся в Москве, прозвучали независимые, а потому весьма жёсткие оценки состояния российской политики как в центре, так и на местах. Клубный характер конференции не допускает прямого цитирования выступавших в СМИ, поэтому в настоящем обзоре ограничимся анализом основных мнений, прозвучавших из уст экспертов из России, США и стран ближнего зарубежья.

Самая серьёзная дискуссия завязалась вокруг тезиса о постепенном упадке российских политических институтов. События последних дней наглядно показали, что речь идёт отнюдь не о чисто академических размышлениях. Все признаки институциональной деградации демонстрирует, например, верхняя палата парламента, Совет Федерации, который уже не скрывает своего превращения в «палату миллиардеров». Как пишет «РБК-daily» от 21 марта, новые сенаторы от ряда регионов — это люди, имеющие отношения не столько к политике, сколько к крупному (по региональным меркам) бизнесу. Кресла в Совете Федерации распределяются путём феодально-средневекового типа обещаний среди состоятельных людей и представляются скорее вариантом бизнес-партнёрства, чем федеральной политики предположительно «великой державы».

Кадровая политика в России вообще становится всё менее понятной. Например, буквально на днях пришло сообщение о том, что Алексей Кузьмицкий, ранее отстранённый от должности губернатора Камчатки за провальное руководство региональной экономикой, был назначен президентом на должность аудитора Счётной палаты. Что может быть более абсурдным ситуации, при которой губернатор-двоечник, не справившийся с управлением регионом, теперь будет проверять других региональных начальников? Или, возможно, президент Дмитрий Медведев считает, что работать в Счётной палате проще, чем губернаторствовать?

Институциональная «ломка» происходит и в рядах «Единой России», название которой становится всё более и более ироничным. Из руководства «ЕР» вышел один из её основателей — экс-президент Татарстана Минтимер Шаймиев, сопроводив свой демарш несколькими критическими ремарками. «Партийный» социолог Ольга Крыштановская подвергла критике информационную политику Кремля и призвала президента начать движение в сторону создания в России общественного телевидения.

Вообще, любой серьёзный разговор на «партийную» тему в современной России неизбежно обостряет вопрос о том, где заканчивается «Единая Россия» и начинается просто Россия. Нижегородские «единороссы» сами напросились на дискуссию об этом своей предвыборной кампанией, построенной на обещании профинансировать в Нижнем социальные проекты на миллиарды рублей. Очевидная некорректность такой постановки вопроса связана с тем, что речь шла не о партийных деньгах, которые члены «Единой России» готовы инвестировать в реконструкцию больниц и дорог в Нижегородской области, а о федеральных, то есть, бюджетных средствах. А это — «две большие разницы».

Другим аспектом той же проблемы является послевыборный призыв премьера Владимира Путина начать «всем миром» искать решения проблем коррупции, тарифов ЖКХ и так далее. Но ведь можно поставить вопрос совсем по-другому: и коррупция, и ЖКХ, и многие другие управленческие «­болячки» — это, прежде всего, внутрипартийные проблемы «Единой России», и начать борьбу с ними руководству правящей партии следовало бы с себя, со своих рядов, а не «вешать» их на всё общество в целом, пытаясь уйти тем самым от ответственности. Чтобы убедиться в правомочности такого подхода, достаточно поинтересоваться у Владимира Путина, какие партбилеты лежат в карманах мэров и губернаторов, запятнавших свою репутацию либо неэффективностью своей работы, либо покровительством теневым отношениям?

Кажется симптоматичным, что именно по окончании региональных избирательных кампаний усилился процесс размежевания между двумя ключевыми фигурами, отношения между которыми будут определять собой политическую динамику на ближайшее время. Во-первых, последние дни принесли информацию о том, что президент и премьер-министр по-разному готовятся к предстоящим избирательным кампаниям. Программа Медведева, вероятно, будет базироваться на идеях, разрабатываемых Институтом современного развития (ИНСОР), который на днях выпустил свой очередной доклад с пафосным названием «Обретение будущего». Путин же, скорее всего, будет ориентироваться на стратегию, контуры которой обрисовываются экспертной группой под руководством ректора ВШЭ Ярослава Кузьминова.

Во-вторых, начало операции, предпринятой коалицией союзников против режима Муамара Каддафи, стало поводом для дальнейшей поляризации позиций между двумя российскими лидерами. Путин изложил мнение тех, кто полагает, что установление бесполётной зоны над Ливией представляет собой типичный военный авантюризм и доказательство врождённой агрессивности стран Запада, готовых на новые «крестовые походы». Медведев же заявил о ­недопустимости использования риторики, оправдывающей идею «столкновения цивилизаций», и тем самым поддержал идею о том, что в международном обществе должны быть инструменты принудительного воздействия на тех, кто не соблюдает элементарные нормы социального общежития.

Ситуацию усугубляет то, что все эти процессы происходят на фоне роста националистических настроений, которые пронизывают всю страну, от отдельного региона (например, Краснодарского края, который скоро станет местом проведения Олимпиады) до Манежной площади в Москве. Пока ещё не замечаемая экспертами (не говоря уже о рядовых гражданах) опасность состоит в том, что ксенофобия и национализм могут превратиться в самую сильную альтернативу правящему режиму. Причём восприниматься она может как демократическая альтернатива всему, что связано с официальной политикой, включая низкую мобильность власти, коррупцию в органах власти, и многое другое. Это отличает российский национализм от европейского, который развивается в условиях демократической системы, выталкивающей экстремистов не в центр политического пространства, а туда, где ему и место — на его периферию. Если российская политика превратится в арену соперничества двух «зол», это будет самым неблагоприятным эффектом «вертикализации» всей страны, затеянной десять лет назад.

И, наконец, о главном: если российские власти хотят модернизации, то многое из того, что они делают, выглядит, по крайней мере, двусмысленно. Да, Медведев как-то написал, что модернизация — это один из синонимов демократизации, но пока всё в основном сводится к каким-то технологическим проектам, типа «Сколково». Экспертные центры, как, например, Институт современного развития (ИНСОР) пишут доклады о том, как прекрасно будет выглядеть Россия через пару десятилетий — но это плохо увязывается с практикой действия тех, на кого эти доклады рассчитаны. Практикуемые Кремлём массовые финансовые инъекции в экономику проблемных регионов отнюдь не автоматически и не везде приводят к снижению в них террористической напряжённости. Справится ли в этих условиях политическая система России с новыми перегрузками? К этому вопросу эксперты наверняка обратятся ещё неоднократно в самое ближайшее время.

Андрей Макарычев