11-04-22
Культурный слой
Ностальгия теперь не та
Новые диггеры спускаются в наше коллективное прошлое
До 2 мая в Русском музее фотографии будет работать уникальная выставка. Скучновато названная «Поездки в Советский Союз Жака Дюпакье. 1956–1964–1975», но тем не менее настоящая находка для того, кто любит путешествия со смыслом и хотел бы исследовать природу охватившей всех повальной ностальгии.
Еще один заброшенный ДК в Нижнем
Дюпакье, 1964 г.
Япония сегодня
Хозяин этого дома в нижегородской глубинке мечтает отрестарировать дереявнную красоту…
Социолог и демограф Жак Дюпакье был «левым», то есть членом французской коммунистической партии. В СССР он приезжал трижды — для того, чтобы собрать материалы для энциклопедии о Советском Союзе и народной демократии: Запад должен был узнать об обновлениях в восточном блоке и увидеть повседневную жизнь советских людей. Из каждой своей поездки Дюпакье привозил сотни цветных фотографий, в результате составился фонд, насчитывающий более тысячи фотографий. После смерти Дюпакье коллекция по завещанию отошла Русской и советской иконотеке (Центр исследований России, Кавказа и Центральной Европы (CERCEC) и Школе высших исследований в области социальных наук (EHESS/CNRS).
Иконотека
Казалось бы, идеологизированные подходы «левого» француза должны были вызывать сегодня понятное отторжение. Но удивительно: репортажные снимки пятидесятых-шестидесятых вдруг сами собой аккуратно «ложатся» рядом с любительскими снимками из наших домашних альбомов. Никакой патетики, никакого официоза. Счастливые граждане Страны Советов не путешествуют c помощью Люфтганзы или интернета и больше времени проводят на улицах собственного отечества. Теплый, необжигающий свет золотит угловатые коленки девочки, впервые приехавшей к морю. Перед парочкой в сочинской столовой — гранёные стаканы с кефиром. Общественные стаканчики как примета времени и на снимках, запечатлевших летние очереди к автоматам с газированной водой. Плакаты с дежурными надписями «Слава Родине Октября!» и «Мы шагаем быстрее американцев!» на стенах домов прохожие привычно не замечают, а несознательные бабушки в платочках в пасхальную неделю толпятся на ступенях церкви, прямо под боком у Музея революции. На улицах больше незанятого пространства, горизонт не надвинут на глаза, в стеклянных киосках продают не пособия по привлечению денег, а эскимо и «чулочно-носочные изделия». Женщины с высокими прическами неспешно рассматривают простенькие газовые косынки. Вот мелькнула моя молодая мама — где-то там, среди переходов московского ГУМа, возле уже непонятной мне вывески «Штапель»… Жизнь как она есть. Или была. Такой фотографический verbatim — голос, свет и цвет эпохи. Многим нынешним художникам нужно из кожи вон лезть, чтобы добиться этого «наивного» эффекта. И если ностальгия — чувство исключительно ущербное, как утверждают некоторые, то почему так щемит сердце при взгляде на эти, словно притушенные временем краски, на полосатые маркизы на Невском, смешные ридикюли в руках у идущих женщин? Почему так отчетливо ощущаешь расширение — нефизиологическое — сердца, вбирающего в себя и время наших родителей, и непростую историю бабушки и деда? И глубже, дальше: никогда прежде не слышанные так, применительно к себе и стране, сентиментальные «Та остатня недзеля» Мечислава Фога и «Долог путь до Типперери», и побитые снарядами гипсовые пионеры на площади в Сталинграде, и образ разрушенной казачьей церкви в степи, мимо которой катилось Белое войско… Откуда, из каких «арктурианских» пространств, накатывают эти волны?
Да, ностальгия теперь не та. Многие сегодня могут повторить это вслед за актрисой Симоной Синьоре, назвавшей так свою книгу воспоминаний, написанную на рубеже веков. Ностальгия не та, она глубже. Причём патриотическое сильное чувство порой рождается из соприкосновения с вещами отнюдь не сентиментальными.
Параллельно с экспозицией Дюпакье в Русском музее фотографии нижегородский киноцентр «Рекорд» представляет выставку «Прага сквозь объектив тайной полиции». Ориентирующийся на европейские демократические ценности и «Фронтлайн»-дискуссии «Рекорд», при поддержке Чешского культурного центра в Москве, предлагает прогуляться по улицам Праги шестидесятых-восьмидесятых годов и посмотреть на город и его жителей глазами… агентов Управления внешнего наблюдения политической полиции Чехословакии. Эти фотографии — из рассекреченных архивов чешского КГБ, и сняты они зачастую из-под полы, скрытно. Авторы снимков, как и социолог Дюпакье, не думали о композиции и художественной славе, фиксируя тайные проходы жителей по колодцам дворов и подворотен, встречи в трамвае и на автобусных остановках в спальных районах. Под пристальный взгляд скрытой камеры попадает пражская интеллигенция и католические монахини. Параллели явлены так зримо!.. С одной стороны, обычная жизнь. С другой — тайное течение этой жизни, невысказанные тревоги, возможно, оборванные, не додуманные мысли… Это волнует. Результаты слежки вдруг приносят ошеломляющие плоды — то самое «расширение сердца», чувство сопричастности.
Экстрим-путешествия в прошлое
Ностальгией заболевают люди определённого возраста и не самого удачного социального статуса. Ещё один миф! В поисках новой отзывчивости в собственной душе разыскательские работы ведут сегодня совсем молодые. Я не про «Приюты веселых трактористов» и пати в стиле ретро — про другое. Тысячи молодых и успешных людей в разных странах склоняются над ветхими фамильными фотографиями с пинцетами в руках, тщательно реставрируют эти крошащиеся свидетельства эпохи, оцифровывают старые пластинки с какой-нибудь «Эрикой» или записями оркестра Марека Вебера, ищут описания, выкладывают эти сокровища в Сети. Зачем? Отчего? Почему вдруг понадобился это пристальный взгляд в прошлое? Усталая цивилизация ищет, за что удержаться… Обрести хотя бы относительную стабильность и сердечный покой. Обострилось — то ли в виду постоянных разговоров про конец света, то ли трагедия на «Фукусиме» наглядно продемонстрировала, как хрупка человеческая цивилизация и как уязвим выстроенный человеком техногенный рай.
Благополучная Европа предчувствовала это и раньше. Еще в начале девяностых нижегородская художница Жанна Ледомская, вернувшись с пленэра в Граце, привезла фотографии с установленными на австрийских улицах большими стеклянными контейнерами — в открытом доступе там были навалены разнокалиберные плюшевые мишки Тедди, с кривенькими лапками и умильными мордочками, — появившийся на планете в начале ХХ века знак домашнего уюта и неодиночества. Заклинание.
Хрупкость человеческих связей и относительность наших достижений познается на контрастах. Сегодня оптика в очередной раз смещается. Этому способствуют и новые хобби молодых землян. Мальчики едут на руины бывших дворцов культуры и оставленных людьми промышленных объектов, невзирая на предупредительные надписи о том, что «находиться вблизи опасно для жизни». Они становятся настоящими диггерами — не спускаясь под землю, но подаваясь в блуждания по катакомбам и подвалы памяти, берут след и делают открытия, возможно, вербально не описанные, но запечатленные не только в мозгу — почти всегда с ними в таких экстремальных путешествиях фотоаппарат. Один из таких путешественников запечатлел облик уходящей улицы Ильинской в Нижнем — это настоящий реквием по российской глубинке! Другой заснял парадоксальное соседство роскошной люстры (ещё не потырили), обрушенной штукатурки, пыльных софитов и старенького телевизора времен СССР в разрушенном ДК. Инсталляции, сочиненные жизнью, напоминают выставки у Паши Плохова в «Кладовке», где усилиями художников скоротечный бытовой хлам превращается в объект артистических созерцаний. «По количеству руин Нижний уже обогнал Афины», — резюмировал один из зрителей, рассматривавших фотоотчеты друзей.
Государственные границы в этих путешествиях призрачны и прозрачны. Боль и сочувствие Земле — настоящие. В Нижнем есть улица Горловская. С исчезновением СССР и памяти о шахтёрах-стахановцах название звучит почти мифически. Недавно украинские единомышленники нижегородских ретро-экстремалов сняли в Горловке фотосерию о заброшенном, некогда знаменитом ртутном комбинате и ртутных карьерах. Это почти Припять: лунные воронки, искорёженные стальные конструкции цехов, облупленная краска на окнах брошенных домов, застрявший в цементе рабочий ботинок. Абрикосовые деревья вблизи карьеров, плоды, которые никто не съест. (Недавно было опубликовано сообщение о том, что ученые, видя, как быстро исчезают с лица Земли леса, напряглись и создали… искусственные деревья. У нас как раз перед окнами на днях вырубили крепкие и жизнеспособные ясени — наверное, расчищали место для искусственных!). Кадры из Японии 2011-го с утопающими в мусоре после цунами плюшевыми мишками так похожи на фотографии из этих отравленных и заброшенных человеком уголков Припяти и Донбасса. Тревожный визуальный ряд, способный, многое изменить в мировоззрении зрителя.
Дерево-вселенная
Но может ли ностальгия быть позитивной? Режиссера Андрея Кончаловского сегодня ругают за его якобы совсем не сказочного и не детского «Щелкунчика». Кончаловского ругать модно. Но появление именно такого «Щелкунчика» сегодня более чем закономерно. Любимую многими рождественскую сказку написал все-таки не кто-нибудь, а Гофман — писатель с обостренным ощущением близости инфернальных пространств и опасностей, исходящих оттуда. Многомерная вселенная и есть главное действующее лицо в фильме Кончаловского. Перемещаясь по лапам рождественской ёлки вместе Щелкунчиком, девочка Мари попадает на разные уровни этой Вселенной, учится масштабировать события и расставляет по полочкам ценности. Сказочное путешествие Мари очень напоминает сегодняшнее повальное увлечение ретро: камера, проезжая мимо какой-нибудь старинной ёлочной игрушки, не имеющей «практической ценности», вдруг на секунду открывает в ней целый мир, ещё одну вселенную, утраченную или еще не обретённую. Оторвавшись от экрана, мы можем заняться «никчемным» рукоделием — винтажная рамка для старой фотографий, слой за слоем обрастая бусинами, сухоцветом и обрывками кружев, может стать не просто дизайнерским упражнением, но входом в иное пространство и время. Прошлое проникнет в сегодняшнюю нашу жизнь, быт, и какая-нибудь юная бабушка или прабабушка строго посмотрит из этой рамки-домика прямо нам в глаза. И, может быть, удержит руку от разрушения. В конце концов то, на каком уровне вселенской рождественской ёлки мы находимся и что нас ждет завтра, впрямую зависит от уровня развития нашей души сегодня.
Елена Чернова