11-06-17

Культурный слой

Рыба Хек и музыка

Как написано на Интернет-ресурсе нижегородского квинтета The Heckfish, его участники являются неофициальными представителями Рыбы Хека, несущими его откровения в сей бренный мир посредством музыки — чаще инструментальной. «Хеки» играют неспешные пьесы, в которых очень много гитарных звуков. Их музыка не стремится никого напугать, не бьётся в отчаянии, она интеллигентна и полна достоинства. За солирующую гитару в The Heckfish отвечает Антон «Тонич» Каманцев, внешний вид которого напоминает о бунтарских 60-х.

«Люблю быть оригинальным»

— Антон, ты ведь до «Хека» играл в «Алабаме». А это такой лохматый анде­граунд…

— А до «Алабамы» ещё и в «Чертополохе» — а это ещё более лохматый андеграунд. Важно то, что я играл музыку, которая мне нравилась. «Хек» полгода существовал параллельно с «Алабамой»: захотелось отвлечься от рок-н-ролла и поиграть музыку другого плана. Просто для себя, без каких-либо далеко идущих планов. Вот только лидер «Алабамы» оказался ревнивым… В конечном итоге «Алабама» перестала существовать, а нам ничего не оставалось, кроме как переключить всё внимание на «Рыбу Хек».

— Да-да, «Чертополох» тоже лохматый. Не мог бы ты объяснить, что привлекательного в этих бэндах? Может, всё дело не в музыке, которую они играют, а образе жизни? Это коммуны?

— Образ жизни «Чертополоха» и правда близок к чему-то среднему между богемным обществом и хипповской коммуной. При этом они отличные музыканты с оригинальным видением музыки. Я действительно многому у них научился. Но подобный образ жизни меня привлекает мало: я затворник и полнейший абстинент.

— Намеренная аскеза? Просто для рок-музыкантов это не характерно.

— Не скажу, что намеренная, но осознанная. А что не характерно, я знаю, но для меня это даже хорошо: я во всём люблю быть оригинальным. К тому же, в массовом сознании принято считать, что музыканты черпают вдохновение в алкоголе и прочих изменяющих сознание веществах. А у меня сознание и так изменённое (смеется). Был у меня «домашний» проект, в рамках которого я записывал свои самые сумасшедшие композиции. И когда слушатели упорно отказывались верить, что подобное можно написать без воздействия наркотических веществ, это мне даже льстило.

— «Алабама» и «Чертополох» — примеры того, что молодые люди играют музыку своих отцов, если не дедов. То есть закосы в рок-ретро…

— А почему бы и нет? Я, вообще, люблю старую музыку: шестидесятые, семидесятые… И не вижу ничего зазорного в том, чтобы играть нечто подобное. «Немодно» для меня не аргумент. Главное — не повторяться и не скатываться в банальное копирование. А этим грешат очень многие представители современных направлений. Классика рок-музыки актуальна всегда, вне зависимости от того, записана она пять лет назад или пятьдесят.

— Так к какой же музыке после «Алабамы» у тебя лежала душа?

— Хотелось просто поэкспериментировать, попробовать сыграть кое-какой материал, давно написанный, но не вписывающийся в рамки рок-н-ролла. А теперь мы опять скучаем по рок-н-роллу.

Каракатица в платьице

— То, что я слышал у «Рыбы Хека», — это инструменталы. Получается, вы довольно наглые музыканты. Потому что не скрываетесь за метафорами и рифмами — а всё на виду…

— Да, мы наглецы ещё те (смеется). У нас есть и композиции с вокалом, но их две на дюжину. Я лично считаю, что музыка сама по себе должна быть достаточно выразительной, чтобы для её понимания не требовалось дополнений вроде текста. Хотя упрёки «Почему у вас как мало вокала?» приходится слышать регулярно.

— Каковы составляющие выразительности музыки?

— Такие вещи сложно объяснить. В каком-то смысле это способность музыки привлекать к себе внимание, заставлять публику вслушиваться, изменять настроение и внутреннее состояние слушателей, вызывать у них какие-то образы, ассоциации — притом совершенно не обязательно с реально существующими вещами. Это могут быть просто эмоциональные состояния, смутные предчувствия, неясные и необъяснимые чувства. Слух ведь не зря считается самым эмоциогенным из пяти чувств. Соответственно, и музыка из всех видов искусства должна в наибольшей степени пробуждать эмоции. И не те сильные, стабильные и привычные, вроде радости, грусти, ярости или страха — это-то как раз немудрено — а те, о которых я сказал.

Этого я и пытаюсь добиться в группе. Поэтому я на наших выступлениях прошу приглушать свет на сцене и в зале, чтобы ничто не отвлекало от восприятия музыки. И если публика слушает, замерев, значит, всё как надо.

— Вот песенка (или это стих?) у вас выложена — «Рыба-Хек — нехороший человек». Почему нехороший? Да и человек ли?

— Как раз не человек. Приличные люди через форточку в три часа ночи не приходят, чтобы поговорить об искусстве.

— О чем это ты?

— В одном из интервью Джон Леннон рассказывал, будто назвал группу «The Beatles» (а не «The Beetles», что было бы правильнее с точки зрения английского) потому, что ему привиделся огромный огненный пирог, в котором сидел человек, объяснивший, как должно писаться название. Вот и со мной случилось нечто подобное. Когда только вышел альбом Radiohead «In Rainbows», я был настолько им впечатлён и, в частности, композицией «Weird Fishes/Arpeggi», что как-то ночью мне привиделось, будто ко мне в комнату через форточку вплыли те самые «странные рыбы», среди которых была и Рыба Хек. Они сообщили, что являются покровителями всего современного искусства. А через некоторое время я попал на выставку современной живописи и с удивлением обнаружил, что едва ли не у каждого второго художника есть картина с рыбой — и чаще всего парящей в воздухе.

Слух считается самым эмоциогенным из пяти чувств. И музыка из всех видов искусства должна в наибольшей степени пробуждать эмоции. Причём не сильные, стабильные и привычные, вроде радости, грусти, ярости или страха, а смутные предчувствия и необъяснимые чувства

— Веришь в метафизику?

— Да, я вообще мистик. Считаю, что сверхъестественные силы играют немалую роль в жизни человека. Хотя не считаю себя приверженцем эзотерических учений: просто таково моё мироощущение.

— Я недавно увидев на витрине хека и решил вспомнить его вкус — ведь в СССР, кроме него да минтая, мы мало что видели. И знаешь, суховата рыбёшка, больше не буду брать. А ты её любишь? И вообще, ты рыбный человек?

— Если в гастрономическом плане, то не очень. Но «рыбные» мотивы в творчестве у меня давно встречаются, даже и не знаю, почему. Есть небольшой цикл абсурдистких стихов на рыбные темы, я их иногда читаю на выступлениях между композициями. Вот, например:

 

Каракатица боком катится,

Боком катится каракатица.

У неё есть в горошек платьице,

Её дома, наверно, хватятся.

Всюду катится каракатица —

А кругом всё одна сумятица…

Экскурсовод, историк, гитарист…

— Давай поговорим о том, как создаются ваши пьесы. Это следствие импровизаций или кто-то приносит домашние заготовки?

— По-разному создаются. Иногда из импровизаций, но чаще я приношу заготовку — бывает, уже с аранжировкой, бывает, без. И если заготовка всем нравится, то мы её делаем. А потом музыканты и слушатели придумывают композициям названия. Собираются в курилке, и я прошу каждого высказать свои ассоциации с только что прозвучавшей музыкой. Если на репетиции присутствует кто-то из гостей, то прошу и их — ведь сторонний слушатель, как мне кажется, объективнее в своих впечатлениях. А дальше я выбираю наиболее пришедшийся мне по душе образ и придумываю в соответствии с ним английское название.

— Кто вложил тебе в руки гитару?

— Музыкальная школа вложила. Зато так, что до сих пор выложить не могу (смеется).

Пошёл я туда поздно: в тринадцать лет. И заканчивал экстерном — одновременно со средней школой. Мне попался замечательный преподаватель, он и привил вкус к рок-музыке. Обычно наше занятие проходило так: я быстренько отыгрывал программу, и мы начинали играть хард-рок. Вообще, у нас в коллективе специального музыкального образования нет ни у кого: двое — самоучки, у троих, включая меня, за плечами только музыкальная школа. Но я считаю, что это не показатель: главное — чтобы люди к музыке относились серьёзно.

— А кроме музыки что поделываешь?

— У меня две специальности, основная — историк. Работаю на полставки в офисе, а в тёплое время года подрабатываю экскурсоводом по городу на английском. У нас вся группа рабочая. Кто-то физическим трудом зарабатывает, кто-то — умственным. Поэтому порой бывает сложно собирать всех на репетиции: графики слишком разные.

— Когда будет готов альбом?

— Сейчас готовится дебютный EP (мини-альбом, от англ. «Extended Play». — Прим. ред.): на полноценный альбом пока страшновато замахиваться. Во?первых, очень затратно по времени и деньгам, а во?вторых, не хочется тянуть с записью. Мы решили не гнаться за большими форматами, а выпускать материал понемногу и следить за резонансом. Три из пяти композиций мы уже записали, сейчас сводим и доводим до ума. К концу лета, надеюсь, будет готово и полное издание. К тому же, сейчас в группе новый участник появился — клавишница. А это значит, нужно продумывать новые аранжировки, менять старые, заново сыгрываться — в общем, работы непочатый край…

Вадим Демидов