12-03-02

Культурный слой

Злыдень: к слову о саморазрушении

Думаю, в Нижнем осталось мало людей, помнящих выступления ­Евгения Латышева по прозвищу «Злыдень», хотя во второй половине восьмидесятых он был заметной фигурой горьковской андеграундной рок-сцены. Рыжий, сутулый, нескладный, к тому же хромавший на одну ногу — при этом обожал «Металлику» и пел яростные социальные песни. Умер рано — в 28. И не в Нижнем — в столице. Поводов поговорить о Жене Латышеве ровно два — в Москве вышел аудио-трибьют, на котором его песни спели друзья и поклонники, включая Александра Чернецкого из «Разных людей», а также состоялось два концерта в его честь под слоганом «15 лет без Злыдня», где те же песни были представлены живьём. Инициатором и главным контрибьютером альбома-посвящения стал бывший горьковчанин Владимир Колосов, лидер пост-панкового «Треста».

Перекати-поле

Какое-то время мы довольно много общались со Злыднем. Познакомились ещё в 1986 году, прямо перед I-м горьковским рок-фестивалем. Младший брат одного из отцов-основателей «Хронопа» Алексея Максимова — Игорь входил в группу «Электроснабжение», которая состояла сплошь из одноклассников. Играли они романтичную «новую волну». Женя Латышев тоже учился вместе с Игорем Максимовым, но в «Электроснабжении» не участвовал по причинам идеологическим — он хотел играть музыку жёсткую и социально ориентированную. Я вспоминаю Злыдня за кулисами (рок-концерты проходили чаще всего в ДК Серго Орджоникидзе), первое, что он делал, встречая тебя — уводил в укромное место и выдавал очередное сочинение. В песнях он жалил советскую власть и гнобил всех её функционеров. Надо сказать, что социальных песен в конце восьмидесятых не писал только ленивый, но уровень песен Латышева (в первую очередь — стихов) был выше среднего. И как автор текстов он прогрессировал. Во всяком случае я читаю его стихи, написанные незадолго до смерти, и обнаруживаю, что это уже поэзия. А в Москве его стиль называли «поэтической говночисткой». Как и многие рокеры золотой поры, он не прошёл мимо наркотиков, отчего подорвал здоровье. И в поздних текстах немало строк посвящено смерти. Вот, например, из «Посвящения Башлачёву» (с которым те, кто Злыдня знал, любят сравнивать):

 

Эх, надо гладким быть,

да не обструган ты —

Волга крови в голосе да струн мосты.

И красна стена твоей обители

Не от билетов общества твоих любителей!

Я не знаю, кто толкал,

а кто подталкивал,

Кто согласен был, а кто и так кивал.

Может, было всё продумано

и взвешено,

Только были все тогда на чьём-то

сейшене!..

 

Злыдень — классический перекати-поле. Его жизнь вполне укладывается в биографические каноны культового рок-н-ролльщика. В Горьком он организовал группу «Левый угол», в которой «басил» его старший брат, но записей не осталось. Некоторое время он числился соло-гитаристом в известном бэнде «Новые ворота» и радовался тому, что наконец-то играет «в своей любимой группе». Они дали несколько концертов, ездили выступать в Семенов. По воспоминаниям Александра Яковлева, лидера «НВ», с ним интересно было.

— Половину того, что я читал тогда, если не большую часть, брал именно у Женьки или его старшего брата. Только мне жутко не нравилось его увлечение запрещёнными препаратами. Но он мог как подсадить, так и помочь соскочить. Уникальная личность.

И всё же чаще Латышев выступал сольно, как рок-бард. Однажды подался в Москву, где затусовался с хипповым объединением «Внуки Арбата», в которое входили Алексей «Папа Лёша» Бармутов, Алексей «Хоббит» Бекетов, Андрей «Собака» Русинов, Андрей «Полярный» Гордин. Они были арбатскими знаменитостями — их уличные выступления собирали толпы таких же неприкаянных рок-н-ролльщиков.

В 1992-м Злыдень эмигрирует в Германию, там он играет на гитаре в местной спид-металлической команде. Его дружба с алкоголем и наркотиками не прекращается. Как рассказывает Владимир Колосов, «у него в Германии была дико-адская нестыковка с местным населением». После того, как Латышев набросился с кулаками на немецкого полицейского, он оказался в участке. Там он якобы объяснил свой жест ненавистью ко всем немцам — за что был упакован в психушку. Уже в 94-м он возвращается в Москву. Жить ему оставалось три года.

На каком-то андеграундном концерте Злыдень познакомился с Умкой (Анной Герасимовой). За десять дней до его смерти она сочинила в его честь песню «Бери комбари». Но он не успел её услышать. На YouTube можно найти фрагмент выступления Умки, на котором она рассказывает о Злыдне и поёт этот сонг, повествующий о неназванном наркомане.

 

Торчит, как торшер, на истошном

дисторшне,

Застрявший башкой в поролоновом

поршне.

Дисторшн, как коршун, клюёт

твою плоть,

И некуда плюнуть, а также колоть…

 

Записей от Злыдня осталось с гулькин нос. Но у друзей хранятся три альбома: «13 июля» (1988), «Les Fleurs du Mal» (1991) и «Roofdriver» (1992). На них слышно, что у Злыдня проблемы с музыкальным слухом. Зато энергии хоть отбавляй.

«Блок независимых»

Мы разговорились с Владимиром Колосовым о Латышеве. Спрашиваю, как они ладили? Ведь Злыдень не такой уж лёгкий в общении человек был. Непримиримый ко многому.

— Нормально ладили, я тоже не сахар. Разница в том, что я человек теоретически бесконфликтный, а он — наоборот. Потому у Женьки было много недоброжелателей. Мы познакомились на прослушивании в Горьковский рок-клуб, это был 1988 год. Ни его, ни мою группу не приняли, и после этого мы с ним создали неформальное объединение под названием «Блок независимых», куда также вошли «Дао», «Новые ворота», «МОПР», «Нечистая сила», «Чёрный культпросвет». Латышев очень многие вещи воспринимал в штыки. Прежде всего это касалось политики. Например, одного дотошного комсомольца «Внуки Арбата», в составе которых Злыдень «песнячил» на Арбате, пытались линчевать. «Комсомолец? Так почему до сих пор не на фонаре?» И толпа его понесла вешать. Не на полном серьёзе, конечно, но тот явно в штаны наложил. Это был последний год СССР.?Женьку отличала сильнейшая энергетика, но не всегда светлая. Он был на виду, и многим рядом с ним было несколько страшновато, поскольку «если ты оделся в кожу — будь готов к удару в рожу».

— Я вспоминаю его выступления в восьмидесятых. По-моему, он тогда реально верил в способность рокера изменить мир. Даже помню его слова перед выступлением: «Я сейчас спою им эту песню, пусть только попробуют не отреагировать!..» Чего здесь больше: наивности или веры в Слово?

— Женька искренне верил в то, что мир вокруг можно и должно менять посредством рок-сцены, иначе нет смысла на неё выходить. Все последние годы «красной» власти его творческие порывы были насквозь пронизаны политикой. В дальнейшем политическая составляющая из текстов безвозвратно ушла. В конце восьмидесятых у российской рок-музыки был реальный шанс выйти из подполья, и в это многие, включая Женьку, искренне верили. Однако революцию в массовом сознании нам, увы, совершить так и не удалось.

— Что тобой двигало, когда ты решил сделать трибьют?

— Выпущенный в память о Злыдне диск-трибьют интересен с той точки зрения, что большинство текстов Женьки так и остались текстами, он их просто не успел при жизни положить на музыку, поскольку не планировал уходить так рано. И многие его песни получились удачными. Отдельно я бы выделил «Лифт в никуда» Саши Чернецкого.

— Ты говоришь, что он не планировал уходить рано. Но разве вся его жизнь не являлась путём саморазрушения?

— Да, его жизнь — классический пример саморазрушения. И умер он от популярной рок-н?ролльной болезни — иглы. Поколение, к которому мы все принадлежим, оказалось в значительной степени выкошено именно продуктами ветра перемен девяностых. В России бросаются из крайности в крайность: если пить — так литрами, если двигаться — то пятью кубами…

Вадим Демидов