12-08-20

Культурный слой

Нижегородская повесть Андрея Коротина

Глава шестая

«Морока»

В феврале 1994-го кстовский искромётный самодеятельный коллектив занесло на самый настоящий рок-фестиваль. Проводился тот в стенах лингвистического института (инязе то есть), при большом скоплении талантов, поклонников и телекамер. Впервые судьба сталкивала без пяти минут рок-светил из Дома Пионеров с таинственным горьковским рок-н-роллом «нос к носу», что называется, давая при этом ещё и пенделя волшебного вдогонку, чтобы сами не расслаблялись и публику не расслабляли. Фестиваль назывался странно — «Морока-94». Сокращение такое от «молодёжного рока», как объяснили.

Вырядились артисты тогда словно на хэллоуин, прости Господи. Поотрывали рукава своим курткам и пиджакам, а их останки украсили всякой требухой, что под руку попалась. Стильные (так думалось) безрукавки были щедро инкрустированы: старыми браслетами от часов, мамкиными цепочками, значками, пёстрыми пуговицами, булавками, ключами и прочим мусором, которого в каждом доме навалом. Цван ободрал аксельбант с дембельского кителя своего брата, Джефф пришил на спину железную линейку, спёртую на уроке труда ещё в школе. Игорь пошёл всех дальше — порезал в макароны свои джинсы и прихорошил полученные лохмотья цветными шнурками. Зимин с нами, само собой, не поехал (см. предыдущую главу). А зря.

Триумф

— Ты смотрел утром «Сети-НН»? Там наших неформалов показывали. Цван сидел на сцене с гитарой, Коротин орал в микрофон, все какими-то железками обвешаные…

Мы с Цваном не без удовольствия слушали за спиной, как по техникуму ползали слухи. Вот-де, неформалы-то чего вытворяют, в телевизор попали. Звёзды теперь.

В инязе сразу налетели на Кешу. Он дико обрадовался нашему участию, быстро ввёл в курс дела и отвёл к организаторам. Те выдали нам программки фестиваля, вымпелы, значки, какие-то фирменные наклейки и отвели в гримёрку. Это оказался обычный класс, с партами, доской и пятью волосатыми металлистами в соседях. Они непрерывно глушили водку, рычали и трясли своими нечёсанными хайрами так, что обходить их приходилось метра за полтора. Пока мы отходили осматривать сцену и веселить звукачей вопросами, типа «какие тут входы на пульте, «звёздочка» или «мизинец», — эти невоспитанные исполнители тяжелой музыки, так сказать, подпортили плащ автора этой повести, вынудив того весь остаток времени до концерта стирать и нюхать. Морщиться, стирать и нюхать.

Увидев наши наряды, жюри оживилось, а ведущий фестиваля несколько ошалел. Спрятав микрофон под мышку, он в крайнем волнении громко зашептал вопросы: что за песни будут исполняться, спокойные ли, о чём вообще, без мата ли…

— Без мата, без мата, не ёрзай. Всё будет спокойно, Диман!

Ведущего звали Дмитрий Сыров, он вёл какую-то передачу на нижегородском телевидении, поэтому имя было известным. Дмитрий беспокойно зашевелил носом, учуяв от музыкантов стойкий запах подвоха.

— Две песни играете! Ясно? Через пятнадцать минут выход!

— Две так две. Всё как всегда. Как скажешь, начальник!

Цвановская бутылка была оперативно допита за кулисами, и мы вышли на сцену. Столь мощного выступления не ожидал никто из участников группы. У Цвана в пылу порвался ремень, и он просто сел с басом посреди сцены. Игорь играл, как Ринго. Я вопил Магомаевым вперемежку со Свином. Зал был в восторге, жюри сияло, операторы сновали муравьями по сцене. Всё получилось как нельзя лучше.

Выходили из зала под аплодисменты и овации, Кеша лез с объятиями, непрерывно билось по рукам и хлопалось по плечам. До конца фестиваля была куча времени, море групп и никак не выветривающийся плащ.

— Ну чё, отметим?

— Само собой. Пошли.

Через час весь коллектив дружно дремал в креслах, изредка просыпаясь от звонкого голоса ведущего.

— А сейчас группа «Махаон»!

— А сейчас группа «Корсар»!

— Группа «Трест»!

— Группа «Детонатор»!

— Корот, смотри! Это он тебе плащ осквернил, который в микрофон орёт.

Нам отдали третье место — «за молодость и перспективность». Подарили радиоприёмник «Волна» и показали в программе «Один дома». В ней же прошёл сюжет о молодых панках с кучи, по имени Винни Пух и Граф — почему-то Дракула.

Дима Зинин

— Гитару Юрик предлагает — Iterna de Luxe, девятнадцать тысяч всего. Зимин смотрел, говорит брать, стоящая вещь, — мы сидим в холле Дома Пионеров и ждём Виктора с ключами от двадцатой комнаты, где проходят репетиции. Коля решил обзавестись наконец-то своей электрогитарой. Сколько можно играть на дворцовских «Уралах», пальцы не казённые… С нами рядом Юра, музыкант из другого коллектива Дома Пионеров. Он только что взял себе белый Gibson, как у Каспаряна, а свою Итерну предложил Коле.

Хлопает входная дверь, к нам подходит белобрысый кудрявый парень в очках в широких трико, с большим гитарным кофром. Юрик вскакивает и принимается жадно мять ему руку.

— Как ты, Диман? Как в Питере? Ты новый бас купил?

Дима неторопясь здоровается со всеми и невпопад отвечает, думая о чём-то своём.

— Нормально. К Гребенщикову заезжали. Купил себе Ibanez — давно на него смотрел.

Дима открывает кофр. В глазах рябит. Белый новенький бас, сверкает, словно зеркало на солнце. Все завороженно смотрят на этот совершенный инструмент, стесняясь выдохнуть. Дима закрывает кофр. Все выдыхают как можно бесшумней, стыдливо храня своё волнение.

— Ладно, я ненадолго, мимо ехал. Ещё палатки собирать. Женя не заходил сегодня? — Дима с басом уже каким-то образом очутился у двери.

— Нет, не заходил, может позже будет. А чего тебе Гребенщиков сказал? — кричит Юрик вслед уже выходящему на улицу Диме.

— Сказал на фаготе учиться играть. Я уехал, пока.

Мы высыпали на улицу. Дима забросил гитару в кабину грязного зелёного «ГАЗона», следом запрыгнул в него сам, хлопнул дверью и умчал.

— Юрик, кто это?

— Диман Зинин, он с Женей играет.

— А Женя это кто?

— Ну есть тут. Песни пишет, с Диманом играет.

Ни фига не понятно. Гребенщиков, фагот, новый Ибанез, старый грузовик. С Женей играет, который играет с Диманом. Кто это вообще?

Женя Киселёв

— Жень, бери флэнджер, дешевле некуда, за полтинник всего отдаём! Редкость, нигде не найдёшь! — парни из Юркиной группы в три голоса расхваливали русский гитарный процессор. В наших «Культтоварах» он стоил четвертак, мы Коле такой привозили из Казани в подарок, где они стоили трёху. Колина кошка Люся его тут же привела его в негодность.

— Ну не знааю… Да мне он не очень-то и нуужен, — странный парень в круглых очках и черном коротком пальто отвечал медленно и несколько распевно. Было видно — он прекрасно понимает, что ему тут пытаются «впарить фуфло», но послать подальше воспитание не позволяет или просто лень на это слова тратить.

— Ну смотри. Потом захочешь — а уже не будет. За полтинник отлетит — только в путь.

Женя повернулся и медленно поправив очки пошёл по лестнице в курилку, на ходу доставая сигарету и глядя куда-то в пол. Я сидел на ступеньке и протянул ему зажигалку. Женя вскользь посмотрел на меня и остановил взгляд на футболке. «Мы с моим другом Диманом к нему недавно ездили в гости», — сказал он в своей певучей манере, кивая на картинку. На футболке у меня был изображён Гребенщиков с надписью «Любимые песни Рамзеса IV».

Мы разговорились. Про Боба, потом про Цоя, потом про «Битлз», про Высоцкого, про Кэррола, про рок-н-ролл, блюз, про всё на свете. Общаться с ним было интересно и несколько необычно — у меня таких удивительных знакомых ещё не было. Женя выстраивал свою жизнь так, что это она была вынуждена к нему как-то относиться, считаться и слушать. Он же к жизни не относился никак, воспринимая всё происходящее вокруг как погоду за окном: хорошая погода — хорошо, плохая — что ж, потерпим.

— А пойдем ко мне? Посидим, портвейна выпьем? Я тебе поставлю T.Rex, Stooges, Joy Division — брат недавно новых пластинок купил, такие раритеты. Слышал?

— Нет, ничего из этого не слышал. Пойдём — далеко идти?

 

(Продолжение следует)

Андрей Коротин