12-08-31

Политика

Валерий ШАНЦЕВ: «Как можно обвинять меня в нелюбви к истории и архитектуре?»

За пять лет существования газеты у нас накопилось много вопросов к нижегородскому губернатору. Что логично. Мы попробовали получить некоторые ответы. Посмотрим, что из этого получилось. Эксклюзивное интервью Валерия Шанцева «Новой» в Нижнем». Часть первая.

Захар Прилепин: Мы будем отчасти задавать вопросы, которые набили всем оскомину, отчасти — те, которые вам вряд ли задавали раньше.

— Задавайте любые вопросы…

З.П. Как вы себя чувствуете?

— Нормально, как обычно говорят в таких случаях, — «уверенно» (смеется).

З.П. Вы вообще отдыхаете?

— Отдыхаю, бывает. В основном на рыбалке, охоте. В августе съездил к друзьям в Болгарию на пять дней. Я вообще стараюсь брать отпуск на несколько дней, но делать это почаще.

З.П. А в Нижнем вы уже нашли какие-нибудь места для отдыха?

— Да. На рыбалку, например, езжу в Васильсурскую слободу, на Суру, в Городец — на Горьковское море.

З.П. У вас есть какой-то круг друзей, с которыми вы рыбачите, или одиночество здесь предпочтительнее?

— Рыбалка, как и охота, — особенный процесс: сидишь, ждешь зверя и в это время думаешь — никто не мешает, тишина, кричать опять же нельзя…

З.П. Понимаю. Ну что, перейдем к политике?

Эмилия Новрузова: С места в карьер, если позволите. Валерий Павлинович, вы будете участвовать в губернаторских выборах в 2015 году?

— Все будет зависеть от здоровья, желания, конкретной политической ситуации. Я буду решать сам. Если посмотреть историю, меньше трех сроков работать неэффективно. Во время первого начинаешь анализировать, вникать в новую для тебя ситуацию, выставлять людей, продумывать стратегические, тактические программы. На втором сроке начинается их реализация. А третий срок — это уже отдача. Поэтому когда я пришел в 2005-м, сразу занялся этими вопросами. И стратегия развития региона, разработку которой мы инициировали, рассчитана до 2020 года. Мы разбили ее на три пятилетних срока. И по этой Стратегии, мы выходим на уровень среднего европейского государства. Например, Чехии. По всем показателям — экономическим, социальным. Конечно, до Норвегии с ее душевыми доходами нам далеко…

З.П. Ну, у них нефть.

— Да (смеется). До 2010 года мы проработали в рамках Стратегии. Следующее пятилетие мы продолжим ей следовать. Динамика, даже с учетом кризисов 2008-го и 2009-го, положительная. И мы придем к нужному рубежу, я уверен. И конечно, хотелось бы получить дивиденды по окончании реализации Стратегии, чтобы можно было сказать: «Мы это сделали». Если говорить о возвращенной выборности, меня это абсолютно не пугает: я неоднократно и избирался, и назначался. Если посмотреть историю Нижегородской области, здесь были и назначаемые губернаторы, и избираемые. Кто лучше, пусть народ судит.

З.П. Если я правильно понял, вы не будете обсуждать, насколько формален сам закон о выборах губернаторов, но лично вы готовы быть и назначаемым, и избираемым?

— Конечно. Это моя профессия. Я уже давно работаю на территориях. Еще с советского времени — функции председателя исполкома те же самые. То есть по возможностям, законодательным нормам и правилам игры — они, конечно, отличаются от губернаторских, а вот по цели — сделать жизнь людей более комфортной — совпадают полностью. Если человек этих целей хочет достичь, он должен использовать любую ситуацию, которая ему дает ресурс для выполнения задач.

З.П. У меня личный вопрос. Вот вы работали в советское время и продолжаете работать сейчас. Есть ли какие-то принципиальные различия между тем, как работали управленцы тогда, и тем, как они действуют сейчас?

— Могу сказать, что в нынешнее время работать легче, комфортнее и эффективнее. Потому что по сути дела все зависит от тебя. Высшее должностное лицо в регионе — это человек, которые решает все и отвечает за все. Хорошая формула. Раньше многое решалось за тебя, ты был исполнителем чужой воли. Это как включенный бульдозер. А сегодня ты должен думать, как работать в условиях рыночной экономики, как больше заработать в бюджет региона, как эффективнее потратить заработанное, на что потратить, как ответить на те проблемы, которые есть в конкретных населенных пунктах и районах.

З.П. Не все регионы могут похвастаться положительной динамикой по сравнению с показателями в советское время, как и не все губернаторы могут отчитаться по растущим по сравнению с тем временем экономическим показателям — стройки, сельское хозяйство, демография…

— Ну почему… Условия работы у всех одинаковые. Сегодня, в соответствии с Конституцией, 50% заработанных средств остается в регионе, остальные 50% уходят в федеральный бюджет на исполнение федеральных функций. За исключением тех субъектов Федерации, которые много зарабатывают. Например, в Москве остаются только 38%, в Тюмени — и того меньше. То есть коэффициенты работают. Мы должны, прежде всего, понимать условия игры. Из чего складываются доходы региона: основа — налог на прибыль промышленных предприятий, налог на доходы физических лиц, налог на имущество — в первую очередь, на основные фонды экономических структур. То есть регион живет от дела. И чем больше ты это самое «дело» развиваешь в регионе, тем выше твои экономические показатели. Ты можешь вообще ничего не делать и быть дотационным, но это твое решение, это ты как высшее должностное лицо принял решение: мол, ничего делать не буду, мне деньги пришлют — я их потрачу, поднимается цена на уголь — я скажу, мне больше денег дадут, и неважно, что у меня собственное месторождение угля, зачем мне его разрабатывать — шахты, взрывы, дискомфорт. Президент же не заставит строить заводы. И вообще, я вам скажу, если вы почитаете, какие полномочия закреплены законодательством об органах исполнительной власти, вы увидите, что можно работать губернатором формально, а можно неформально. Вот вы мне звоните и говорите: «Валерий Павлинович, а у вас половина Нижнего Новгорода без электричества». А я отвечу: «При чем здесь я? Есть мэр». Потому что в соответствии с законом, жилищно-коммунальными проблемами занимаются органы местного самоуправления. А у меня в бюджете даже денег для этого нет. Но я так сказать не могу, как вы знаете. Раз пришел сюда работать — это и твоя проблема тоже.

З.П. Представим себе ситуацию. Вот вы отработали три срока, пришел на ваше место в силу грустных обстоятельств не очень удачливый губернатор, нехороший и непрофессионал. Но есть такие дела, которые не задушишь, не сотрешь. Вот оставил после себя Шанцев что-то — и все тут, будет стоять, как памятник. Есть такие дела?

— Я не думаю о своей фамилии, о том, что я оставил или не оставил. Есть проблемы, которые надо решать. Вот висит карта (показывает на стену с картой автомобильных дорог Нижегородской области). Когда я пришел сюда, смотрю — пробки. Эту проблему надо решать. Город-миллионник, который не имеет ни ключевой дороги, ни объездной. Что должен делать губернатор? Ускорять решение этой задачи. Вот трассу М7 начали строить в южный обход Нижнего Новгорода, потому что это самый напряженный международный транспортный коридор с запада на восток. И мы от него никуда не уйдем. Все равно весь автомобильный транспорт — и с востока на запад, и с запада на восток — пойдет через нас. Потому что ему больше некуда идти. Первую очередь — 16 километров — строили 12 лет. Как там говорил Некрасов: «Жаль только — жить в эту пору прекрасную…». Вторую очередь — 15,5 километров — построили за два года. Пришлось очень плотно работать с Правительством РФ. Сейчас мы находимся на втором пусковом комплексе третьей очереди, и еще надо строить четвертую. Я считаю, что есть три года — и больше времени не дано — на то, чтобы выйти на Казанское шоссе и сделать Южный обход. Восточно-Северный обход — мост в Подновье. Как ни трудно было, мы его спроектировали, прошли строительную экспертизу, сейчас в рамках концессии «Внешэкономбанк» завершает этот проект — речь о 70 миллиардах. Я понимаю, что мы не найдем денег в бюджете за такой короткий период времени. Конечно, можно сделать эту дорогу платной — я думаю, многие коммерческие автомобили предпочтут заплатить эти 150–200 рублей за проезд от Казанского шоссе до Кировского без светофоров и пробок, чтобы не ехать через город, часами преодолевая нагруженный городской трафик. По закону мы можем так поступить, потому что у нас есть вторая трасса, по которой можно ехать бесплатно. Получится так, что и тем, кто бесплатно будет ездить, будет лучше, потому что те, кто могут платить, перейдут на другую дорогу. Мы уже заканчиваем проектировать второй мост — рядом с Борским. Вдумайтесь, на 300 километров один только мост, 1965 года постройки. Когда я только пришел губернатором, увидел, что он весь в ухабах, по нему ехать можно со скоростью 4 километра в час, не больше.

З.П. Вот только что по нему проехал…

— Сейчас там — немецкие температурные швы, положили новый асфальт, по нему сейчас хоть ездить можно. Да, он узкий. Параллельно ему мы можем строить еще и двухполосный мост и расширять дамбу. Плюс северный обход — в районе Большого Козино.

Канавинский мост ремонтировали, метромост построили, движение по нему запустили, Окский съезд расширили — все это не просто так, чтобы оставить после себя. Поэтому думать надо не о том, что оставлять, а как проблемы решать.

Единственное, с чем можно было подождать, но вопрос был чисто принципиальным — это меня так проверяли на вшивость, как я говорю… Когда я проходил собеседования на должность губернатора — с депутатами, общественностью, промышленниками и предпринимателями, — все у меня спрашивали: мол, Валерий Павлинович, а вы цирк достроите ли нет? Я все думал, что это за цирк такой, что про него все вопросы задают. Недели через две после того, как я получил документ о наделении полномочиями, я приехал на этот цирк, репу почесал (смеется) и говорю: «Может, взорвем его и новый построим?» Там же 10 подрядчиков сменились, наваяли такой объект, каких я и не видел никогда еще… Ну, потом сели со специалистами — нижегородскими, кстати, не московскими, как многие думают, — разобрали все по полочкам и за полтора года его достроили. Вы вспомните, в 1984 году цирк закрыли, сказали, что в 1987-м будет новый, я пришел в 2005-м — его еще не было. Я так понимаю, это была проверка: а сможет? Мне же важно было дать понять, что все равно работать будем по-другому. Не так, как раньше. Нельзя такие объекты строить 25 лет — никаких денег не хватит. Следующее — ФОКи. Все говорят, Шанцев придумал ФОКи, чтобы в истории себя отставить. Да нет! Просто когда смотрел социальные показатели, увидел следующую картинку: продолжительность жизни одна из самых низких в стране, смертность одна из самых высоких, рождаемость одна из самых низких, заболеваемость… Естественная убыль населения — 39 тысяч человек в год. Это крупный район. Что делать? Решать проблемы. Прошло семь лет: сегодня естественная убыль составляет 17 тысяч человек. Как? Родовспоможение перелопатили, лечение сердечно-сосудистых заболеваний — ведь когда я приехал в кардиоцентр в 2004 году, легендарнейшая личность Борис Королев рыдал у меня на плече, говорил: ну сделайте что-нибудь, за 15 лет никто гвоздя не забил, все восемь хирургических отделений закрыты, диагностику проводить нечем, оперировать некому, все врачи разъехались — кто в Казани, кто в Сызрани, кто в Саранске, кто в Пензе, потому что там все есть, а у нас, столице Приволжского федерального округа, нет ничего. И естественно, что в таких условиях люди умирают: если два года надо ждать, пока тебе шунтирование сделают, — люди не доживали. Сейчас ждут максимум два месяца. Потратили два года и приблизительно 1 миллиард рублей — сделали многое: операционные, оборудование, врачи вернулись. Немцы сказали, мол, не хуже, чем у нас. И по спорту — ведь можно поправлять здоровье, а можно его не портить. Что мы имели: по бассейнам — обеспеченность от российского нищенского норматива 4%, по спортзалам — 17%, плюс самая маленькая в ПФО проходимость населения через спортивные объекты. Что сказать? Конечно, начали разрабатывать программу. Но в моем понимании, не очень богатый человек — а мы тогда были очень небогаты со своими 34 миллиардами на 3,5 миллиона человек, то есть с нищенской бюджетной обеспеченностью, составлявшей меньше 10 тысяч рублей на человека, — должен все делать сразу хорошо. Потому что нет ни денег, ни времени переделывать все по несколько раз. Сначала построить сарай, а потом думать, как его улучшить, — неправильный подход. Надо было сразу продумать передовой проект. Специалисты говорят, что таких проектов в России нет ни у одного региона, да и в Европе еще поискать. В городах такого уровня, как Лысково, Семенов, Кулебаки, нам надо было зажечь людей сразу, чтобы психология поменялась, чтобы к ним пришло что-то такое, чтобы атмосфера изменилась, чтобы они поняли, что надо туда идти. Потому что силой никого даже в нормальные условия не загонишь. Так что все программы, которые я назвал, формировались на основе анализа региональных проблем.

З.П. Память человеческая ведь очень обманчива. Да, гигантские проекты, никто не станет спорить — мосты, ФОКи и так далее. А вот взяли и снесли дом Чеботарева на улице Горького. Интеллигенция обижена, многие буквально до слез. Как так получилось?

— Знаете, хотелось бы повстречаться с этими обиженными людьми… Дело в том, что города, как и территории, все равно будут развиваться. Ну, если вы бываете за рубежом, то наверное, таких домов, как у нас в центре города, там не видно. А ведь они были все такие в XVIII–XIX веках. Когда специалисты решают эти вопросы, они внимательно их изучают. Вы можете мне сказать, в чем принадлежность к культурно-историческому наследию дома Чеботарева?

Э.Н. Я могу. Это образец уникальной каменной застройки второй половины XIX-начала XX веков, двухэтажный особняк с тремя фасадами, какие в Нижнем Новгороде не встречаются более нигде. Цельный, крепкий дом. Я была среди тех, кто наблюдал, как этот дом рушили. Страшно другое — документов, разрешающих снос, фактически не было…

— Кто вам это сказал? Вот вы кто по образованию?

Э.Н. Журналист-международник.

— Понимаете, любой губернатор, как и любой мэр, должен в первую очередь уметь слушать специалистов. Когда мы говорим о памятниках архитектуры, культуры, мы должны говорить о тех постройках, которые этому статусу соответствуют. До 1999 года этот дом вообще ни в каких списках не фигурировал, в 1999 году определили, что это дом как бы с признаками памятника. После этого провели экспертизу, которая показала, что никаких архитектурных, исторических, архивных документов, подтверждающих историко-культурную ценность этого дома, нет, что по сути лишило возможности считать его памятником. Это во-первых. Во-вторых, первый владелец дома — купец, который в контексте истории города никак себя не проявил. Допустим, про Рукавишниковых, Бугрова, Строганова есть информация о том, что они делали для города, какой благотворительной деятельностью занимались. О владельце дома № 107 известно только, какой была его фамилия, и больше ничего. И то — ее выяснили, когда проводили экспертизу и узнали, что именно он начал строительство в 1860 году. Дальше — по поводу трех фасадов. Именно таким дом этот построили потому, что тогда улицы были как стрела — соединялись, и Чеботарев, как это принято, застроил первую линию. Через три года он пристроил к дому одноэтажную лавку, еще через 13 лет — второй этаж этой лавки. Потом этот дом купила некто Филиппова — она надстроила каменный уже этаж. То есть это никакой не архитектурный стиль — это смешение стилей. И все архитекторы, которые участвовали в экспертизе, в один голос заявили, что это не памятник.

Э.Н. Дело в том, что один из пяти нижегородских федеральных аттестованных экспертов — Алексей Иванович Давыдов — подготовил экспертизу, подтверждающую, что дом № 107 является вновь выявленным памятником архитектуры. Акт экспертизы был у нас на руках в день сноса, этот документ был предъявлен всем — и представителям ГУВД, и прорабу «Стройсистемы» Грехову. Более того, нашумевшее постановление № 78, по которому во включении в реестр вновь выявленных памятников архитектуры было отказано 76 объектам, выпустили на основании экспертизы, которую проводили неаттестованные эксперты…

— Я могу вам представить официальный документ — последнюю экспертизу по этому дому. Ее закончили в июле — и ее делали в ООО «Поволжье». Это не нижегородская, а работающая на территории всего федерального округа организация. Со всеми лицензиями министерства культуры. Эта экспертиза была второй, ее закончили в июле, и она тоже была отрицательной. Я могу вам показать этот документ. Дело в том, что когда дом стоит посередине площади, можно думать о том, что с ним делать, если это памятник, если это не памятник — думать-то уже ничего. Давай людям жилье, чтобы они выехали, — и строй то, что нужно для города. Ну не получится же сделать так, что вот улица Горького у нас четырехполосная, но конкретно в этом месте мы ее сузим до двух полос. Если бы дом № 107 был памятником — одно. Но специалисты сделали заключение, что он не памятник. Поэтому и было принято такое решение.

Э.Н. Скажите, а какие вы видите способы спасения регионального архитектурного наследия?

— В свое время мы разработали концепцию памятников культуры и архитектуры — это концепция прошла общественные слушания и в области, и в Нижнем Новгороде.

Э.Н. Речь о концепции «Этноса» (научно-исследовательское предприятие. — Прим. ред.), я правильно понимаю?

— Да, именно. Она прошла все, что положено по закону. В ней предусмотрены 17 вариантов работы с памятниками — в зависимости от того, что это за памятник, в каком состоянии он находится. Вы же понимаете, что о доме-памятнике, в котором живут люди — без туалета, ванной, — можно, конечно, сказать, что он памятник, но надо думать дальше: можно ли создать такие условия для людей, чтобы там можно было жить, или нельзя. Если нельзя, людей надо выселить, предоставить им комфортное жилье, и думать, для чего использовать памятник. Для офиса можно? При условии заключения охранного договора, чтобы тот, кто это здание под офис возьмет, привел все в соответствие с описанием — буквально до гвоздя. И внутри, и снаружи. Если этот вариант задействовать нельзя, можно его сохранить как музейный объект. Тогда нужно выбрать типовые здания — по архитектуре, назначению, времени постройки, и где-то сделать так называемый «заповедник». И восстановлена должна быть не только строительная конструкция, но и утварь, мебель — чтобы люди могли приходить и видеть, какими были дома. Что мы и сделали на Щелоковском хуторе. Если нужно сохранить внешний вид, а внутри все переделать, поскольку перекрытия не всегда могут выдержать нагрузку современной инфраструктуры, тогда идем путем новодела, когда сохраняется внешний вид — фасады, кровля, — а внутри все делается по-современному, то есть железобетонные перекрытия, планировки, сантехника, электрика. Этих вариантов там 17.

Э.Н. А этот разработанный «Этносом» документ утвержден?

— Да, утвержден правительством. Это действующий документ. Мы за это время уже реставрировали 200 объектов. Например, усадьба Рукавишниковых. Почему 16 лет никто не думал о его реставрации? Мы направили на восстановление 600 миллионов. Теперь все ходят и восторгаются: «Ой, какая красивая усадьба!» Там теперь краеведческий музей, которого у наших детей не было 16 лет. У нас там международный саммит проходил. Иностранные гости сказали: «У нас таких нет». А дом Сироткина? Дом Бугровых? А Шуховская башня? На протяжении 200 лет стена в Кремле была проломлена, Зачатьевская башня не существовала. В октябре восстановительные работы будут закончены. Некоторые говорят, мол, зачем вы, Валерий Павлинович, это делаете, могли бы эти деньги на пенсии потратить или на что-то еще. Ну как иначе-то? Кремль — одно из чудес света. Его недавно включили в список. В Барселоне было заседание экспертного совета. К нам приезжал француз, генеральный секретарь «Столицы мира», вручил диплом. А мы проломленную стену доделать не можем. Ну, не стали бы мы это делать, вы бы мне ничего и не сказали: «До вас 200 лет никто этим проломом не занимался, и сейчас еще семь лет простоит так, и потом еще три года и более, и уйдете вы с этим проломом на пенсию». Ничего не произойдет. Но мы же занимаемся этим. Как можно после этого обвинять меня в нелюбви к истории, архитектуре, культуре? Я не понимаю.

 

(Продолжение в следующем номере)