12-10-19

Культурный слой

Отмененный суицид

Рецензия на «свежую» книгу нижегородского прозаика Андрея Кузечкина

Молодой нижегородский писатель Андрей Кузечкин упрямо заявляет о себе как о действующем бойце литературного фронта. Пять лет назад он дебютировал с повестью «Менделеев-рок», а в этом году издал книгу «Не стану взрослой», содержащую одноименный роман.

Сразу скажем, что Кузечкину не нужно придумывать ходы, чтобы читатель не уснул. Очевидно, что у этого автора, в отличие от многих коллег по цеху, есть талант держать аудиторию в напряжении. Вряд ли он корпел над переплетением сюжетных ходов и диалогов, чтобы подогревать читательские эмоции и любопытство. Тем не менее, и то и другое подогрето достаточно хорошо.

Однако перейдем, сделав уместный реверанс, к сюжетам этих двух текстов. В минус писателю можно записать их схожесть. Как первая, так и вторая книга начинаются с того, что герой приезжает в город на электричке. Прибыв в пункт назначения, он пытается «обновиться»: заводит пухленькую девушку, явно выделяется крутостью (или, если угодно, лидерскими качествами) среди друзей и знакомых, начинает вживаться в иную социальную роль (в первой вещи — местный Джонн Леннон, во второй — обеспеченный ловелас и немного Шерлок Холмс). Достается ему это все, как говорится, с полпинка. Тем не менее, в финале обеих книг герой желает свести счеты с жизнью. Впрочем, он отказывается от своего намерения, и на этом моменте перед читателем опускается занавес.

Скорее всего, эта схожесть двух книг связана с тем, что у автора не пропало желание выговориться, поведать миру об определенных моментах собственной биографии, оставивших рубцы в памяти и подсознании. Хочется сказать Андрею: мы тебя услышали, пора осваивать новые горизонты. Тем более что потенциал у писателя есть: он весьма метко и честно описывает действительность, в которой варятся персонажи. Правда, подчас детали, на которые не стоит тратить много слов, гротескизируются и раздуваются до тупиковых сюжетных ходов, не связанных с основным сюжетом (например, легенды о городских подземельях и таинственных персонажах в первой книге, «православные геи» и секта компании «Третья планета» во второй).

Но дело даже не в узнаваемом колорите, а в умении дать психологический портрет — не только главного героя, но и его друзей. Несомненно, в этом смысле вершиной, на которую сумел вскарабкаться Кузечкин, является образ Карины (роман «Не стану взрослой»). Благодаря скупым фразам, жестам, решениям персонаж получился живым, меняющимся — причем меняется не только эта импульсивная девушка (стерва, ребенок, душка, утонченная натура), но и читательское отношение к ней. Если автор будет двигаться в этом направлении, он, без сомнения, оторвется от стандартной генеральной линии.

И все же в идейном плане вторая книга отличается от первой. В повести «Менделеев-рок» герою как бы свыше дается возможность «вспомнить все»: он снова становится звездой местного разлива, окружает себя старыми знакомыми и новой девушкой, которая, в отличие от предыдущей, ценит его творчество. Однако сказочная карета, как и положено, превращается в тыкву: персональная Йоко Оно исчезает, рок-группа разбегается, обретенных знакомых калечат Доктора — военизированное молодежное подразделение, похожее больше на люберов, чем на привычных нам гопников. Не желая мириться с потерей сказки, герой приставляет к виску дуло пистолета. Но тут появляется полумифический персонаж (эдакий ангел-хранитель), который втолковывает: тебе, дескать, показали, как можно измениться, — вот и меняйся, только чур сам, без помощи высших сил. На этом счастливом моменте мы с героем прощаемся. Вывод, который, по замыслу автора, должен сделать читатель, очевиден.

Во второй вещи герой по имени Максим выигрывает международный чемпионат геймеров, чем обеспечивает себе славу в кругу «задротов». Но вернувшись в родной город с победой, он узнает о гибели своих родителей-алкоголиков. Полная неопределенность в плане дальнейшей занятости довершает дело: Максим, продав квартиру, решает уехать в другой город, дабы как следует встряхнуться и свести счеты с жизнью. По крайней мере, намеки на такие планы даются неоднократно. Встряхнуться, безусловно, получилось: Максим заводит девушку-эмо, а потом начинает крутить роман с «правильной» недотрогой — Кариной. Он все теснее общается с новыми друзьями — парнями без особых идеалов и амбиций, но, как выясняется, с тонкими и привлекательными чертами характера. Все эти молодые люди живут как бы в полусне: нет в этом городе ниши, в которой они могли бы проявить себя, жить полноценно. Секта православных геев, само собой, вызывает лишь улыбку, а местная сетевая компания создает из юнцов военизированные структуры, дабы осваивать городские территории нечистоплотными методами. Некуда, в общем, честному подростку податься. Ну а впереди предстоит скучная взрослая жизнь, которую скрасят унылый секс и алкоголь, — в общем, ничего привлекательного. Собственно, на этом фоне и возникает международное движение «фореваянгов» — маленьких самоубийц. Их «философия» проста: дальше не будет ничего хорошего, поэтому пора уходить. Главный герой, прокручивая в голове тот же посыл, вдобавок еще и считает себя безнадежно старым (ему 28 лет), а также неудачником, у которого скоро закончатся деньги, а нормальной работы не светит. Влюбленная в него Карина шокирована этими обстоятельствами (Максим до поры до времени их скрывал). Девушка признает, что по этой причине они не могут быть вместе.

Поистратив денежный запас и покрутив с девицами романы, Максим пишет друзьям предсмертные письма и собирается идти топиться, но в последний момент передумывает: то ли элементарный страх смерти оказывается сильнее, то ли окружающий мир кажется ему не таким уж гадким. Впрочем, он мог просто-напросто проститься столь оригинальным способом со своей пассией, не прошедшей проверку на вшивость: не хочешь путаться с перестарком, у которого нет (во всяком случае, пока) перспектив, — до свидания. Тогда и ухмылка, которая появляется на лице Максима в финале, вполне объяснима.

Каждую главу книги предваряет предсмертная «исповедь» очередного тинэйджера. Это фишка романа, но особой смысловой нагрузки она не несет, и ближе к финалу такие рассказы приедаются. Эти упрямые прологи, как и название книги, явно говорят о том, что центральной проблемой автор хотел сделать именно подростковые самоубийства. Излагая причины своего «ухода», участники суицидального движения обличают мир взрослых: для них он серый и беспросветный. При этом юные персонажи романа живут примерно в таком же бесцельном полусне, что и «предки», — разница только в том, что забот у них пока меньше. Становится понятно, что истинная причина самоубийств — не в отказе переступить формальную, по сути, черту взросления, хотя именно этим отказом «фореваянги» объясняют свои поступки. Скорее, причина эта имеет более глубокий, более внутренний характер — например, потеря способности воспринимать яркие краски, зацикленность на негативных моментах.

Автору скорее стоило пролить больше света на внутренний мир героев, чтобы показать их потенциал и психологические шлагбаумы, преграждающие путь к яркой и полноценной жизни. Тогда, глядишь, мы действительно подобрались бы вплотную к загадке, терзающей психологов и социологов, — что заставляет современных детей спрыгивать с крыш.

Вместо этого сделан упор на внешние обстоятельства. Так, Максима подталкивает к самоубийству мысль о том, что он якобы не способен устроиться на высокооплачиваемую работу. Такие причинно-следственные связи вряд ли естественны — особенно если учесть то, что герой пользуется авторитетом среди новых друзей и спросом среди особ противоположного пола.

В общем, у второй книги не такая цельная и прозрачная идейная структура, как у первой. Она более приближена к современным реалиям и к проблеме тупикового развития, которую нельзя отогнать как страшный навязчивый сон. Здесь уже нет «бога из машины», который намекнул бы, как и в каком направлении двигаться, чтобы не оказаться в тупике.

Егор Верещагин