12-11-08

Культурный слой

Импровизационная кислота

О группе Acid Floriani я ничего не слышал до прошлой недели. И вот прихожу в арт-кафе «Кино», а там рубятся в барабаны и две электрогитары три чувака, поливая оглушенную публику литрами звуковой психоделической кислоты. Этакий авант-рок: длинные импровизы, почти какофония. Пахнуло 67?м…

Выясняю, что за бэнд. Оказывается, Acid Floriani родился два года назад в… Красноярске. Играли втроем: Макар Патюков (гитара), Дмитрий Младенцев (барабаны), Алексей Фортунатов (бас). В этом составе записали лонгплей «Underground Strikes Back», в котором признавались любви к раннему «Пинк Флойду» и Кэптену Бифхарту. Но Макар, лидер группы, переехал в Нижний — «здесь теплее, и есть возможность выбираться в Москву, Питер, в Европу», и все пришлось начинать заново. Вакансии в группе все еще открыты. Только что отыграли концерт — а уже приходится искать нового барабанщика.

— Где легче найти соратников — в Сибири или на волжских берегах?

— Проще было в родном городе. У меня создалось впечатление, что в плане музыки Нижний сильно отстает. Мало достойных мест для выступлений, музиндустрия не развита. А причина проста: нежелание музыкантов делать действительно оригинальную и цепляющую музыку и нежелание организаторов, менеджеров продвигать что-то новое. Никто ничего не хочет. А если мы сами этого не хотим, то никто другой не сделает за нас работу.

— Если арт-менеджер клуба тебя приглашает выступить, то хочет, чтобы на тебя пришло достаточное количество народа. А психодел — не та ниша, которая интересует массовую публику. Его удел — андеграунд. Разве нет?

— Должны же люди что-то делать от чистого сердца без желания получить выгоду. Тот концерт, на котором мы познакомились, был организован просто для того, чтобы люди послушали музыку. Андерграунд не должен означать, что группе негде выступить, это уж совсем крайность. Я, например, просто хочу делиться своей музыкой с людьми — для денег у меня работа есть. Любая музыка нужна, и мода по сути ничего не меняет. Дерево стоит вне зависимости от того, как к нему относятся. И с музыкой так же.

— Давай поговорим про твой альбом. Он ведь подмигивает ранним записям «Пинк Флойда» в пору Сида Барретта. Этой музыке скоро полвека стукнет. Но если ты ее играешь, то значит, чувствуешь в ней дыхание современности. Так?

— Музыкальные задумки, которые продвигали музыканты психоделической направленности, существовали слишком короткий срок — с 1966 по 1970 годы. К середине 70-х все забыли о психоделике. Жанр и половины не сказал из того, что мог бы. Те же «флойды» очень недолго играли чистую психоделику. Сходство нашей музыки с ранним ПФ объясняется тем, что эта группа была одним из первых моих музыкальных потрясений. Не было цели подражать, я лишь чувствовал, что их идеи мне очень близки. Насчет дыхания времени ты верно подметил. Искусство ведь часто развивается по принципу спирали и иногда что-то новое приходит из прошлого. Много людей ностальгируют по эпохам, в которых даже не жили, это очень странное явление. Если глубже капнуть, то откажется, что музыка вообще существует вне времени и пространства. И люди ничего не придумывали, только делали открытия.

— Любовь к психоделическому року привили родители?

— С «правильной» музыкой меня познакомила мама, когда я был еще совсем маленьким. На день рождения подарила кассетный магнитофон и две кассеты — Джо Кокера и Эрика Клэптона. Как любой ребенок, я было подумал, что мама дала мне что-то занудное. Но я заслушал Кокера с Клэптоном до дыр. Маленькими шажками дошел и до психомузыки. Лет в 15–16 мне башню сорвало от дебютника «Флойда» и от Хендрикса. Если говорить о сильных влияниях — то могу назвать Captain Beefheart & Magic Band, Орнетта Коулмана, Эрика Долфи. Слушаю очень много всего — джаз, блюз, регги, даб, этническую музыку, авангард.

— Я слышу главное отличие твоих пьес от инструменталов ранних «флойдов»: при всей психоделичности в основе их композиции всегда находилась внятная тема, которая постепенно развивалась, может, даже разрушалась, однако в финале музыканты снова к ней обращались. Ты же практически уже с интро ударяешься в импровизацию. Мне не хватает мелодий…

— Понимаю, о чем ты. В альбоме темы есть, но иногда они появляются в самых неожиданных местах. В «Memory of Captain Beefheart» играется тема на протяжении всего произведения. В «Purple & Yellow» тема появляется в самом конце, а до этого идет достаточно атональная импровизация. А вообще, я люблю привносить некий хаос. В принципе можно сказать, что это концепция. В любом случае я слышал темы в процессе записи, а как воспринимают это другие люди, я просто не могу знать.

— Хаос чисто музыкальный? Или жизнь у тебя тоже хаотична?

— И то и то. Я привык соображать на ходу — сколько не пытался все спланировать, планы все равно нарушались и поэтому я импровизирую по ходу дела. Что касается именно музыки, то у нас она достаточно специфическая и не стоит рассчитывать, что все пойдет именно так, как ты запланировал нота в ноту, это просто невозможно, есть человеческий фактор. Кто-то из музыкантов может повести тему немного иначе, и моя задача поддержать его новую мысль. В этом я и вижу искусство импровизации: музыканты играют какую-то тему, но вдруг один из них начинает играть нечто, чего ты не слышал, и твоя задача заключается в том, чтобы завести с ним музыкальный диалог. Это музыкальная интуиция и ее нужно развивать. Так мы и работаем, играем тему несколько минут, а потом развиваем ее в любую сторону. Для каждого концерта я пытаюсь придумать какую-то новую фишку.

— Почему в вашей музыке нет вокала? Такова идеология или просто вокалиста не нашел?

— Я люблю некую недосказанность. Это как прочитать книгу с непонятным концом. Инструментальная музыка более абстрактная и имеет множество ассоциативных интерпретаций. Хочу, чтобы люди фантазировали под мою музыку, пропускали ее через призму собственного восприятия. Часто слышу вопрос: что ты хочешь сказать своей музыкой, какую мысль ты несешь? Мне несложно ответить, но мои ощущения никогда не совпадут с чужими. Если же в музыке есть текст, это уже конкретика — если, конечно, текст не перегружен метафорами и двойными смыслами — ведь сложно думать о чем-то, кроме любви, когда вокалист в каждом припеве поет «Love love love». В целом я не против вокала, но если и будет у меня вокалист, то он будет петь тексты с очень неоднозначным смыслом. Или вообще будет петь на тарабарском…

Вадим Демидов