14-09-23

Культурный слой

Андрей Мегалинский: «Мне близка сцепка человека с его творчеством…»

Визитная карточка

 

Всё ложь.

Toбoй игpaют в пyл, ты шapик нa cyкнe.

B мoгильнyю дыpy мы вмecтe yпaдём. Tвoю мopaль yдap пepeвepнyл,

и вepить пepecтaл ты мнe, чтo мы внизy,

и тoлькo глyбжe вниз идём.

Tы ввepx кaтилcя пo cтoлy,

тeчeниe пoймaв нa oзepцe. Kpичaл я вxoлocтyю,

и вcё нe вepил мне ты, чтo мы xoтим, дepжacь в yглy,

и cмepти пap пoчyяв нa лицe, тoннeль пpoдeлaть нa дpyгyю

cтopoнy плaнeты.

Dovlatov Way

— Живет себе парень, на лекции ходит, с прикладной физикой дело имеет, а вместе с тем проговаривает стихотворениями важные для себя вещи. Как это сочетается?

— Давно об этом не думал. Уже трудно проследить, откуда корни растут. Вспоминаются первые эксперименты восьми-девятилетней давности, разумеется — бессмысленные и наивные.

Тогда я пробовал «язык на зуб», подбирал рифмы по слогам и неосознанно заимствовал и тащил в текст всё, что до того момента видел и слышал. Сейчас проще — многое забывается почти сразу, остаётся только размазанное смысловое пятно. А на нём построить новый образ легче, чем на свежих, резких проекциях.

Что-то приближённое к поэзии (хотя бы структурой и расстановкой акцентов) начало появляться в шестнадцать лет. Резко возникла потребность в общении на литературную тематику. На тот момент путь был один — через интернет.

Угодил в эпицентр сетевой графомании, но мне повезло, так как возникший очень кстати максимализм изменил ход мыслей, и я начал писать наперекор всему, не имея понятия о том, как это делается и имеет ли это какой-то вес.

Поступив в университет, я на время разорвался — во мне не уживалась наука и поэзия. Был готов оставить все попытки в литературе. Понятное дело, не удалось. И я научился извлекать лучшее из одного для другого. Наука даёт необходимый скепсис, который трансформируется в тексты. Так что это стало симбиозом, а не противоборством.

— Ты называешь своими учителями Довлатова и Набокова. Это вообще необычный случай. Редкий.

— Не думаю, что такой редкий это случай. Разве что как комбинация конкретно этих двух писателей. В большей степени на меня повлияло, конечно, творчество Сергея Донатовича Довлатова. С его книгами началось переосмысление и смена направлений. Причём в атмосфере гнетущего, медленного разрушения, с единственным уместным в этом контексте иронично-печальным юмором. Отражение это нашло и в моей жизни, и в написании текстов.

А Набоков очень вовремя обесцветил календарь ожиданий, привил вкус к неуравновешенной недосказанности в совершенном сознании («Защита Лужина»), но также погрузил во что-то душное и яркое, существующее бок о бок с обыденным (рассказы вроде «Terra Incognita»).

Возвращаясь к Довлатову, хочу отметить, что последнее время наблюдается ажиотаж вокруг его имени. Устраиваются выставки, памятные вечера, ставятся спектакли по его повестям, снимаются телерепортажи.

Совсем недавно в Нью-Йорке переименовали одну из улиц в «Sergei Dovlatov Way». А я ещё в конце зимы подписывал петицию в поддержку этого события. Значит, помогло. Наверное, это мой первый акт выражения гражданской позиции, который внутренне был действительно важен и близок.

Премия «Дебют» и перьевая ручка

— В 2013 году ты вошел в лонг-лист премии «Дебют» в номинации «поэзия». На тот момент это было для тебя важно?

— Помню, как друзья сказали про объявление списка. Я тогда не успевал следить за культурной жизнью, и новость оказалась неожиданной. А особо приятным во всём этом было то, что знакомые в литературных кругах сами обратили внимание и тепло отозвались о включении в лонг-лист.

Это не изменило вектор творчества. Напротив — я понял, что иду в нужном направлении. Да, был душевный подъём от осознания того, что впервые на достаточно высоком уровне принесло плоды нечто исключительно своё, созданное без опоры и помощи извне. Но этот импульс был ориентирован на поднятие тонуса для поисков новых образов.

«Дебют» стал неким связующим звеном, расширил число ныне читаемых мной авторов. И это замечательно, когда среди лиц премии видишь знакомые имена.

— В «Арсенале» состоялась «Техника чтения». Ты побывал-увидел, поучаствовал, давай теперь нам рассказывай.

— Да, в воскресенье состоялось, можно сказать, открытие целого свежесформированного течения, «Нижегородской волны». Прошло оно, на мой взгляд, удачно, и в необычном для региональной практики формате.

К традиционным чтениям добавились комментарии закреплённых за авторами критиков, а также вопросы из зала. И Вадим Демидов, и Ирина Миронова, помимо представления замечательных текстов, в авторской позиции и ответах на вопросы показали умение мыслить как современные поэты. Благодаря интерактивной беседе и читать, и слушать было очень интересно.

Мероприятия такие, безусловно, нужны. Во-первых, поэзия перестаёт занимать замкнутую окантованную позицию. Появляются новые люди, расширяется аудитория. Во-вторых, создаётся живая атмосфера. Люди задают вопросы, шутят.

Формат мероприятия не предполагает обзор как можно большего числа поэтов. Ну и, наконец, это позволяет классифицировать и упорядочить сами тексты — как автору, так и слушателю.

— Есть понятные тебе самому недостатки и достоинства стихов Мегалинского? Случается ли, что достоинства переходят в недостатки, Или наоборот?

— О плюсах и минусах своих текстов с позиции автора непросто рассуждать: не будешь же сознательно писать плохие стихи. Хотя это будет необъективно, поэтому скажу, переиначив, что публикуемый материал меня самого удовлетворяет. За редкими исключениями. Иногда мне кажется, что образы слишком прямолинейны, и стихотворение превращается в повествование. И наоборот — когда нарратив обрастает сложными конструкциями, выходит какая-то фонетическая психоделия.

Из достоинств могу сказать, что тексты, написанные года полтора назад, меня всё ещё устраивают и стилистически, и идейно. Надеюсь только, это не выход на стационарную прямую…

— Алик Якубович иногда говорит, что «пишет ногами». Как у тебя? Во время прогулок приходят мысли?

— Написание лирики у меня происходит прозаично: сажусь и думаю. Иногда перед окном, иногда на диване бессонными ночами, иногда на парах в институте. С 16 лет пишу перьевой ручкой, периодически перемежая шариковой.

Это не часть поэтического образа (надеюсь, такой за мной вообще не закреплён), а лишь удобство и уже вошедший в привычку ритуал заправки чернилами. До сих пор в ящике стола лежит маленькая записная книжка с ужасными стихотворениями, с которой всё начиналось. Когда-то всегда брал её с собой, в надежде создать что-то приемлемое, прогуливаясь по набережной.

А сейчас тексты всё больше пишутся на смартфоне или компьютере. Всё же постоянная доступность и возможность редактирования без зачёркиваний и грязи дорогого стоят.

В меньшей степени поэт

— Ты говорил, что многое получил от Набокова и Довлатова. А что ты можешь сказать в отношении поэтов, скажем, Серебряного века?

— Первое знакомство с этим явлением было испорчено школьным подходом избирательности, нездорового восхищения и риторическими проблемами. По-настоящему стал читать значительно позднее. Позиция наблюдателя мне больше по душе.

— Какие отношения с современной прозой?

— Непростые. Началось если не доминирование, то, во всяком случае, становление сетевой прозаической литературы. Может, я и неправ, но, похоже, постепенно стали исчезать с полок книги в твёрдых обложках с рисунками пришельцев с автоматами в щупальцах или бойцов спецназа в открытом космосе.

Вместо этого стали популярнее живые журналы, блоги с рассказами. Иногда я читаю то, что кажется интересным, но больше времени уделяю компенсированию пробелов в знании мировой классики.

— Как Нижний Новгород отражается в твоей поэзии?

— Нижний мне нравится тем, что прожив в нём столько лет, я до сих пор не определился со своим отношением к его наполнению. Здесь действительно комфортно, но чтобы увидеть что-то новое даже в местах, где не бывал раньше, зачастую приходится перенастраивать фокус, в буквальном смысле.

Последние пару месяцев изучаю город более детально, инерционно много передвигаюсь. Некоторые маршруты тяготят воспоминаниями. Приходится переосмысливать отношение даже к исхоженному вдоль и поперёк асфальту.

Отражается это и на поэзии, чаще всего — в бездействии. Но иногда удаётся выловить прекрасное, и при определённой степени подавленности оно становится ещё более ценным.

— Кто из нижегородских авторов близок?

— Даже за то короткое время, что я наблюдаю за нижегородским поэтическим сообществом, могу с уверенностью сказать, что талантливые авторы стали всё чаще появляться, выходить из толпы. Взять, к примеру, «Большие местные чтения», проходившие в конце марта этого года.

На них было представлено порядка сорока авторов, и каждый обладал индивидуальной поэтикой, заслуживающей отдельного рассмотрения.

Мне близка сцепка человека с его творчеством, и, к счастью, в Нижнем Новгороде хватает и поэтов, и их текстов. Да и вообще, давно уже не видел стереотипных графоманов-застольщиков. Может, они и правда вырождаются?

— А каким ты видишь современного поэта? Что это за человек такой?

— Современный поэт — в меньшей степени поэт, чем кто-то другой. Ведь быть приставленным только к написанию текстов — это сознательная голодовка и изоляция. Поэзия не может быть автономной, для неё нужен не один человек, а массовость, беспорядочная совокупность умов. А современный поэт зависим, ему необходимо быть погружённым как можно глубже в этот хаос, чтобы разглядеть смысл. Кто видит вокруг больше всех, находится в десяти местах одновременно — тот и напишет, нарисует в голове то, что другие не смогли или не успели.

ПОДТЕКСТ

Андрей Мегалинский

Родился в Нижнем Новгороде. Студент кафедры квантовой радиофизики Нижегородского государственного университета имени Н.И. Лобачевского. Участник поэтических фестивалей «Стрелка» и «Речет», книжного фестиваля «Бу!фест» во Владимире в 2013 году. Публиковался в журнале «Новая Реальность», на портале «Полутона». В 2013 году вошёл в лонг-лист премии «Дебют» с подборкой стихотворений.

Дмитрий Ларионов