№138 (2279), 15.12.2014
Культурный слой
Олег Демидов: «Мариенгоф покорил раз и навсегда — и трагической судьбой, и своим неповторимым стилем»
Визитная карточка
Гоген
раскаленный песок
безмятежное лето
вечное лето
и воздух сухой, как стакан,
наполовину заполненный ромом,
наполовину заполненный снами туземки
что тебе снится, красотка Аурура,
когда твое тело рисует художник
на измазанном маслом холсте?
как на глиняном блюде
измятый твоими губами инжир
подают человеку с розовой кожей?
как тот человек
мнет заскорузлыми пальцами
бедер твоих первобытный кувшин?
как соленая кожа
(от моря, от пота, от девственных слез)
становится пресной?
что тебе снится,
смешная туземка с мальчишеской грудью,
пока бегает кисть по холсту?
что тебе снится,
красотка Аурура?
«Белендрясы»
— Олег, у тебя в минувшем году вышла первая книга стихов «Белендрясы». Как она складывалась?
— Книга получилась полной, но именно на момент июля прошедшего года. Сегодня думаю о переиздании, так как появилось еще некоторое количество «белендряс» (улыбается).
Жизнь — это бесконечное дуракаваляние, поэзия — тем более, а уж современная поэзия — стеб и гомерический смех. Неужели кто-то думает, что Галина Рымбу или Никита Сафонов, Евгений Степанов или Константин Кедров пишут все это всерьез? Нет, конечно.
Они валяют дурака и играют в поэзию. Кто-то из них еще играет в литературный бизнес и литературный процесс. А смотрится все это нелепо. И ничего не остается, кроме как посмеяться над этим. Чем я, собственно, и занимаюсь.
— В одном журнале прочитал на твоих «Белендрясов» отзыв: «Такое название почти полностью исчерпывает содержание книги… заметно, что ее автор еще находится в поиске своей поэтической манеры, и потому пытается писать совершенно по-разному». Поэту в диалог с критиком вступать необязательно?
— Вступать поэту в диалог с критиком бессмысленно. Особенно если этот критик из иного лагеря и проповедует его литературные идеи. Даже не иного, а просто из какого-то конкретного. Я вне литературной тусовки: сижу и наблюдаю, как они дают друг другу премии, а потом Лесин кричит про «ЖиП», Емелин оплевывает Кузьмина, а Кузьмин идет бороться с женщинами и так далее. Вся эта трагикомедия отчего-то ещё приковывает внимание…
А что касается критиков, то, помнишь, у Анатолия Борисовича было на этот счёт: «Вы всего лишь пар над супом». Хотя некоторые критики в то же время являются и поэтами, и кандидатами наук, из-за чего происходит еще большая сумятица и в их головах, и в неокрепших умах молодых поэтов, которые еще смотрят благоговейно на всю эту пошлость.
— Крепко. Мне вот что еще интересно — ты участвовал в поэтических слэм-конкурсах Андрея Родионова. Какие от них впечатления?
— Давай сначала о Родионове. Это, без дураков, большой поэт. Я жду, когда он оторвется от поэзии и начнет себя реализовывать где-то еще. У него относительно недавно написалась пьеса в стихах «Нурофеновая эскадрилья». Мне удалось поприсутствовать и на читке пьесы в «Фаланстере», и прочесть ее в книге «Звериный стиль». Эта пьеса — большой шаг вперед. Большой и обнадеживающий. Период маргинализированных героев прошел, пора создавать что-то еще.
А слэмы, которые проводит Родионов, — это крайне веселое зрелище: кабак, случайные зрители, ничего не понимающие в поэзии, поэты, ничего не понимающие в принципе, девочки в коротких юбочках, читающие стихи и, в конце концов, выигрывающие своими «розочками и козочками», как выражается Быков, у серьезных щетинистых мужиков. Да и стихи случается услышать настоящие. Я вообще выбираюсь на поэтические вечера редко, да и то только за тем, чтобы услышать что-то новое. В слэмах и сам участвую — себя показать, на других посмотреть.
— Ты сейчас пишешь для «Свободной прессы»? Как тебе это издание?
— Ну, раз в месяц выходит статеечка, да. На днях как будто должна появится еще одна — об Александре Бардодыме.
А что можно вообще сказать о «Свободной прессе»? Можно и нужно посмотреть на список ее авторов: Андрей Рубанов, Михаил Елизаров, Герман Садулаев, Валерия Пустовая, Платон Беседин, Роман Богословский, Денис Драгунский и так далее. Площадка, на которой собираются люди, придерживающиеся не только кардинально разных политических, но и мировоззренческих позиций. Это очень ценно. И демократично. Не то, что на иных либеральных ресурсах.
«Переписал с полдесятка пьес…»
— Расскажи о сегодняшних интересах.
— Устроился в сентябре наконец-то в школу, работаю по три дня в неделю. На архивы остается только два дня. Работаю в РГАЛИ. Занимаюсь Мариенгофом. Копаю во всех направлениях.
Это был большой и не разрешенный писатель. Некоторые исследователи называют его запрещенным, но это, мягко говоря, не так. Он писал очень много. Очень! Львиная доля его творчества не опубликована. Все лежит в архивах. Большая часть в РГАЛИ, но крупицы разбросаны по городам и весям. Перепечатал уже штук двадцать его пьес конца 1920-х — начала 1960-х годов. Практически все они проходили через такое ведомство, как Главрепертком.
Это заведение, которое предоставляло визу писателю на публикацию и на постановку его текстов. С одной стороны, конечно же, это институт строжайшей цензуры. С другой — они помогали устроить пьесу в театр. Это, согласись, тоже важно.
— Мариенгофа такой визой не часто баловали…
— Тексты Мариенгофа в большинстве своем именно не разрешены к постановке. Часто — загублены в самом начале. Можно вспомнить те, о которых он сам рассказывал: «Люди и свиньи» (это вообще удивительный случай: непонятно, как антисоветская пьеса появилась на сцене и собирала аншлаги; непонятно, как по ней был снят фильм), «Золотой обруч», «Остров Великих Надежд» (история с запретом этой пьесы — просто анекдот, который и по сей день активно смакует в театральных кругах).
В ноябре переписал еще с полдесятка пьес и даже один сценарий мультфильма! В декабре буду заниматься письмами. Эпистолярное наследие Мариенгофа способно поспорить с его лучшими мемуарами. Здесь появляется еще больше действующих лиц в еще более неуклюжих ситуациях. Одно сплошное очарование!
— Олег, откуда эта любовь к Мариенгофу у тебя вообще взялась?
— На пятом курсе писал диплом «Дневник циника как особый тип автобиографического письма: Мариенгоф, Лимонов, Бегбедер». Поговорил с научным руководителем над темой, над именами и пришли к этой тройке. Я тогда плотно сидел на Эдуарде Вениаминовиче, а остальных полистывал между «Эдичкой» и «Палачом».
Когда начал заниматься дипломом, стал подробней изучать и Мариенгофа с Бегбедером. Анатолий Борисович покорил раз и навсегда — и трагической судьбой, и своим неповторимым стилем. Обнаружил, что вокруг его имени намешано много ерунды. Целые периоды в жизни просто вычеркнуты, о них ничего неизвестно. Решил, что пойду в аспирантуру и буду изучать и реконструировать его творческий путь. Вроде получается.
К черту Москву!
— Ты по-прежнему живешь за Садовым кольцом? Как там матушка-Москва?
— Я жил в Новогиреево и в Митино, а летом женился, так вообще перебрался с женой и котом в Химки. Все эти райончики — не более чем маленькие деревушки. Москва — это Садовое кольцо. Москва давно никуда не идет, она стоит в бесконечных пробках. Я иногда «играю в Проханова» и представляю себе недалекое будущее.
Москва. 2045 год. Весь город — одна сплошная пробка. В воздухе — пыль и смог. Жара даже зимой под тридцать градусов. Люди по несколько дней едут на работу (на вахту), а потом несколько дней едут обратно домой. Между машинами снуют люди, предлагающие шаурму, хот-доги и другой нехитрый харч.
Как писал один гений, если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Думаю, что рано или поздно я так и поступлю. Не у моря, так в какой-нибудь рязанской или воронежской глуши.
— Можно ли состояться сегодняшнему литератору на своей земле?
— К черту Москву! Состояться можно где угодно. Тем более что сегодняшний литпроцесс направлен на выявление «провинциальных» (это слово не носит ни в коем случае отрицательных коннотаций) талантов. Мне иногда кажется, что если бы я жил в условном Нижнем Кукуеве на Дальнем Востоке, мои стихи и прозу публиковали бы куда охотней.
В Москве и в Питере сосредоточены серьезные издательства. Поэтому важно, чтобы именно они заметили. А жить и творить можно хоть в Кукуеве. Это только добавляет экстравагантности к биографии. У нас же много сильных региональных поэтических тусовок: Калининград, Нижний Новгород, Тверь, Екатеринбург и т. д. Они говорят сами за себя.
ПОДТЕКСТ
Олег Демидов
Родился в 1989 году в Москве. Окончил филологический факультет Московского гуманитарного педагогического института. Аспирант МГПУ, мариенгофовед. Работал учителем, грузчиком, вожатым, курьером, продавцом, копирайтером и фотографом. Печатался со статьями в газете «Литературная Россия», на портале «Свободная Пресса» и в журнале «Сибирские огни», с прозой — в журнале «Волга». Победитель V фестиваля университетской поэзии. Лауреат премии им. Демьяна Бедного (2013). Шорт-лист волошинского конкурса (2013). Печатался со стихами в газете «Литературная Россия» и в альманахе «День открытых окон 6». Автор книги стихов «Белендрясы» (СПб: Своё издательство, 2013). Подготовил к публикации собрание сочинений А.Б. Мариенгофа (М.: Книжный Клуб Книговек, 2013) совместно с писателем Захаром Прилепиным.
Дмитрий Ларионов