№42 (2329), 20.04.2015
Общество
Моряк-политрук Николай Фильченков
Ранее мы рассказали о героях-нижегородцах, чьими именами названы улицы родного города, лётчиках Борисе Панине, Якове Ляхове и Викторе Чугунове и рядовом пехотинце Георгии Маслякове. Земля и воздух, две, так сказать, тверди, теперь очередь за водной стихией.
Тысячи нижегородцев в воскресные дни направляясь на отдых то ли на дачу, то ли в родную деревню «на горах», проезжают по переполненному шоссе Нижний Новгород — Арзамас и обращают внимание на придорожный указатель «Лапшиха». В Нижнем Новгороде есть своя Лапшиха, что прислонилась к улице Ванеева, и вот ещё одна — в Дальнеконстантиновском районе.
От указателя проедешь километра четыре и упрешься в село Курилово. Именно в этом месте и родился Николай Дмитриевич Фильченков (1907-1941), один из немногих моряков-нижегородцев героев Великой Отечественной войны, но более всех, наверное, известном всей России. Известном, прежде всего, особой жертвенностью подвига. Именно он первым из-за недостатка боеприпасов в самом трудном 1941 году привязывает гранаты к поясу и бросается под вражеский танк, чтобы наверняка, чтобы не промахнуться.
Именно о нём и его боевых товарищах, последовавших примеру командира, создано одно из первых литературных произведений в честь героев Великой Отечественной войны. Знаменитый Андрей Платонов, да, тот самый классик советской литературы, создатель «Чевенгура», «Котлована», «Ювенильного моря», пишет в 1942 году рассказ «Одухотворённые люди». Платонов шаг за шагом анализирует ход боя под Севастополем возле села Дуванкой. Имена четырёх героев: Василия Цибулько, Юрия Паршина, Ивана Красносельского, Даниила Одинцова в рассказе подлинные, а вот политрука Фильченкова писатель изобразил под фамилией Фильченко. Возможно, для типичности. Трудно сейчас ответить на этот вопрос.
Раскроем страницы книги.
«Фильченко приподнял голову. Настала его пора поразить этот танк и умереть самому. Сердце его стеснилось в тоске по привычной жизни. Но танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя увидел жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в смерть это унылое железо, давящее души и кости людей. Здесь одним движением можно было решить, чему быть на земле — смыслу и счастью жизни или вечному отчаянию, разлуке и погибели.
И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его счастье и его высшая жизнь, и он её сейчас жадно и страстно переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая смерть сейчас остановится на его теле и падёт в бессилии на землю по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью матери, Лениным и советской Родиной. Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу, согласную умереть и требующую смерти, как жизни.
Он поднялся в рост, сбросил бушлат и в одно мгновение очутился перед бегущими сверху на него жесткими ребрами гусеницы танка, дышащего в одинокого человека жаром напряженного мотора. Фильченко прицелился сразу всем своим телом, привыкшим слушаться его, и бросил себя в полынную траву под жующую гусеницу, поперёк её хода. Он прицелился точно — так, чтобы граната, привязанная у его живота, пришлась посредине ширины ходового звена гусеницы, и приник лицом к земле с последним вздохом любви и ненависти…
Остальные, ещё целые танки приостановились на шоссе и на сходах с него. Потом они заработали своими гусеницами одна навстречу другой и пошли обратно — через полынное поле, в свое убежище за высотой. Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить врага, они принять не умели. Этого они одолеть не умели, а быть побежденными им тоже не хотелось».
Вот истинная сила художественного слова, и она порой мощнее, чем сама жизнь, какой бы простой или чересчур красочной и сложной она ни была. Потому что от души, способной понять другую душу. И это незабываемо. Прочитайте весь рассказ, сегодня почти забытый, и вы почувствуете всю атмосферу того незабываемого и героического времени, с названием страшным — война.
Но до войны надо ещё дожить.
Николай Фильченков родом из бедной крестьянской семьи. Отец его, чтобы прокормить семью, уходит на заработки в богатый и огромный Нижний Новгород и устраивается литейщиком на «Красное Сормово», бывая в родном Курилове лишь наездами. Мать от тяжелой работы умирает рано, оставляя Николая сиротой с 11 лет, да и отец ненадолго переживает её, скончавшись в 1924 году.
Николай батрачил, работал грузчиком, плотничал. Поняв безысходность такой сельской жизни, уходит, как и отец, в Нижний, где тоже не сладко. Здесь почти повальная безработица, ведь до индустриализации ещё ой как далеко, а свободных рабочих рук уйма. Чтобы зацепиться, работал дворником, потом масленщиком на мельнице в Канавино.
Как спасение Николай расценил призыв в ряды флота в 1929 году и направление в Кронштадскую морскую школу подводников. После неё Фильченков служил на подводной лодке «Металлист» в Севастополе, затем его перевели на Тихоокеанский флот. Долгая в те времена была служба у моряков — пять лет. Здесь на флоте его принимают в ряды ВКП (б).
В 1934 году Фильченкова демобилизуют в запас, и он возвращается в ставшим родным Нижний Новгород, теперь уже Горький. Поступает в вечерний коммунистический вуз, одновременно работая то в Горьковском речном порту, то на станции ОСВОда (Общество спасения на водах). Закончив «вышку» в 1938 году, он направляется председателем культпросветсовета в артель «Первое мая».
Видимо, море властно звало Николая к себе, и он опять учится, теперь уже на курсах политруков запаса на Черноморском флоте. Едва закончил их, как началась Великая Отечественная война.
В составе 18-го отдельного батальона морской пехоты береговой охраны Черноморского флота Николай Фильченков с осени 1941 года, когда немцы подошли к Севастополю, постоянно в боях. В ноябре распределённый на боевые группы батальон занял позиции вдоль реки Бельбек возле села Дуванкой (ныне Верхнесадовое). Здесь отряд принял 7 ноября неравный бой с прорывавшимися к Севастополю немцами. В начале боя против них вышло семь танков. Потеряв три из них, противник отступил, чтобы через некоторое время выставить ещё 15.
Всем пятерым доблестным защитникам Севастополя посмертно указом Президиума Верховного Совета СССР 23 октября 1942 года присвоено звание Героев Советского Союза.
Имя героя Николая Дмитриевича Фильченкова носят улицы в городе-герое Севастополе, Нижнем Новгороде и Дальнем Константинове, а в родном селе установлен бюст, и к нему не зарастает народная тропа. В 1969 году в серии «Навечно зачислен в списки воинской части» выпущена почтовая марка, посвященная Фильченкову. На Черноморском флоте именем его назван большой десантный корабль (БДК), при виде которого приходят на ум слова Владимира Маяковского:
В наших жилах — кровь, а не водица.
Мы идём сквозь револьверный лай,
Чтобы, умирая, воплотиться
В пароходы, в строчки
и в другие долгие дела.
Николай Фильченков выполнил свой долг, сделал свое дело по защите Отечества ценой жизни. Всегда ли мы, потомки, достойно отдаём свой долг памяти его подвигу? Вот улица рядом с Московским вокзалом названа его именем. Это хорошо. Однако.
В январе 2014 года власти решили сделать улицу пешеходной и убрать с неё незаконные торговые точки, перед торговым центром «Канавинский» разбить сквер и устроить фонтан с лавочками для отдыха. На дворе апрель 2015 года. Никаких фонтанов, никаких деревьев и кустарников. Вокруг торговых точек по-прежнему грязь, а дом №46 вообще спалён пожаром и торчит вместо него лишь печная труба. Видимо, как напоминание о войне.
На мраморной доске, что установлена на одном из домов, неверно выбита дата рождения героя. Пишу пятый очерк о героях, и в деле увековечения их памяти то одна, то другая небрежность, халатная неточность, а ведь они отдали ради нас свои жизни.
Люди, будьте памятливы и благодарны!
Михаил Чижов