№78 (2363), 10.08.2015

Культурный слой

Михаил Чижов: «Леонтьев считал главной опасностью для России культ всеобщего благополучия»

В 2015 году вышла работа Михаила Чижова о писателе золотого века русской литературы, публицисте, философе и дипломате — «Константин Леонтьев. Единство в многообразии». Книга отмечена премией «Нижний Новгород» (2015). О ней и поговорим.

Это — «мой Леонтьев»

— Михаил, вы выпустили книгу о Константине Леонтьеве. Почему именно Леонтьев? Чем обусловлен выбор?

— Может быть, я покажусь кому-то нескромным, но Николай Бердяев в своей книге «Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли» ответил на этот вопрос так: «Нужен особый вкус, чтобы полюбить и оценить его».

Трудно заподозрить Бердяева в тенденциозности или легкомысленности, но если без понтов, то это самый распространённый вопрос, что задаётся мне на встречах с читателями. Учитывая реалии сегодняшнего дня (политика, экономика, культура), я в стиле Леонтьева (резко и прямо) отвечаю, что обращение к личности и творчеству моего героя обусловлено болью за нынешнее беспомощное состояние России, как государства и общества, не способного решить сложные общенациональные задачи.

Слишком резко? Да, мы вернули Крым, мы не боимся санкций Америки и ЕС, мы провели мощную зимнюю олимпиаду, мы… Это так, и я могу легко представить, что простой народ, даже если его кинет руководство страны, убравшись на вожделенный Запад, сумеет самоорганизоваться и оказать достойный отпор любой агрессии. Но не о беспомощности ли власти говорят такие вопиющие факты, как ежегодный отток 100 миллиардов долларов русского капитала из родной страны за рубеж? Оправдание коррупционеров из властных структур типа Сердюкова, наносящих прямой вред обороноспособности России.

И самым главным в этом скорбном перечислении является строительство наилиберальнейшей модели капитализма — монетаристской, которую не решаются вводить у себя даже США, хотя она — изобретение их экономиста Милтона Фридмана. Это тот капитализм, при котором государство полностью освобождается от социальных забот о народе.

Похожие реформы происходили в России и 150 лет назад, когда жил и мыслил Константин Леонтьев. Чем они закончились, мы все хорошо знаем. Потому выбор пал на Леонтьева, во многом предсказавшего будущее России. Читая его, нетрудно спроецировать многие пути-дороги современной России.

— Что ваша книга представляет собой? Это опыт реконструкции, биографическое исследование или что-то еще?

— И то, и другое. Третье в том, что это интерпретация взглядов Леонтьева, пропущенных через свой личный опыт (он немалый — социалистическое производство, буржуазное чиновничество, общественная работа), свое мировоззрение, свои культурные ценности. Как сейчас модно говорить — это «мой Леонтьев».

— Кстати, вы упомянули книгу Бердяева. Как оцениваете взгляды Бердяева на деятельность Леонтьева? В чем соглашаетесь с ним, в чем расходитесь?

— Прежде всего, оговорюсь, что я не считаю Бердяева судьёй в последней инстанции, тем более по творчеству и философии Леонтьева, хотя и уделил ему много внимания. Гораздо более объективен и глубок взгляд Василия Розанова. Бердяев, как и некоторые другие религиозные мыслители (Владимир Соловьёв, Сергей Булгаков) не поняли и, соответственно, не приняли главную мысль (гипотезу — так её называл Леонтьев) триединого процесса исторического развития, состоящего из первичной простоты, цветущей сложности и вторичного смесительного упрощения. Не приняли, как не соответствующую догматам христианства, хотя Христос сам сравнивал себя с пшеничным зерном, а оно, если не умрёт, то не произведёт себе подобных. То ли растений, то ли людей.

Леонтьев всю жизнь свою считал себя, прежде всего, литератором, а уж потом врачом, дипломатом, публицистом, монахом. Его произведения, некоторые я разбираю в своем повествовании, отличались редким новаторством

Леонтьев всю жизнь воспевал яркую, сильную личность в полном соответствии со своей теорией эстетики, видя в ней мотор развития. Тойнби и эту идею перенял у Леонтьева, говоря о «творческой элите», которая должна увлекать за собой «инертное большинство».

И вот вечная беда российской элиты, привыкшей за 300 лет со времён Петра Первого смотреть во всем в рот Западу — Тойнби худо-бедно известен в научном сообществе, а Леонтьев нет. И хотя бы поэтому стоит писать и говорить о нём.

Подобный опыт крупного философско-биографического исследования для меня первый, но при написании очерков «Испытание Америкой» тоже приходилось обращаться к мнению других аналитиков. Я сначала читаю подлинники и формирую собственное мнение, а уж потом знакомлюсь с другими.

Поток сознания

— Профессиональные интересы, род деятельности Леонтьева необычайно широк. Но и здесь не уйти от литературы. Расскажите о Леонтьеве-литераторе, о его встрече с Тургеневым.

— Литература, прямо надо сказать, спасла Леонтьева от самоедства, погасив пламя и жажду славы. Встреча с Иваном Тургеневым, высоко оценившем первые литературные опыты 20-летнего студента-медика МГУ и введшего его в самый высокий литературный бомонд Москвы того времени, безусловно, стала судьбоносной. Сам Леонтьев всю жизнь свою считал себя, прежде всего, литератором, а уж потом врачом, дипломатом, публицистом, монахом. Его произведения, некоторые я разбираю в своем повествовании, отличались редким новаторством. Взять хотя бы первый его роман «Подлипки», он на полвека опередил «поток сознания» Марселя Пруста, который считается основателем этого жанра.

— Насколько его литературные тексты автобиографичные?

— Произведения Леонтьева в основном автобиографичные, в них отражены его личностные постижения действительности, они как хранилища его опыта, который должен передаваться другим поколениям, чтобы не прервалась связь времён, чтобы соблюдалась историческая преемственность, скрепляющая нации в народ. В этом высокое назначение литературы. Леонтьев был первым эстетом и импрессионистом, задолго до официального, так сказать, оформления этих направлений в искусстве.

По своему душевному складу Леонтьев — романтик, а эта черта, по моему убеждению, главная для русского народа, отличающая его от других. Особенно хорош в этом плане роман «Египетский голубь».

«Это по Леонтьеву»

— Насколько воззрения Леонтьева актуальны сегодня в России?

— Леонтьев считал главной опасностью для России и других православных стран либерализм, культ всеобщего благополучия…

В сфере литературы четко видна связующая нить импрессионизма Леонтьева в творчестве Ивана Бунина и Константина Паустовского.

У меня твердое убеждение, что Леонтьева читал Сталин, и многое почерпнул из него. Трудно сказать, читал ли Леонтьева Ли Куан Ю, автор «Сингапурского чуда», но аналогии здесь просто поразительны. Вот, например: «Наружное политическое согласие с Европой необходимо до поры до времени; но согласие внутреннее, наивное, согласие идей, — это наша смерть!» — утверждал Константин Леонтьев. «Если мы не пойдём собственным путём — мы не выживем», — вторит ему автор Сингапурского чуда. Леонтьев уверен, что прочная дисциплина интересов и страстей обеспечивает созидание. «У нас не демократия, у нас дисциплина», — поддерживает его Ли Куан Ю.

Константин Леонтьев в своем главном труде «Византизм и славянство» говорит о ненасытности, как о всеобщем пороке людей. Это порок, на котором строят свои замки, отнюдь не воздушные, либерально-демократические маркетологи, делая из людей послушных потребителей. Понимая это, лидер Сингапура создал «Агентство по борьбе с жадностью». Эти сопоставления можно продолжить.

О сбывшихся пророчествах Леонтьева написаны десятки статей и книг. Вот одно из них. «Для существования славян необходима мощь России», — утверждал Леонтьев. Жизнь доказала и при том очень легко: с развалом мощного СССР славянский мир распался, а Украина так вообще превратилась во врага русских.

Есть такие направления общественной либеральной мысли, как эвдемонизм и эгалитаризм, которые Леонтьев считал утопическими и неустанно с ними боролся, но лень гораздо привлекательнее неустанного труда и борьбы.

— Как получается, что человек, проработавший не один десяток лет на производстве, пишет книги, занимается публицистикой? Речь, конечно, о вас.

— Опыт и знание жизни — и есть источники настоящей литературы и уж тем более публицистики. Конечно, с наличием призвания и умения. С детства, чуть ли не с шести лет, вел дневник. Вёл, бросал, опять вёл. Хорошие учителя литературы в школе. Сотни людских характеров познал и в процессе производства, и чиновничестве. Поражающих воображение, честно скажу, было немного. Это нормально, это по Леонтьеву.

ПОДТЕКСТ

Михаил Чижов

Родился в городе Горьком в 1946 году. Инженер-химик, отдавший крупному социалистическому производству 19 лет. С 1989 года в органах охраны природы: заместитель начальника инспекции по охране водных ресурсов, начальник отдела экономики природопользования в областном комитете охраны природы. Заместитель директора департамента охраны природы областной администрации с 1995 по 2005 годы, директор областного экологического фонда. Председатель Нижегородского отделения ВООП с 2006 по 2011 годы. Член Союза писателей России. Автор книг «День памяти», «Волны времени», «Вещие сны», «Испытание Америкой», «Яблоки Гесперид», «Константин Леонтьев: единство в многообразии». Неоднократный лауреат премии Нижнего Новгорода по литературе, лауреат премии «Болдинская осень». Публицист. Обозреватель «Новой газеты» в Нижнем Новгороде». Заместитель председателя областного отделения ВООП.

Дмитрий Ларионов