09-04-27

Общество

От «частного музея» — к «частной истории»?

Эхо «войны памятников» докатилось и до Нижнего Новгорода. На прошлой неделе одной из новостей федерального уровня стала информация о том, что в селе Ломакино Гагинского района Нижегородской области некая московская фирма намерена выкупить дом и устроить там музей генералу Андрею Власову. Тому самому, который во время Великой Отечественной войны перешёл на сторону фашистской Германии и впоследствии был расстрелян как предатель.

Обращает на себя внимание, что, как и в случае с переносом памятника Советскому воину в Таллинне два года назад, скандальные намерения пришлись именно на канун 9 Мая. Но смысловой контекст ломакинской истории — вне зависимости от того, будет реализована идея с музеем Власову или нет, — представляется гораздо более широким. И связан он с необычайно обострившимися в последние годы вопросами исторической памяти, которые, казалось, давно уже должны были раз и навсегда устояться, то есть обрести характер всеми признаваемых и разделяемых представлений. Но в том-то и дело, что, как оказалось, в своё время эти вопросы не были (да и не могли быть) предметом общественных дискуссий. Сейчас мы платим цену за сакрализацию истории, которая долгие десятилетия была скорее предметом поклонения, чем обсуждения. Увы, это отложенное обсуждение пришлось на нынешнее время, приобретя неизбежно эпатажные формы и провоцируя острейшие социальные и даже внешнеполитические конфликты. Этот процесс характерен для большинства стран бывшего СССР: в Украине ставят памятники Мазепе и Бандере, в Эстонии — ветеранам СС.

Всё это свидетельствует о том, что внутри коллективной исторической памяти образовался особый пласт сознания, который оказался чрезвычайно мобильным из-за того, что в нём проявилась наибольшая неопределённость в отношении того, кто был героем, а кто — предателем. В более широком контексте это — проблема «своих» и «чужих», которая и является питательной средой для брожения умов. Ведь произошла же не только политическая, но и даже художественная реабилитация ключевых фигур «белого движения» (недавний фильм «Адмирал» — тому свидетельство). Общество готово признать условность фигуры «внутреннего врага» и его неоднозначность, но пока ещё не знает, как далеко оно может позволить себе пойти по пути таких реабилитаций.

Причем всё это касается, конечно же, не только событий Второй мировой войны. Десятилетиями боготворимый Ленин был ниспровергнут со своего пьедестала ещё во времена перестройки, и, удивительное дело, даже недавний взрыв его памятника на Финляндском вокзале в Питере не вызвал особых эмоций. Со Сталиным дело оказалось сложнее — достаточно вспомнить, что он был одним из лидеров интернет-проекта «Имя России». Тем не менее, рискну предположить, что сама идея открытия музея генералу Власову стала возможной на фоне того, что в массовом сознании возникли сильные зоны неопределённости вокруг ключевых символов советского режима.

Для государства сложившаяся ситуация представляет огромный вызов. Когда речь идёт о ревизии исторического прошлого в соседний странах, Россия использует это как инструмент для формирования представлений о недружеском окружении, в котором мы, якобы, находимся. А вот когда аналогичные, по сути, процессы дают о себе знать внутри страны, всё становится на порядок сложнее.

У государства, собственно говоря, есть два пути, из которых, перефразируя Иосифа Виссарионовича, «оба хуже». Первый вариант — это сознательный уход из сферы исторической памяти, которая, таким образом, представляется как преимущественно «частное дело». Условно говоря, если некая коммерческая фирма хочет на свои средства открыть и содержать дом-музей любому историческому персонажу, это её дело, равно как и дело граждан — обращать на это какое-то внимание или нет. Проблема при таком сценарии состоит в том, что сфера «частной жизни» рано или поздно будет перегружена противоречащими друг другу позициями, что неизбежно «взорвёт» её изнутри.

Второй вариант — это попытка государства регулировать вопросы исторической памяти. Например, в Европе есть страны, где отрицание холокоста является уголовно наказуемым деянием. По аналогичному пути пошли власти Украины, сделав попытку поставить под запрет сомнения по поводу реальности «голодомора». В Москве были предложения ввести наказание за отрицание победы СССР в Великой Отечественной войне. Проблема здесь состоит в том, что «официальные» трактовки истории государством неизбежно содержат в себе политические акценты, часто ведущие к логическим противоречиям. Например, поклоняться символам революции или нет (включая фигуру Ленина), в логике Кремля — это личное дело граждан. А вот следить за почитанием символов Великой отечественной войны — это уже не частное, а государственное дело. Изъян в этой логике только один: вся военная семантика, по сути, оказывается глубоко революционной. Ведь сам Сталин принадлежит не только к героизируемой «военной» традиции, но и продолжает отвергаемую традицию «революционную».

Думается всё же, что «частный музей», предлагающий собственную, «частную» версию истории — это всё же утопия. Попытка её воплощения неизбежно даст мощный политизирующий эффект, который мы, собственно, и наблюдаем.

Андрей Макарычев