09-05-18

Культурный слой

Бронзовый Пер Гюнт в сиятельном обрамлении

Новую постановку Театра оперы и балета «Пер Гюнт» зрители встретили очень радостно, особенно на фоне развала реальной жизни. Какая-то невероятная музыка норвежского классика Эдварда Грига с его горными перепадами и водопадами от лугово-озерного лиризма Сольвейг до мрачноватого и буквально инфернального мажора троллей, гномов и подземных королей.

Уж по чему, по чему, а по богатству и блеску костюмов и декораций ни один наш театр не может тягаться с Театром оперы балета. Подобное было и в данном случае — прям-таки не счесть алмазов в пламенных нарядах.

Основная сольная нагрузка легла в спектакле на две партии — Сольвейг и Ингрид. Юлия Ануфриева, что называется в расцвете творческих сил, просто продемонстрировала свое возросшее мастерство. Все повороты и наклоны головы продуманы, движения рук и ног выложены и закончены. Браво!

Кристина Кочетова чем-то напомнила Юлию пятилетней давности старанием и самоотдачей. Безусловно, уральская школа отличается темпераментом и непосредственностью, поэтому юная балерина иногда казалась просто эльфом, и было непонятно, зачем ей вообще касаться носками земли. Очень печальной и драматичной получилась Осе, мать Гюнта, у Марины Снигур.

Больше возможностей проявить себя оказалось у Виталия Пашина, Артема Зрелова, Евгения Дегтева, Ивана Юдина и Андрея Гуленко в «Танце гномов», чему способствовали и музыка, и хореография. Причем в том же «Адажио троллей» они просто потерялись в своих ужасных серых костюмах. «Арабский танец» просто потряс своим блеском и чувственностью, хотя был достаточно традиционен и напоминал конкурс танца живота.

Вообще, уважаемый балетмейстер-постановщик Отар Дадишкилиани явил миру весь свой запас хореографии советской школы, но иногда не хватало чего-то нового и необычного в стиле балета Эйфмана или бродвейских штучек. Мир, в том числе и балетный, не застрял на уровне 25-го съезда КПСС и настоятельно требует ответов на вызовы именно современности. Ведь если взглянуть на привычную историю бронзового Пера Гюнта не как отвлеченного авантюриста, а в свете глобализации и шенгенских просторов, то она вполне может предстать злоключениями нелегального эмигранта или, там, узника совести. Ибо без социального подтекста драма жизни реального персонажа не выходит за рамки банального приключения, экшена, сказки.

Но, видно, наши деятели культуры сказки уж очень любят.

Сергей Плотицын