09-05-18

Культурный слой

Идеальный человек?

24 апреля в ЦВЗ открылась весьма необычная выставка — выставка современного социального плаката московского авангардного художника Василия Чекашова «АРТпечаток времени».

Когда я вошел в первый зал, то чуть не упал в обморок и страшно захотелось валидола. Я просто попал под какой-то перекрестный огонь бешеной энергетики десятка плакатов, где всё было максимально гипертрофировано: и размер (укрупнение), и цвет (контраст), и обостренный до крика посыл, больше напоминающий Окна РОСТА и ТАСС с призывом идти на Врангеля и фашистов, чем скучные прикладные афишки, вроде «Мойте руки перед едой!» и «Уходя, гасите свет!».

В таком ошарашенном состоянии я и совершил пару-тройку проходок, пока не «акклиматизировался» и не стал вникать в смыслы. Стало ясно, что я совсем не поклонник лобовых посылов — мне подай второй план с подтекстом. Но жесткие рамки жанра просто сдавили темперамент железным обручем и помешали автору в полной мере выразить себя через цвет, объем, композицию и мазок. Поэтому зал «станкового плаката» показался более адекватным: там то же самое выражалось чисто живописными средствами, но натуральными картинами.

Начало ХХ века, возможно, и было золотым временем плаката, когда отсутствовали ТВ, транзисторы и интернет, когда огромной массе политических событий противостоял информационный голод. Да и сознание в силу определенных причин было более массовым и идеологизированным. Простым людям, только что вышедшим из деревни или продолжавшим в ней жить, уютней было сбиваться в кучу и ощущать вокруг себя не интеллигентский экзистенциальный вакуум, а локоть и плечо таких же барашков, одетых в типовые сталинские телогрейки. Плакат был доступным средством воздействия на умы: недвусмысленен, агрессивен и утилитарен, словно магазинная вывеска «СОКИ-ВОДЫ». Ну никаких побочных смыслов.

Именно незатейливость и функциональность плаката делает его в обязательном порядке ориентированным на целевую аудиторию (плакат в больнице, плакат ГАИ). В конце концов та же щитовая реклама наших улиц — плакат, только с ценниками вместо моралите.

Чекашов-художник пытается вырваться из схематичных тисков. В его работах много художественности и очень много посылов, причем горячего гражданского звучания. К таким полотнам я бы отнес «Чечню», «Деньги любят счет», «Смерть за «лимон» и «Никогда не сдавайся!».

Но некоторые вещи из-за своей мегаактуальности уже перешли, к сожалению, в разряд банальностей (Сталин, Лужков, пистолеты, гранаты и весь этот стеб девяностых) и не то что не работают, а просто смотрятся, как сквозь стекло. Даже горячие призывы против СПИДа стали уже общим местом, верхушкой говорильного айсберга, вроде покупки ста пар носовых платков для утирки соплей вместо одной пары шерстяных носков. Обидно, что никто не хочет копать вглубь и докапываться до первопричин: язвы на теле — это всегда последствия язв общества.

Зато трое мальчиков-сирот, держащихся за одно ружье пробивают, как пробивает и напольная скульптура из пластиковых бутылок с текстами почти Нагорной проповеди.

Зато очень понравился сам художник. Выслушав во вступлении дежурные, но теплые слова о себе, в том числе и про комсомол (человек имеет орден Трудового Красного Знамени за Магнитку — советскую стройку в Магнитогорске), он начал говорить неожиданные слова: «Я всегда мечтал об идеальном мире. Я сам хотел быть идеальным человеком и решил, что он должен: а) уметь разговаривать с людьми (у Чекашова огромный комсомольский стаж — Прим. автора), б) быть спортсменом (он чемпион России по борьбе, первый тренер по каратэ на Урале), в) рисовать картины (носит звание Заслуженный художник России), г) уметь петь (пишет и исполняет романсы)».

После таких слов я мысленно подошел к зеркалу и заплакал (тоже мысленно). Ведь я-то ничего этого не умею, а вот поди ж ты, критикую, учу жить. Одолеваем горем я побрел к фуршетному столу и после трех капель утешительной микстуры понятные человеческие эмоции захлестнула волна гражданской ответственности. «Чёрт возьми! — подумалось мне. — Можно всю жизнь героически перекапывать поле за полем в поисках сокровищ, а можно просто заручиться картой». Гордо вскинув голову, я смело подступил к юбиляру и минут пять вдохновенно прорицал, что задача художника не в обличение пороков (педофилов — казнить; телевизор — выбросить; государство — убийца), а в вызове сострадания. «Вы пытаетесь переустроить мир, а надо переустраивать человека, призывать его к ответственности за Добро и Зло. Надо доверять человеку, даже самому никудышному и безнадежному…». И т.д., и т. п. И еще много всего красивого.

Художник-плакатист Чекашов стал первым собеседником, который выслушал эти мои мысли до конца и не рассмеялся.

Сергей Плотицын