10-04-26

Культурный слой

Манагер с палитрой

Недавно в Центральном выставочном зале торжественно открылась выставка русского художника из Лос-Анджелеса Николая Блохина, единственного обладателя двух живописных «Оскаров» и прочая, и прочая.

Первый тематический зал «Масленица» вызвал у меня восхищение: профессиональный рисунок, энергичный мазок, качественный цвет, полетный размер. Следующий зал женских портретов тоже вроде закрепил эмоцию. Но когда четвертое помещение закончилось тем же самым, то возникло полное ощущение… незаконченности, когда человек громко и бодро сказал «А» и никак не хочет говорить следующую букву ни шепотом, ни на ушко.

Свою легкую обескураженность я уговорил потерпеть до пресс-конференции, мол, там все и разъяснится. Но от нее стало только хуже благодаря нашим родным журналисткам. Такое ощущение, что пишущий народ пришел не на культурную акцию, а на ток-шоу Андрея Малахова. Косвенные вопросы об искусстве, конечно, звучали, но слишком уж косвенно. Публику больше интересовала прагматика: сколько стоит, хорошо ли продается и какие отношения связывают художника и Марию Ситтель, чей «портрет маслом» можно наблюдать в одном из залов.

Другие залы на восемьдесят процентов заполняли портреты не менее красивых женщин («Обнаженная», «Шехерезада», «Сьюзен Саммерс»), так что даже дрожь пробирала от натурализма и утонченной эстетики. А уж триптих «Венеция» в последней комнате вообще зашкаливал за все мыслимые и немыслимые пределы гламурности.

От всей этой неземной красоты тем не менее становилось почему-то нехорошо, словно после целого дня, проведенного на всемирной выставке тортов и пирожных. Захотелось конфликта, реальной «гармонии», пива с ­воблой, наконец.

Какое-то время все равно не верилось, что все это всерьез, казалось, что где-то мелькнет улыбка или блеснет ирония. Отнюдь, и феномен Моисеева-Зверева-Баскова растет, ширится и набирает обороты. Дешевая слава дорогого художника Никаса Сафронова становится все популярнее и востребованнее. Одно обидно: если господин Никас и в творческом плане такая же пустышка, как и его имидж, то у Блохина наличествует поразительный технический талант — и рисовальный, и колористический.

Вообще, меня не покидало неприятное чувство неловкости, сродни тому, как если б вдруг увидеть Мирей Матье на сцене стрип-клуба возле шеста. Оно, конечно, дело личное, но как-то жаль голоса и таланта. Вообще, нет ничего омерзительнее дорогой проститутки с ее высокомерным «души не трогать, а все остальное оплачивается».

Оплачивается, покупается, продается.

Хотите красивых картинок — их есть у нас. Готовьте денежки. Что с того, что гениальные Саврасов и Пиросмани рисовали вывески для трактиров за еду, а Модильяни умер в нищете и безысходности. Уроки над ошибками проведены, а за образцы взяты салонные баловни, вроде Брюллова, Пикассо и Дали. Успешные при жизни, они остались и в истории, но думаю, вряд ли способны тронуть современного зрителя чем либо, кроме головного восхищения школой.

И здесь эта самая «школа» просто перла и пиарила себя с каждого квадратного сантиметра. Бесподобный рисунок, идеальное цветоотношение, профессиональная композиция. И даже некие покушения на новации. Но все так манерно и вторично, словно не от себя, а подсмотрено у других, парафраз проверенных вариантов.

Единственное, что я воспринял как факт искусства,?— масленичный цикл и пара картин не про женщин («Продавец счастья», «Ловушка для снов»). Однако и здесь наблюдалась вполне очевидная смысловая невнятица при все той же статичной манерности (либо явно позирующий фас, либо постановочный профиль). В «Масленице», правда, были и динамика, и напряжение, но какие-то уж чересчур броские, на истеричном цветоотношении, где темная лессировочная подложка, а-ля Рембрант, расцвечивалась малявинской колористикой и коровинским мазком. И чуть ли не единственной концептуальной вещью я бы назвал небольшое полотно «Кричащий».

И после манерных основных залов просто контрастом, как от другого автора, смотрелся коридор с развешанными по стенам рабочими эскизами огромных размеров. Вот где были видны и поиск, и фантазия, и динамика, и пресловутые три четверти.

Куда все это пропадает при переносе на холсты, непонятно?

А хотелось бы, чтоб таких пропаж не было.

Сергей Плотицин

контр-реплика

Не для слабонервных

Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени.

Он красок звучные ступени

На холст, как струпья, положил…

О.Мандельштам

 

Если вам не хватает адреналина, если вы ищете острых ощущений, то нужно немедленно ехать сюда. В центр города, на площадь Минина, в Выставочный комплекс.

В первом же зале вам обеспечен обморок. Во втором и дальше — увидите, как стены взрываются от висящих на них картин.

Слабонервных просим не беспокоиться.

Вот «Масленица». Парафраз суриковского «Снежного городка». Большой холст, израненный широкими мазками красок. Это и есть фирменный прием Николая Блохина. Его авторская манера. На первый взгляд такая «рвань» заставит вспомнить Хаима Сутина. Если посмотреть внимательнее, увидишь не трагический излом «мяса» Сутина, а декоративную экспрессию холерического характера художника.

Блохин — классный рисовальщик.

Портреты в рост, на бумаге, нарисованные сангиной и соусом,?— впечатляют. Живописные портреты не столь экстремальны, но вполне стильны. Красотка Мария Ситтель — почти Гойя, другая черноглазка — в духе Врубеля.

Вообще, ассоциативный ряд широк и многообразен. Сразу чувствуешь академическую школу, ту, что учит ценить «по гамбургскому счету».

Николай Блохин преподает рисунок в Питерской художественной академии им. И.?Е.?Репина. Активно выставляется за рубежом. Имеет устойчивую репутацию одного из ведущих портретистов, лауреат престижных конкурсов.

Считает, что основа основ изобразительного искусства — рисунок. Более того, считает, что и художником имеет право называться только тот, кто владеет ремеслом рисовальщика.

Суждение, надо сказать, довольно спорное. Мы знаем массу примеров в истории изобразительного искусства, где основным средством воздействия на зрителя является колорит, цвет. Разумеется, в идеале, все «три кита» живописи: рисунок, цвет и композиция должны быть в гармонии. Тогда и являются миру гении. К сожалению, таковых единицы.

Хуже другое. Часто суждение об искусстве бывает на уровне «нравится — не нравится».

А это уже дурная примета нашего времени. Времени дилетантов.

Наши нижегородские «корифеи», вероятно, ошарашенные увиденным, свое мнение предпочли высказать анонимно:

— Рисунки — да. Но в живописи Блохин не дока. Говорите: Врубель? Куда там! У того — десятки тонов одного цвета. Это тончайший живописец. Я вас умоляю!

— Экспрессия у него — дешевый прием. Он в плену своего псевдо-стиля.

— Я потрясена! Такой темперамент, такая фантасмагория цвета! И при том — психологичность. Этот мужик с «Масленицы» — сколько народного юмора! А другой, с птицей счастья… У него тоска в глазах, не знает, что теперь с этой лохматой «Жар-птицей» делать.

Вот так. Гудит выставочный зал. Такого в Нижнем еще не было.

Альбина Гладышева