10-05-05

Культурный слой

Elefunk: сентиментальные пацаны

В середине апреля в Jamboree состоялась закрытая презентация новой музыкальной программы группы Elefunk. В клубе было не протолкнуться — музыканты, журналисты, поэты, фотографы. Дуэт Геннадия Ульянова и Максима Созонова хорошо известен в Нижнем: музыканты переиграли во многих стилях, то впадали в полный фанк, то медитировали с помощью электронных индийских раг, а теперь неожиданно для многих сотворили русскоязычную программу да еще на тексты Захара Прилепина. Сами создатели именуют свой стиль диско-панком. Во как!

Все началось с «Инонии»

Истоки новой реинкарнации «Элефанка» следует поискать в Дзержинске начала девяностых. Тогда распалась группа «Дао», в которую входили гитарист Андрей Колесов и басист Гена Ульянов. Последний музыку сочинять не прекратил и остро нуждался в текстах. И тут девушка Саша, с которой Гена тогда встречался (забегая вперед скажем, что они поженятся), принесла стихи своего двоюродного брата, красивые и романтичные. Брат — это пятнадцатилетний Женя Прилепин (он еще станет крестным отцом дочери Ульянова).

Геннадий Ульянов: Мы с Андреем Коле­совым прифигели, когда узнали возраст автора. Потом познакомились с Захаром — тогда он ещё не взял себе этот псевдоним, и был Женей. Название нашей новой группы «Инония», кстати, тоже Женя придумал. Оказалось, что несмотря на разницу в возрасте, мы с ним слушали одни и те же группы. В общем, моя музыка, Женькины стихи — и песен было написано множество. И на Колесове многое было заточено, он гитарист, каких мало. «Киношный» Юрий Каспарян мог бы только позавидовать.

А вот что вспоминает сам Колесов: «Женя тогда был застенчивым парнишкой, немногословным. Когда был на тусовках музыкантов, больше смотрел и слушал. И учился играть на гитаре. Однажды, когда у нас в «Инонии» возникли проблемы с составом, Генка предложил попробовать Женю на роль второго гитариста. Я был удивлен — не знал, что Женя играет. Нашли мы ему по дешевке электрогитару и выдали кассету с набросками песен, чтобы он разучивал партии. Через какое-то время он их действительно разучил, мы даже пару репетиций вместе провели. Но сказывалось полное отсутствие опыта игры в группе, ему было достаточно сложно попадать в темп и играть чисто. В итоге эта идея как-то сошла на нет, хотя если бы мы упорно позанимались тогда, что-то бы и вышло».

Захар Прилепин: Шел 1995 год, и мне было двадцать лет. Я честно пытался стать гитаристом, репетировал на квартире Андрея. Выучил партии к четырем песням, но все прекратилось, даже не помню почему. Но среди тех песен уже была «В ледяном ноябре». А что касается истоков «Инонии», то помню, когда меня привели к Колесову, то я ему спел восемь своих песен. Я тогда еще и музыку сочинял… Наш первый альбом был записан за два месяца. И сегодня можно безо всякого стыда эту пластинку переслушивать. «Инония» участвовала во всех местных фестивалях, пару раз брала призы зрительских симпатий. По крайней мере, в течение двух лет все развивалось стремительно.

— А разница в летах не ощущалась? Музыканты были старше тебя лет на пять, в юности это обычно сильно сказывается.

З.П.: Нормальные были отношения. Хотя когда я появился в большой рок-н-ролльной среде, мне казалось, они настоящие небожители. Рассказывали, что буквально вчера видели живого Ревякина, бухали с Гребенщиковым. Собственно я и по сей день так к Гене отношусь: он Музыкант.

— Какая музыка тогда на вас влияла?

Оба почти хором: INXS, A-ha, The Cure, U2, Шинед О’Коннор, Марк Алмонд.

Замечу, что сегодняшняя программа «Элефанка» — это смесь самых разных влияний, однако я никак не могу отделаться от чувства, что сильнейшим ингредиентом в этом вареве является эстетика эстрадных советских ВИА. Я упорно слышу за их прямой бочкой, грязными гитарами и модными сэмплами отзвуки песен Пугачевой и, скажем, «Синей птицы». И Агутина тоже. Совпадения в атмосфере, настроении. Когда я делюсь своими соображениями с авторами, то наблюдаю их смятение.

Г.У.: ВИА семидесятых? Во даешь! Неужели? Впрочем, ничего плохого в них нет. Я играл все эти песни в ресторанах. Мое детство прошло под них. Но мне-то кажется, что за нашей бумбоксной бочкой скорее прослушивается панк.

— Панк, да, но почему не хип-хоп, ведь, Захар во всех последних интервью акцентирует свою любовь к русскому рэпу?

З.П.: Изначально я хотел сам что-то начитывать в группе, да и Артемий Троицкий говорил мне как-то о том же — и песню «Доктор Ватсон» делали под меня. Текст я соответствующий придумал. Но выяснилось, что нет у меня необходимых навыков чтеца. С нуля, по крайней мере, нужный результат не получился. Гена настаивал, чтобы я «Ватсона» с ним на пару на концертах исполнял, но я отказался. С кондачка это не делается: вот человек прожил 33 года, серьезно никогда не пел и вдруг решил читать рэп…

— Так в юности пел же…

З.П.: Пел. Остались аудиокассеты, на которые я свои песни записывал. Провоцирую Гену, чтобы те вещи сегодня записать, но он все время на гастролях Билана (Ульянов — штатный бас-гитарист группы Димы Билана. — Прим. авт.) и мало времени. В 15 лет надо было выбирать — гонять гаммы на гитаре или писать тексты. Хотя лет до двадцати я мечтал быть музыкантом и до сих пор жалею, что не стал. Работать в студии, играть на площадке в некотором смысле интереснее, чем сидеть за компьютером. С удовольствием вспоминаю, как мы в прошлом году несколько ночей работали в студии. Выпили вина, веселились, шумели в микрофон. Эстетика хип-хопа меня дико качает. И рэп-вещи мы еще будем делать.

«Крабик»? Нет, «крокодильчик»

— А воссоединение ваше состоялось два года назад…

Г.У.: Оно назревало. Встречаясь, вспоминали, сколько у нас в запасе песен, думали, а не начать ли снова. Однажды Женя позвонил, когда я ехал в поезде, и это уже был разговор в форме шантажа. Он начал рассказывать, как складывается его литературная карьера, про тиражи, про премии. И в лоб: когда начнешь записывать песни? Сколько можно тянуть? Тем более теперь его имя может тоже поработать на проект.

З.П.: Я посетовал, что такой замечательный материал пропадает. И вообще, пора заниматься Гениной, скажем пышно, судьбой. Конечно, прекрасно быть музыкантом столичных звёзд, а Гена не только с Биланом играл, но иногда нужно заниматься и самим собой, работать на себя. У меня в литературе получилось, и у нас вместе в музыке должно выйти. Вот чем шантажировал.

Г.У.: И тут случилось «Евровидение», Билан выиграл и уехал один на гастроли, я находился в отпуске, и мы за месяц записали целый альбом.

— Как-то я, Захар, тебе звонил, и ты тогда был в Москве — как раз в гостях у Гены. Сказал, что за день аж две песни сочинили. Часто такое случается?

З.П.: Это мне тоже дико нравится. Дома у Гены несколько гитар, я беру одну и начинаю наигрывать какую-то тему. Гена напевает на нее. И одновременно на басу играет. Песня сочиняется за час. Возникает мелодия, и слова тут же на каком-нибудь обрывке пишутся. Песни три так сочинили, и все хорошие. Редко встречаемся, а то бы больше написали.

— Так ты и в сочинении музыки принимаешь участие?

Г.У.: (Реагирует мгновенно.) Почему нет? Возьмем последнюю песню «Отпустит». Первый аккорд там — Женин, этакий «крокодильчик».

З.П.: А не «крабик» (смеется)?

Г.У.: Не-е, это «крокодильчик» (скрещивает в воздухе пальцы).

О нежности и верности

— Давайте разберемся с вашим лирическим героем. Явно пацан, но с категорически интеллигентской рефлексией. «Только и могу, что стареть…»

З.П.: Я эту песню в двадцать лет сочинил. Противоречий нет, пацаном ее и писал. Я сочиняю, ориентируясь на себя, но из-за того, что это будет Гена петь, приходится делить надвое. Впрочем, я так близко его знаю, что…

Г.У.: …Делить надвое не приходится.

З.П.: В новых текстах я порой себя умышленно опрощаю, но не до пошлости. В 15 лет я мог быть сентиментальным по глупости. Неосмысленно. А сейчас, если я перехожу эту грань, то делаю намеренно. Ведь можно и на гитаре играть сентиментально, при этом отдавая отчет, что делаешь. Вот Гена — сентиментальный вокалист. На отдельных строчках возникают интонации… эдакие, почти блатные. Стоит запеть — о, наше родное. Впрочем, и забугорные обертона есть. Троицкий сказал о нем — хулиган, поющий под американца.

— Бывает, что твои тексты «элефанки» заворачивают?

З.П.: Раньше Гена сочинял мелодии на готовые стихи. Но сегодня все чаще происходит так. Они с Максом пишут музыку, и на демо Гена напевает вокальную тему на псевдо-инглише. Я слушаю, и если нравится, а чаще, конечно, нравится, сочиняю слова. Гена их обычно принимает полностью, а Максим иногда заворачивает, он очень строгий. Однажды ему не понравилось слово «нежность». Пришлось заменить на «верность» (смеется). Но не припомню ни одного раза, чтобы ругались, все делается легко. Зачем ругаться из-за песни, ведь мы же можем много нового насочинять, вообще не проблема. Если что-то не складывается, сразу к другой вещи переходим. Материала всегда полно.

— Случается ли, что тебя не устраивают их аранжировки?

З.П.: У Гены заготовок с «инглиш-рыбой» полным-полно. И мы никуда не торопимся. Вот когда мелодия очень славная выходит, Гена настаивает: пиши срочно, надо! Ну и пишу.

Г.У.: Уже не помню, когда в студии последний раз собирались. Долго делали живую программу, сыгрывались. Пригласили еще двух музыкантов?друзей. Сейчас планируем из всего количества песен — а их уже двадцать — отобрать лучшие в альбом. Пора издать на каком-то лейбле.

З.П.: Нужен диск для гастролей. Сейчас появилась возможность выездов в другие города. Делаю два-три звонка, рассказываю о группе, сразу возникают какие-то предложения. Поэтому диск необходим. Чтобы послушали на концерте и купили, кому нравится.

— С книжкой текстов?

З.П.: Бог с тобой, я б никогда не хотел их публиковать. Пусть только поются. Вообще, рокерские стихи не надо публиковать. И даже бардовские. И даже стихи корифеев этого жанра, скажем, Окуджавы и Высоцкого, хоть и сделаны по всем поэтическим канонам, но их всё-таки лучше слушать, а читать. А тексты рок-песен — это вообще… ну, в некотором смысле мантры. К поэзии то, что я делаю, не имеет ни малейшего отношения. «Ко мне приходит мотив — я подбираю слова», — так пел БГ.?Это точно: слова не пишутся, а подбираются, по вкусу, по цвету — и встраиваются в общую мозаику. Самоценность самих слов при этом — никакая, нулевая. У меня так — точно. К этому не стоит относиться серьёзно.

Подурачимся с рэперами?

— С кем бы хотели выступать в связке? С кем видите себя через запятую?

З.П.: Через запятую рядом с нами никого нет: просто потому, что подобную музыку никто не играет. Но я не видел бы никакого парадокса, если б при хорошем стечении обстоятельств мы оказались на одной площадке с группой «Сплин» или с Ногано, или, скажем, с недавно реанимированной группой «Мечтать»… Лично я бы хотел подурачиться с рэперами, со многими из них в хороших отношениях. Подал им идею — они заинтересовались. Но имен пока не буду называть. Кстати, с Ману Чао было бы отлично выступать (смеётся).

— У Ману Чао немало социальных песен. У вашего же проекта сплошь лирика. Хотя было бы, наверное, логично, если бы из-под твоего пера появлялись острые песни…

З.П.: Появятся еще. Видишь ли, я стараюсь, чтобы слова соответствовали мелодии. Естественно, я могу наполнить тексты социальной риторикой до полного беспредела, но вот органично ли это будет звучать? Гена, конечно, не так радикально настроен, но по главным вопросам у нас разногласий нет, и если появятся более злые тексты, не думаю, что он откажется их петь. Пока же мы рассказываем о нормальных человеческих вещах. Вообще, мои тексты больше ориентированы на мрачно-минорные мелодии, а у Гены сейчас получается околотанцевальная музыка. Если бы я сам писал музыку, у нас бы было больше лирических песен.

Г.У.: В девяностые у «Инонии» было больше лирики, баллад, а с некоторых пор это ушло. Думаю, надо привести это в баланс, будем чередовать медленные вещи и диско-панк. Не забывай, в «Элефанке» есть еще Максим, а его прет именно от жесткой танцевальной музыки, которая, как он говорит, «оставляет улыбку». Но сам слушает Чижа… Женька меня тут подсадил на Ногано и Гуфа. Меня это зацепило, особенно Гуф: я часто вижу параллели со своей жизнью. Мне кажется, эти ребята создают для сегодняшних слушателей примерно ту же платформу, что делали для нас когда-то Цой, БГ и Кинчев. А что на нашем последнем концерте показательно… Многие пришли на нашу старую программу, где мы давали фанка. Но услышав, что мы вдруг запели на родном языке — они не обломались. Музыка наша поменялась. Но завтра мы можем еще раз ее поменять. Забудем о диско-панке и будем играть тот же хип-хоп.

От глашатая до лирика. И обратно

— Вы вполне состоявшиеся люди. Успешный музыкант, успешный писатель. Что «Элефанк» добавляет к этому?

Г.У.: У меня неудовлетворенность мощная. Да, есть хорошая работа у Билана, благодаря ей я увидел мир. Но хотелось бы заниматься своим творчеством. Пусть это будет приносить меньше денег, зато я буду счастлив. Еще не все взял от жизни.

З.П.: Гена состоялся как музыкант. Но он долгое время работает лишь с чужими эмоциями, а надо бы — чтобы со своими тоже. Я, что тут кокетничать, в достаточной степени состоялся как литератор, но территория, связанная с музыкой, мной еще не освоена. Стоит попробовать.

— Ужасно хочется поговорить о том, как меняется Захар Прилепин. Первый роман о войне, жесткий, неудобный. Второй роман — остросоциальный, вообще бомба! А в следующих книгах острота постепенно сглаживается, и в «Элефанке» сходит на нет. Путь по экспоненте — от глашатая до лирика…

З.П.: Одно другое не отменяет. Экспонента еще пойдет вверх, и вновь появится та острота, которая тебе сегодня кажется потерянной. Собственно, она есть, в той же песне «Белый июль» речь идёт о войне на самом деле. Скучно быть одинаковым, куда веселее «испытывать» мир самыми разными рецепторами…

—Однако, как правило, читатель, равно как и слушатель, любит занести автора в клетку, как в таблице Менделеева, и ревностно реагировать на все его шатания…

З.П.: Я пробовал тестировать треки «Элефанка» на своих читателях, и за редким исключением все реагируют позитивно. Не было такого — как же ты, Захар, нацбол, опустился до этого? Ощущение игры на понижение нет ни у кого. Да, казалось бы, писатель, который однажды заявил столь, блин, серьёзные задачи, внезапно стал исповедовать некий тотальный лиризм. Но вообще ни одной моей книжке, прямо скажем, лирика не была чужда. Я ж живу, не всё время хожу с красным знаменем в руке и автоматом за плечом — иногда и другими вещами занимаюсь… О них, кстати, куда интереснее петь, чем писать прозу (смеётся).

Вадим Демидов