№77 (1640), 26.07.2010
Культурный слой
Андрей Дмитриев: «Нынче можно крушить и дома, и миры»
Родился в 1976 году в городе Бор Горьковской области.
Окончил юридический факультет Борского филиала Гусевского стекольного колледжа, а также юрфак Нижегородского коммерческого института.
Служил на Северном флоте, затем — в милиции в чине старшего лейтенанта. Потом — специалистом службы безопасности.
Стихи пишет с детства.
Печатался в литературных альманахам ЛИТО «ЛитКульт» (2008), «Земляки» (2009). Автор поэтического сборника «Рай для бездомных собак» (2010). Лауреат Премии имени Бориса Пильника.
Автор текстов песен групп «Белый ветер», «Северное сияние», «Музыка для глухих», «Бортовой журнал».
Мысли о лете
По зиме мы так часто говорим о лете.
Видим солнце в глазунье, сидя на табурете,
В понедельник утром,
когда за окошком вьюга
И путь на работу лежит
до трамвайного круга.
А на стёклах лёд искажает реальность –
По ту сторону не так всё бело, как казалось.
Дорогою мыслим: ах, вот бы июль
да отпуск –
Грёзы зим в туристический втиснуть
автобус.
Ветер щёку обжёг… Поднимаем повыше
ворот…
Кружит снег, словно пух, когда у подушки
вспорот
Бок тряпичный во время детской забавы.
Лишь сугробы, где к небу тянулись травы.
А вернувшись домой, мы на кухне
согреем чайник,
Поднесём к губам кружку, и взгляд
упадёт случайно
На картину, посредством гвоздя и лески
Оживившую стену зеленеющим перелеском.
Сон застелет сознанье густым туманом,
А в ночной тишине будет падать
небесная манна.
Только мы будем там, где жара
раскаляет крыши,
Где метели бездомной вой за порогом
не слышен.
День сентября
Глотая радость из пластмассовых
стаканов,
В осеннем небе провожая журавлей,
На людной площади с огромным истуканом
На скол былого наносили клей.
Ещё теплом нас баловало солнце,
И дождь назойливый ещё не путал карт.
Всё то, что в белый цвет зимой сольётся
Ещё в душе давило кнопку «Старт».
Мы взяли день у вечности в рассрочку –
И потому был терпок вкус глотка.
Планета в сентябре застыла в точке
Вокруг светила долгого витка.
Над городом звала в объятья бездна,
И мы, подобно сброшенной листве,
Летели средь аллей, дворов, подъездов
Извечно с этой бездною в родстве.
Полой плаща укрыл кварталы вечер –
В окладах окон тысячи лампад.
И нами не законченные речи
Чуть слышным шёпотом продолжил
листопад.
Кирпичный дом
С прокурорской усмешкою Солнце
Вскрыло банки консервные зданий.
День бежит по прямой марафонцем,
Наследив на страницах изданий.
Я сюрпризов не жду — все вторично.
В быт вошли и плевки, и награды.
Лишь бы здесь, в этом доме кирпичном,
Как вчера, снова были мне рады.
Словно окунь в садке, рваным горлом
Перегруженный воздух хватаю.
Завтра вновь будет день… Это спорно?
Завтра вновь будет день. Я-то знаю.
Повторится игра, но мне лично
Наплевать, кто возьмет все преграды.
Лишь бы здесь, в этом доме кирпичном,
Как вчера, снова были мне рады.
У Луны столь банальна задача –
Тусклой лампочкой брезжить во мраке,
Чтобы небо в ночи обозначить,
Чтобы муза была у собаки.
В свете этой планеты привычной
Я иду сквозь дождей водопады
В направлении дома кирпичного,
Где всегда были прежде мне рады.
Рай для бездомных собак
Как выглядит Рай для бездомных собак,
Что бродят средь улиц под серым дождём,
На шкуре неся шрамы яростных драк
Промозглою ночью и суетным днём?
Когда отскулит в лунный сумрак душа
И выйдет из пасти, виляя хвостом,
Она, вероятно, пойдёт не спеша
В туман по асфальту за бедным Христом…
А свет фонарей будет рвать темноту,
Засеивать лужи плевками огня.
И девушке парень подарит звезду
В искрящемся небе в тиши у окна.
Как выглядит Рай для бездомных собак? –
Глубокая миска, а в миске мослы.
Дворы без котов и, чеканящих шаг,
Людей, что от собственной доли так злы.
Возвращайся обратно
Возвращайся обратно в свой тесный мирок,
В эти бурыми мхами поросшие стены.
Ты в гостях пробудил свой дремавший порок,
Но остался всё той же пылинкой Вселенной.
Кто-то вечером лил в твой фужер
спелый яд –
Ты легко поддавался, чтобы быть не собою,
И, за шторой застиранной пряча
свой взгляд,
Целовал пустоту онемевшей губою.
В декорациях пёстрых, среди пантомим,
Среди мнимых героев сутулого века,
Ты вдыхаешь сквозь ноздри туманы и дым,
Миллион раз по дважды входя в одну реку.
Возвращайся обратно, в удушливый склеп,
Где никто не заметит в глазах твоих
бездну.
Пусть дверьми громыхает орущий вертеп –
Неужели он смог заглушить твою песню?
Половица застонет под стёртой ногой,
Тень сползёт по стене в одинокой прихожей.
Никогда и никто не сроднился с тоской,
В праздной неге со Смертью заняв
одно ложе.
Превращай свою осень в лампадный огонь,
Поднимай свистом птиц
над засиженной крышей.
Свой натянутый нерв как струну
тихо тронь –
Может быть не зима — небеса
станут ближе.
Революция
Опустела усадьба и плачущий клин
Уж давно к берегам двинул Турции.
Антикварными стульями кормит камин
Полупьяный матрос революции.
Те, кому уготована новая жизнь,
Сводят счеты со старой бесхитростно,
И портреты со стен с шумом падают вниз
В лопухи, что под окнами выросли.
Нынче каждая пуля верна… Каждый штык.
Правда — вечно заложница времени.
И, посредством нагана, ее большевик
Вправе выбить на первом же темени.
Нынче можно крушить и дома, и миры –
Идеалами смерти оплачены.
Над усадьбой дымы поднимают костры.
Самокрутки удобно сворачивать.
Из обрывка листовки с посулом свобод –
Все равно буквы с детства не ведомы.
На крыльце два солдата коптят небосвод,
Как в селе, на завалинке дедовой.
Вновь тебя опоили, российский мужик,
Водкой призрачной воли, как водится,
И неубранный хлеб, что гниет на межи,
Топчет вихрем летящая конница.
Скоро мельницы лет заскрипят жернова,
И муки костной всем хватит досыта,
И пойдут как всегда дерева на дрова,
Пойдет вера с нищенским посохом.
Чешет темя под кленом старик-бородач,
Снявши дряблой рукой шапку куцую.
Над усадьбой разграбленной вьется кумач –
Революция… Революция!
Погасший костёр
Вот костёр догорел
И зрачка стало мало для бездны.
Ночь объяла весь мир
И озвучила криком совы
Ожидание стрел,
Что пронзают к утру повсеместно
Пустоту чёрных дыр
Из вдохнувшей огня синевы.
Нарождённый фантом
Облекает неведенье в страхи,
Коготком ледяным
По хладеющей коже ведёт.
Всё вернётся потом,
А пока под покровом рубахи
То ли мгла, то ли дым
Обрывает мгновениям счёт.
Под чириканье птиц
Восприятие станет объёмным.
Проявив негатив,
Новый день полон вновь панорам.
Ты росою с ресниц
Смоешь сон, столь пронзительно чёрный.
Ты реален, ты жив –
Как обыденно мир по утрам.
В преддверье урагана
Истошен визг бурлящих площадей
Среди того, на что мы жизни тратим.
Сознание в огне земных страстей
Горит листом растрёпанной тетради.
В глазах плывёт картина серых дней,
В которых всё пустое, кроме денег,
И кляксою неряшливой на ней
На лавке бомж — мой бедный современник…
Куда тянуть шелков словесных нить,
Когда наш мир одет в журнальный глянец
И разучился, кажется, ценить
Листвы осенней в пальцах ветра танец?
Век уравненья судеб упростил,
Лишил их тех неявных неизвестных,
Что прежде в нашей сущности горсти
Всех изумлять умели повсеместно.
Заклеив окна, выходящие на сквер,
Купонами несметных магазинов
Потомки Пушкина вдали от высших сфер
Текут водою талой по низинам.
Оратор, смолкни, горло промочи,
Графин склонив пред бездною стакана.
Кричать нам о свершениях причин
Не вижу я в преддверье урагана…
Сержант Петров
Политика так часто — рубка дров,
Тем паче в нашей стороне таёжной.
Стоял с дубинкою в руке сержант Петров
На площади в массовке некиношной.
Студенты хлипкие, прочтя по книгам мир,
Трясли над головою транспарантом,
И Че Гевара — юности кумир
Им вторил со значка с атласным бантом.
Кружили лозунги в сумбуре площадном,
Катились, как волна, на сонный берег.
А вот сержант лишь думал об одном,
Что до получки вновь не хватит денег.
«Свобода!» — раздавалось из толпы,
Сроднивши центр города с Монмартом.
Но стражи, шапки натянув на лбы,
Вдруг напряглись, как бегуны пред стартом.
Полковник что-то рявкнул в мегафон
И тут рука бойца колоть устала.
Удары, крики и большой фургон
С решётками из крепкого металла.
Сержант Петров с «маршрутки» шёл домой,
Нехитрой снеди прикупив по списку.
За кровь детей оправданный страной,
Швыряющей за верность лишь огрызки.