11-01-31

Культурный слой

Все мы немного крематоры

К слову о том, за что запретили «Золушку», кого удивил режиссёр Дзекун в 1995-м и почему нижегородские зрители боятся «Посторонних»

В начале нового года культурную общественность взбудоражила новость, прилетевшая с Камчатки. Тамошний губернатор запретил спектакль Краевого театра драмы и комедии «Новогодний коктейль для Золушки» — якобы из-за того, что он разжигает вражду к государственной власти.

Случай тут же стал известен в стране. Несмотря на то, что краевые власти дипломатично сформулировали причину приостановки спектакля как «техническую», люди заговорили о политике. Сюжет прошел по всем федеральным телеканалам — дикторы ссылались на бурное обсуждение новости в интернете и то, что «заместитель губернатора возмутилась шутками насчет сокращения часовых поясов и переведения стрелок». В сказке, как известно, король переводит часы на час назад, чтобы Золушка не ушла с бала. А на Камчатке, «во исполнение идеи о приближении окраин к Москве», время было переведено на час назад. Население опротестовало нововведение на площади. После того, как история с «Золушкой» получила огласку, губернатор Алексей Кузьмицкий назначил специальную проверку и пообещал довести до общественности ее результаты. Понятное дело, что больше из камчатской твердыни утечек информации не было.

Художник обидит всякого

Нижегородцам по ассоциации тоже было что вспомнить. И недавние «интерпретации» ТЮЗовских спектаклей, и снятие их с репертуара «по техническим причинам». И случаи из собственной практики. Режиссер Александр Ряписов вспомнил, как ему настоятельно советовали переобуть милиционера в спектакле «День знаний» из тапочек — в сапоги. Наверное, тоже из-за политических аллюзий. Обидел милиционера!

Мне тоже однажды секретарь парткома указывал на «крамольную» строчку в тексте песни Высоцкого (песню я как редактор дала на радио в день рождения поэта). Вы обхохочетесь, узнав, о каких именно словах шла речь. Партийный босс водил пальцем по строчке в распечатке.

— Ну, вот: «исчезла дрожь в руках» — он что, с перепоя? — допрашивал меня начальник.

Объяснения про то, что песня — про альпинистов и, вообще-то, выпущена государственной фирмой «Мелодия», а напряжение в руках — от того, что трудно же удерживать ледоруб и веревку, моего собеседника не убедили. Я так и не поняла — то ли это была беспросветная глупость перестраховщика, то ли человек бессовестно издевался надо мной. Возможно, и то, и другое?

Профессия режиссера, поэта, музыканта, художника и сама по себе, конечно, подозрительна. Особенно в России, где, как известно, поэт всегда чуть больше, чем поэт. Но разве не канул в Лету так называемый «эзопов язык» советского искусства, протестный рок, политический театр? Участникам осталось только писать ностальгические воспоминания или love story про представителей противоборствующих сторон (этот вечнозеленый жанр сегодня должен идти на «ура»). Но область, где все прямо, революционно и в лоб, не предмет сегодняшнего нашего разговора.

Почему же зам камчатского губернатора нашла крамолу там, где ее найти сложно, — в театральной сказке? Или театр, с его склонностью к метафоре, с его подтекстами и ускользающими смыслами, обречен попадать «в яблочко», даже помимо воли создателей спектакля? И какие «послания» несет нам это странный вид искусства, требующий от нас на два-три часа отгородиться от мира и наших собственных бытовых проблем, закрыться в темной коробке и следить за передвижениями переодетых не в свое платье людей на освещенном пятачке сцены, говорящих, к тому же, не свои слова?

Длящиеся послания

В декабре 1995 года над тихим и уютным, как рождественская открытка, Саратовом поднялись устрашающе-черные готические буквы, сложившиеся в малознакомое слово «Крематор» (роман чешского писателя Ладислава Фукса. — Прим. ред.). Световой экран над зданием академического Театра драмы извещал о премьере, посылая сигнал еще куда-то вдаль, поверх провинциального спокойного города и наших зрительских голов. Известный театральный режиссер Александр Дзекун не побоялся открыть сезон страшной притчей о человеке, отправившем — из спасительных соображений — всю свою семью в печь. Через несколько дней по радио мы услышали о введении войск в Чечню. То, что это означало начало новой мировой войны, а не локальной операции, тогда не многие поняли.

Александр Иванович, в отличие от спектаклей, показанных на гастролях в Нижнем Новгороде незадолго до «Крематора», эту диковинную историю поставил как спектакль камерный, для небольшого количества зрителей. Мало того, что мы сидели в шаге от господина Копфркингла и проникались его фобиями. Мало того, что от смеси восточных курений в тесной, заставленной антиквариатом, квартире героя и его плотного, ­физически ощущаемого страха (как актер Владимир Калисанов этого добивался, загадка!) становилось трудно дышать. Дзекун в антракте еще и провел зрителей через сцену, через весь этот дробящийся на множество мелких предметов и осколков сверхплотный материальный рай, дал постоять вблизи заполняющих пространство дребезжащих колокольчиков, статуэток, слоников, антикварных шкафчиков и секретеров, книг, хрупкого фарфора, сандаловых палочек и прочих игрушек этого мира. Все было натуральное, не бутафорское. Старинное. Ценное. Во все когда-то было вложено столько изобретательности, чувства прекрасного, любви… Утонченный и ранимый герой Калисанова жил в оккупированной Праге 1939 года, служил директором крематория (ну, что ж такого, профессии всякие нужны), был отменным семьянином, обожающим жену, детей, кошку и убежденным, что «никто не должен страдать». Но просто законопослушный служащий становился крематором — фантастической зловещей фигурой, отправляющий мир в дьявольскую топку. Спектакль вызвал шок. Он был не столько о холокосте, устроенном фашистами. И даже не о природе страха и деградации личности. Возможно, полубезумный автор повести, загадочный Ладислав Фукс, к которому Дзекун ездил в Прагу во время работы над спектаклем, и впрямь уловил этот жуткий наклон оси мира — это неминуемое сползание в катастрофу, в самоубийство?

Даешь позитив?..

Переводчица Фукса Инна Безрукова, вспоминая первое знакомство России с «Крематором», не так давно сказала: « В Саратове тогда сидели по ночам, переписывали роман — в пьесу… Но представить себе, что сейчас кто-нибудь захотел бы вот так инсценировать «Крематора», я могу с трудом. Очень изменилось время».

Время, конечно, изменилось. На недавнем обсуждении спектакля «Посторонний», устроенном в Доме актера в рамках авторского проекта «нашего нижегородского Гордона» (как Михаила Висилицкого с недавних пор стали называть друзья и знакомые), приглашенные на просмотр студенты тоже высказывались в том смысле, что философия автора (Камю, но, наверное, и режиссера тоже) — негативная, тяжело перевариваемая. Все, дескать, устали от негатива, уже хочется чего-нибудь позитивного. Между тем, спектакль Александра Ряписова «Посторонний» — как раз очень позитивный: он о ценности каждого человеческого дня, каждой его секунды. Позитивно, что герой Камю у Ряписова не остается холодно-индифферентным: даже споря с Богом, он обретает Его в этом мире как собеседника, как смысл в распадающейся на глазах драме собственного существования. Позитив в этом очень точном и остро современном спектакле идет «от противного» и обусловлен рядом художественных приемов — от мягких юмористических вкраплений до выстраивания мощного музыкального «купола» спектакля.

Но, боюсь, даже продвинутые молодые зрители, которые не поленились прийти в Дом актера и участвовать в споре, оказались не готовы к восприятию образного языка спектакля, который безусловно отличается от языка, скажем, новогодне-басковского «Морозко» с рефреном «Самое главное — не отморозить себе самое главное!». Можно подтанцовывать «Кривому зеркалу» — позитивно и общеукрепляющее. Можно записаться на популярный семинар, обещающий «простой рецепт богатства». А можно — задуматься о собственной ответственности в конфликте личности с силами зла. И о собственном месте в накренившемся космосе. Лучшие спектакли отечественного и мирового театра — как раз об этой свободе выбора.

Витязь на распутье

Нижегородский театр сегодня на распутье. Ему тоже придется выбирать. В ситуации отсутствия режиссерской конкуренции и режиссерского партнерства и, по большому счету, отсутствия профессиональной солидарности в театральной среде Нижнего, в условиях, когда, возможно, предоставление денежных грантов на постановку спектаклей будет отдано из центра в регионы, такой выбор может оказаться весьма драматичным.

В конце концов в ситуации с камчат­ской«Золушкой» главное не качество шуток, обсуждаемых сегодня зрителями видеоверсии, и не злободневность реплик о переводе часов. Главное в том, о чем телеканалу ТВЦ рассказала балетмейстер театра Марина Терентьева: «Тон разговора с нами напоминал общение барина с крепостным театром! Нам прямо сказали: если не уберем эти сцены, то нам не видать гастролей, не видать надбавок, квартир».

Как мы помним, нижегородские артисты это уже проходили. На фоне явно обозначившейся в стране тенденции сегодняшнее нижегородское благостное затишье не кажется очень уж здоровым. Какой путь выберет нижегородский театр в наступившем новом десятилетии нового века? Подстраиваться или опережать время? Создавать милые «позитивные» безделки или выстраивать дискуссионное поле и говорить со зрителями о главном? Как говорить — «доходчиво» и в ущерб художественной составляющей или все-таки считая зрителя умным, понимающим собеседником? Вопросы не праздные. Получив урок от власти в прошлом году, нижегородский театр может и не оправиться.

P.S.Поучительное

В ходе видеоконференции по вопросам развития театрального искусства в Приволжском федеральном округе 26 января между главами регионов ПФО, полномочным представителем президента РФ в округе Григорием Рапотой, советником президента Юрием Лаптевым и председатель Союза театральных деятелей России Александром Калягиным звучали экономические выкладки, правильные слова и блестящие реляции. Любопытствующие смогли узнать, к примеру, что в 2010 году из областного бюджета выделено 37,8 млн рублей на проекты по строительству нового здания нижегородского Театра оперы и балета и реконструкцию здания детского театра «Вера». Работа над проектами будет продолжена и в 2011—2012 годах. Что в Нижегородской области проводится «больше театральных фестивалей, чем во всех остальных субъектах ПФО» (это цитируют все информагентства). Министр культуры области Михаил Грошев сообщил также журналистам, что они должны выучить назубок, а именно: что театр — это храм культуры, и в 2010-м году в области состоялось «три таких (фестивальных?) мероприятия», а в остальных регионах — не более одного. (Ущипните меня: я, наверное, все самое главное проспала, пока слушала в гримерках голодавших артистов. И от проведения детского театрального фестиваля-лаборатории «Колесо» мы в прошлом году не отказывались — это уж точно мне приснилось! И Горьковский фестиваль, проект которого давным-давно разработан в Академическом театре драмы, мы уже провели, — как раз, наверное, в числе тех самых «трех таких мероприятий»…). Очень поучительное видео — эта конференция.

Елена Чернова