11-03-11

Культурный слой

Полузасыпаный пруд

Наверное, хорошо, что в городе не быстро, но неуклонно растёт количество новых выставочных площадок. Самой первой и концептуальной в этом ряду стала «Кладовка» Павла Плохова. Из недавно открывшихся навскидку можно назвать «Покровку, 8», зал НХУ, городецкую «Галерею на Троицкой», некоторые частные салоны. Однако, почти по принципу «мужчины предпочитают блондинок», нижегородское авангардное искусство облюбовало новую альтернативную галерею «Вещь в себе».

 

В феврале-марте именно в этой галерее был выставлен коллективный вернисаж «Черного пруда», как-то постепенно и ненавязчиво возвращающего себе публичность именно как творческое сообщество. А ведь на протяжении почти двадцати лет его участники успешно выстраивали «сольные карьеры». Наиболее яркие, судя по продаваемости, проекты — Сергей Сорокин и Наталья Панкова. Но каждый из «чернопрудовцев», безусловно, заслуживает отдельной статьи или даже монографии, поскольку творчество этих художников — культурный (гламурный) феномен (о Леониде Колосове, вон, искусствоведческую кандидатскую защитили). Журналистов более волнует социальный контекст городской жизни.

Думается, художественное пространство, включающее в себя арт-объекты, медиасреду и зрителя, всё-таки куда специфичней и сложнее, чем, к примеру, та же литература, где главное — коммуникация, и слово, выступая в утилитарной роли именно как средство общения, так или иначе занижает планку и обдирает сакральную позолоту.

Художники всё же в более выгодной роли, ибо не каждый сможет нарисовать похоже постановочную кружку на фоне простейшей драпировки, так что необходимое расстояние между творцом и зрителем выдерживается, и «обмена» ролями не происходит. Это, в общем-то, с одной стороны хорошо, а с другой — играет с художником злую шутку, ставя его вне реальной критики как по технике, так и по посылам. Ведь зритель, не будучи дурачком, всё равно робеет и не осмеливается доверять своим первичным ощущениям, а искусствоведы часто ангажированы или небеспристрастны. Так что художникам трудновато приходится в этом туманном поле хаотических суждений, вкусовщины и размытых критериев. Но как любил говаривать Гайдар (внук), «рынок всё расставит по своим местам».

Если быть в статусе «потребителя искусства» на протяжении достаточно долгого времени, в какой-то момент начинаешь вдруг ощущать себя жертвой своего рода синдрома. У всех на слуху эти телерепортажи о подменах в наших музеях подлинников на копии, так вот у меня подобное впечатление от наших нижегородских премьерных вернисажей. Я в том смысле, что как копия всегда хуже оригинала, так и в нашем случае — каждая последующая персональная выставка хуже предыдущей.

Я многое не помню из политически активных восьмидесятых, но знаменитая выставка «Чёрного пруда» в «Рекорде» отпечаталась в памяти, как след динозавра на камне. И сохранилась она не как скандальная бомба или «бульдозерные» колебания традиций и основ Союза художников, а именно степенью искренности, просто откровением.

Можно было простаивать перед огромными экспрессивными холстами Алексея Сахарова и удивляться, как они не обрывают верёвок крепления из-за трех килограммов накрученной, наверченной чуть не из тюбика краски, из которых два уж точно являлись сажей. А сдержанная метафизика Галины Каковкиной? А оптимистический наив Алексея Акилова и Геннадия Урлина? А бредущие через пустыню Галаад библейские пастухи Николая Сметанина, каждый шаг которых длиной в сто лет? Даже сегодня изрядно поднадоевшая и самому автору «тема бомжей» Сергея Сорокина тогда была горячей художественной новацией.

Творческие люди всё же сильно зависят от флюидов, витающих в обществе, стоит только вспомнить «военный патриотизм» Вячяслава Грачёва или пафосную «православность» Виктора Малиновского.

И просто не могу не привести в качестве параллельного примера недавнюю выставку в ЦВЗ, наверное, наиболее перспективной нижегородской художницы Анны Рябчевской «Шаман лис». И также встаёт перед глазами её предыдущий, 2006 года, выставочный показ «Три комнаты» — невероятной для двадцатипятилетней девушки концептуальности, глубины и креатива. Это ж просто радость была какая-то, почти как Фоменко в театре и Уэльбек в литературе, причём на разном эмоциональном уровне: от камерной «Пропала собака» до по хорошему пафосных «Атлантов».

А сегодня алтайский цикл предстал большей экзотикой, чем неким художественным осмыслением, своего рода пейзажной моделью специфического колора, и лучшими работами по общему мнению стали не связанный с ним «Портрет цыгана» и (достаточно формально) «Алтайская бабка». Нет, «Бабка» всё же хороша и очень гармонично вливается в портретную галерею первого вернисажа (особенно портреты девочек), словно ­завершая этот ряд какой-то невероятной жизненной мудростью, ощущением, что эта женщина видела абсолютно всё на этом свете, разве что за исключением коммунизма.

Так вот про общество и флюиды. Двадцать лет назад с этим, видимо, был порядок. Цой пел про перемены. Горбачёв обещал демократию. Демократы обещали изобилие. Народ объяла эйфория, граничащая с истерикой. Это ли не благодатная почва для творчества, тем более протестного? С текущим временем сравнивать не приходится. Тишь да гладь, и одни победные реляции родной партии, спины не разгибающей, ночей не досыпающей. (Не ест, не пьёт, а всё — в народ). Да ещё эта всё разъедающая и всё растлевающая власть денег — великая придумка дьявола. Против чего протестовать? О чем говорить с народом? Не проще ль уйти в герметичный декаданс и заниматься аполитичными и даже асоциальными экзерсисами, коими полна вышеуказанная выставка «Чёрный пруд. Вещи». С совершенно, между прочим, прозрачной фрейдистской оговоркой.

Увы, увы, единственным результатом наших идеолого-экономических новостроений стало то, что окружавший нас ранее мир идей как-то без борьбы уступил место миру вещному. И мы этому не больно и сопротивлялись, несмотря на то, что от рекламы тошнит, а в квартирах негде повернуться. Чем не тема для ветеранов нижегородского андерграунда? Однако выбран другой путь (цитата из пресс-релиза), где «самые простые вещи посредством кисти художника приобретают новый символический смысл, создают свой особый язык, на котором общаются со зрителем». Язык, по словам самих художников, «близкий к медитации или философскому размышлению».

Выставка более походит на эскиз, набросанный второпях и из подручных материалов. Старые лидеры Сахаров и Сметанин, видимо, уже навсегда покинули товарищество и на показе представлены старыми же работами. Почти подобным образом отметились Акилов («Посуда») и Урлин («Звезды над Кайском»). Реально же «Черный пруд» представляет триумвират Сорокин-Панкова-Каковкина. Они собственно и задавали тон, правда, немного выходя за заявленные критерии. Впрочем, если посуда подпадает под определение… Не знаю. Строго «по теме» проходили, наверное, только «Натюрморт с драпировками» Каковкиной и «Пролетарии пришли» с «Интерьером» Сорокина.

Мне нравится, когда художники непоследовательны и противоречат сами себе. Те же «Пролетарии» явно написаны в саркастическом ключе, тогда как быть с симпатией к бомжам? Остаётся предположить, что… это разорившиеся дворяне, которые вот так ме-е-е-дленно опускаются и всё никак не могут достичь дна аж с самого 1917-го года.

«Натюрморт с драпировками» тоже формально соответствует этой задаче и это хорошо. И то, что он чаще других останавливает зрителей, — тоже хорошо. Понятно почему: выполненный в экспрессивно-трагической эльгрековской манере отрез холста очень похож на плащаницу. Вот только язык не поворачивается назвать сакральный артефакт «вещью».

И я не склонен осуждать художников, хотя их выбранное сегодня направление поисков мне малосимпатично. Впрочем думается, здесь творец выступает не как демиург, а как симптом. Ну, или как опосредованный голос общества. А то, что это самое общество потихоньку заходит в тупик, осознаёт, наверное, каждый, даже тот, кто ни на минуту не отрывается от своего навороченного ноутбука. Социум всё меньше соответствует своему красивому и умному названию, постепенно превращаясь в стаю животных, с животными же интересами и стайными законами. Люди всё больше теряют образ божий и раздувают (или отпускают) в себе биологическую ипостась. Прямо как у Лимонова: «Мир счастливо перебрался в пищеварительный период своей истории». Хотя лично мне претит, что мои дети и внуки могут стать волчатами-однолетками в стае с жёсткой дисциплиной и неумолимой иерархией, так как главным достижением тысячелетней цивилизации я считаю именно личностные ценности, их гарантии и защиту.

P.S. Когда-то на месте сквера на Чёрном пруду действительно был водоём. Но в какой-то момент его пришлось засыпать. У художников пока есть шанс.

Сергей Плотицын