11-05-13

Культурный слой

Апрельские тезисы на пороге Арсенала

В столице ПФО произошло событие российского, а может быть, и мирового масштаба. На этом настаивали все гости и участники открытия отреставрированного Арсенала. А среди гостей были такие признанные авторитеты, как искусствовед Леонид Бажанов, архитектор и исследователь Евгений Асс, ­замминистра культуры РФ Павел Хорошилов, советник президента по вопросам культуры Юрий Лаптев, а также легендарный и неоднозначный Зураб Церетели, который, кстати, пообещал героев этой реставрационной эпопеи отлить в бронзе и поставить непосредственно у входа в Арсенал.

«Метель»: опыт сопротивления

Народ, пришедший на открытие, по дороге снимал свитера и пиджаки — было жарко. Но под прохладными сводами отреставрированного Арсенала витало слово «метель», казалось бы, не слишком уместное в апреле. По углам жались вырезные ёлки и откуда-то (казалось, прямо из стен) сочились звуки ветра и поскрипывающего снега.

Но искусство ведь имеет дело не с сезонными проявлениями, а с метафорическими, и потому нет ничего нелогичного в этом апрельском снеге. Наоборот, вслушиваясь в негромкое шуршание и льдистый перезвон, мы вспоминаем, что апрель — самый непредсказуемый и ненадежный месяц. Набухают почки и могут появиться цветы. А может и впрямь нагрянуть снежная метель, как это бывало не однажды. В апреле всё не то, чем кажется. Подснежниками называют не только первоцветы, но и оттаявшие из-под снега объекты криминального происхождения, эту головную боль дознавателей и участковых. Мы пережили ещё одну зиму, мы выжили. Хотя продолжаем принимать препараты против мутировавшего парагриппозного вируса, а сезонная депрессия грозит перерасти во что-то более глубокое и апокалиптическое. Именно эту атмосферу ненадёжного, двоящегося метельного пространства, в котором возможно всё — от фантастических встреч и детских радостных игр до смерти — представили на открытии обновлённого Арсенала художники-участники «метельной» выставки. И представили таким образом тезисы будущей обновлённой программы.

Метель, наверное, самая полная метафора русской жизни. Она не просто накрывает эту жизнь, приходя откуда-то извне. Неведомый метельный состав, кажется, растворён в самой нашей крови. Он то пульсирует неизлечимой лихорадкой, толкая на ­необдуманные ­поступки, то, наоборот, выстуживает кровь и душу, приводя в состояние анабиоза. Заслоняясь от метели, можно создать гармоничное внутреннее царство, созвать друзей, «на любовь своё сердце настроя», а можно — увидеть и опознать вьющихся в снежной замети бесов, искушающих широкого русского человека. Хорошо ещё, если, продвигаясь в метельной круговерти, встретишь кого-то или что-то, это событие хотя бы. Хуже, если дорога в снегу и первоапрельской распутице превращается в бесконечный замкнутый круг.

Современное искусство трудно назвать комфортным или душевным. Самый первый экспонат арсенальной «Метели» — видеоинсталляция Дмитрия Гутова 2006 года «Оттепель». Исторические параллели и аллюзии тут настолько явные, что нет нужды в добавочных комментариях: в оттепельной жиже барахтается не мужичок в ватнике (хотя по цветовой гамме пиджачок и напоминает древний ватник), а интеллигент с бородкой и в очках. Возможно, это слишком лобово и не оставляет пространства для доживания и размышления. Тем не менее образ яркий, и сила его воздействия не в новизне, а во временной протяженности: ощущение замкнутости создает длящаяся экспозиция видео.

Но визуальный и метафизический ряд, открывающийся зрителю под сводами сегодняшнего Арсенала, разнообразней и многозначней и гутовских, и сорокинских построений. Хотя перекличка налицо, зеленовато-голубая обложка с таинственной пирамидой присутствует — книга Сорокина продаётся на входе, как раз напротив экрана с «Оттепелью». Но другие художники снежную реальность все-таки «утеплили». В инсталляциях Игоря Макаревича и Елены Елагиной из серии «Жизнь на снегу» пожелтевшие — «состаренные» — альбомные листы фиксируют способы сопротивления диктату метели и бессмысленно-кругообразному течению жизни. Этот опыт физического и духовного сопротивления материализуется в якобы дошедших к нам из прошлого обломках вещей, природных и рукотворных. На наших глазах воссоздаётся легенда, которая исстари была ещё и формой урока. Стилизованные под старину записи сообщают, что «многие виды диких горьких растений становятся сладкими и съедобными…». Неизвестная рука протягивает нам рисунок — корень камыша, мох, березовый трут. И сам фрагмент корня брошен тут же, рядом с рейсшиной, ситом, оленьим рогом и этими вот исписанными старинным почерком листами. Идёшь дальше — читаешь о том, как сделать волокушу или особую лодку для передвижения по снегу, как изготовить снегоступы… Голова начинает кружиться от этого «погружения»: родовая память? чья-то конкретная судьба стучится в сегодняшний мой день? или призрак ядерной зимы ХХI века насмешливо листает разрозненные листки из прошлого, готового стать настоящим?

А вот, кстати, и настоящий призрак. В арке на каменной кладке стены материализуется фигура. Некто с ирокезом на голове, выглядящий как инопланетянин, сидя на корточках, колдует у самого пола. Справа — бегущая по плинтусу угрожающая огненная змейка. Выглядит совсем как настоящая. Вадим Захаров назвал свою инсталляцию «The End. Исповедь современного художника». Вторая часть названия представляется более точной: кто он, актуальный художник, как не поджигатель и провокатор? Но как холодно ему в этом созданном им самим отчуждённом пространстве. Как кутается он в своё пальто с поднятым воротником, как ёжится от невидимого ветра!.. И бормочет, бормочет что-то невнятное. Начало нового века, нового отсчёта времени — конец для чего-то, чем жили многие. Конец и — исповедь.

От травм и призраков — к детской игре! Замечательная драматургия. Я берусь за металлические стержни, выдвинутые из «столешницы» с растущими из нее ёлками. Почему-то они у меня не просто ездят туда-сюда, неосознанно я сдвигаю их в хоровод, который встаёт преградой… кому? чему? Но чувство — хорошее. Только потом, отойдя от объекта, читаю: «Сергей Шутов. Чужие здесь не ходят (Русский интерактивный пейзаж). 2000». А-а, вот в чём дело — я выстроила заслон от чужих и получила моральное удовлетворение.

Можно по-разному относиться к художественным опытам и медитациям творцов современного искусства. Объекты зачастую выращиваются ими из цивилизационного мусора, вбирая в себя присущие мусору низкие вибрации. Это вызывает реакцию отторжения у многих зрителей. Но эмоции эти тоже неоднозначные. Недаром ещё в 2003-м, когда Арсенал только передали Центру современного искусства и кирпичные стены впервые «приютили» у себя переплавленные в художественные акции коллективные комплексы, сны и страхи, одна из юных посетительниц оставила такой отклик в книге отзывов: «Кремль для меня всегда был тёплым и светлым, а вы внесли в его образ что-то новое, вот только не знаю, хорошее это новое или плохое». Девочка Настя ухватила тогда главное. Выставка называлась «Проекция» и, конечно, открывала некие «подземельные» реалии, представляя жизнь сложнее, чем она виделась слишком юному или слишком поверхностному взгляду. У «неприятных» с точки зрения законов гармонии произведений есть своя, вполне внятная функция, причём зачастую осуществляемая на пересечении художественной плоскости и социальной. Сравнить её можно с лупой или очищающим сорбентом. Или сеансом психоанализа. «Проекция» и была таким «сеансом»: объекты, представленные тогда, именно в соседстве сумрачных арок и глухих стен Арсенала обретали дополнительный смысл и объём и заставляли думать.

«Метель», во многом перекликающаяся с «Проекцией», — проект всё же не так сильно царапающий душу. В нём нашлось место и для детской игры, и для по-настоящему красивого «настольного театра» на значимую для русских тему «Сольвейг». Крохотная одинокая фигурка на лыжах, идущая краем заснеженного озера. Стекло. Соль. Нащупывание каких-то новых параллелей из-за того, что в роли снега — соль (хотя что ещё так похоже и не растает?). Над этим пейзажем — экран, на нём — то ли северное сияние, то ли метельные вихри, запускаемые вручную. Зритель, остановившись на зимнем берегу, воссозданном Леонидом Тишковым, видит размытые очертания рук, зачарованно следит за возникающим узором. Григовская «Песня Сольвейг» — наплывом, тихо, почти неразличимо. Заглушает бессвязное навязчивое бормотание «ирокеза». Сольвейг, как мы знаем, дойдёт, а уж русская Сольвейг тем более. Не в последнюю очередь потому, что, возможно, подсознательно, умеет читать этот небесный узор. А вот мы, сегодняшние, — разучились. В инсталляциях «Провмызы» «Отчаяние» и «Подснежник», в фотоработах Ольги Чернышовой «Рыбаки-растения (Анабиоз)» жизнь скукоживается под напором неумолимой холодной силы, превращая живую человеческую плоть в призрачный кокон или ледяной сталактит. И даже для ангела порой эти снежные пространства непреодолимы. Думаете, почему мы с вами, в отличие от наших предков, не видим Божиих посланников? Леонид Тишков про ангелов, работающих в России, знает, похоже, всё. И знает, как им нелегко в наших снегах. Прямо напротив «Сольвейг» на другом экране вязнет и вязнет в сугробах тишковский «Снежный ангел» в фуфайке и ушанке. Крылья, облепленные снегом, отяжелели. Наверное, так и не дойдёт, в отличие от упорной Сольвейг.

За каких-то полчаса в этом длинном сумрачном зале мы прошли путь — от древнего «зала ожидания» с инструкциями по физическому выживанию в снежном мире и осколков пионерско-новогодних воспоминаний до метафизических размышлений о Пути вообще. Для не слишком большой по объему экспозиции такая концентрация смыслов удивительна. Но именно это принцип работы Нижегородского Арсенала. Принцип, который был озвучен давно, восемь лет назад, когда старинные стены впервые были оклеены красным скотчем, выделившим здание в некий абсолютно новый художественный объект и новое многофункциональное пространство.

фактофон

Нижегородский Арсенал 

Памятник архитектуры середины XIX века, спроектирован архитектором А.Л. Леером в 1837 году и построенный в 1843-м как завершающий элемент композиции соборной площади Нижегородского кремля. В древности свинец, фитильная пряжа, запасное огнестрельное и холодное оружие Нижегородского гарнизона хранились в подвалах башен кремля. В 1834 году при посещении города Николай I приказал возвести специальное здание военного склада.

До 2002 года в Арсенале размещался картографический архив Министерства обороны. В 2003 году здание было передано Нижегородскому филиалу государственного Центра современного искусства (ГЦСИ). Первая выставка в стенах Арсенала — «Проекция» — в июле 2003 года стала знаком перехода памятника в культурное пространство города. На территории Арсенала был осуществлен ряд крупных выставочных проектов. Сегодня филиал ГЦСИ получил статус Приволжского. После проведенной реставрации первой очереди (1200 квадратных метров из имеющихся 6000) Арсенал становится международным музейно-выставочным комплексом, единственным в своём роде на территории России.

под текст

Театральные медитации (из навеянного)

Проект «Метель» принципиален для Центра современного искусства и является своего рода прологом к тому, что зритель увидит в обновленном Арсенале. На этом настаивают устроители выставки. Директор Приволжского филиала ГЦСИ Анна Гор подчеркивает, что «Метель» отвечает сразу на три важных вопроса — об образах родины в современном русском искусстве, об изобразительном языке, создающем эти образы, и о традиции и национальной специфике. В апрельских тезисах Арсенала вообще скрыт огромный потенциал и новые возможности.

В сегодняшней экспозиции присутствуют элементы драматического, театрального действия: путешествие зрителя по «Метели» строится в соответствии с законами драмы и отмечено использованием, наряду с высокотехничными, традиционных театральных приемов. Думается, это не случайно. Эта линия представляется перспективной. Кроме того, дозированное вкрапление ретро-мотивов и объектов, отсылки к классическим музыкальным темам, присутствующие в «Метели-2011», создают поле для нового диалога с прошлым. Именно диалогичности подчас не хватает самодостаточному и герметичному современному искусству.

А концепция Арсенала как территории искусства и открытого интеллектуального пространства как раз подразумевает, что разнесённые во времени локусы смогут здесь сосуществовать и вступать в контакт, обогащая, «продлевая» друг друга, провоцируя на свежие «высказывания». У ГЦСИ накоплен богатый и разноплановый опыт такого диалогичного арт-общения. Достаточно вспомнить проходившие под эгидой Центра концерты open-air, где этника соседствовала с роком и классикой. Или внедрение в наш современный урбанистический пейзаж золотого музыкального барокко, знаменного распева и других актуалий «из прошлого» на фестивалях Еarlymusic. И Анна Марковна настаивала, что слушание аутентичной музыки сегодня и есть самое актуальное искусство. Выставочные площади обновлённого Арсенала, соединяющие архитектурную архаику с современной технической оснащённостью, заново созданная инфраструктура, появление конференц-зала и резиденций для проживания художников и музыкантов, опробованная в день открытия акустика кино-концертного зала, его естественная декорация с окнами-бойницами и деревянными стропилами, наконец, его сцена, дают уникальные возможности для настоящего, а не декларируемого синтеза искусств и встреч разных эпох и жанров. У нас есть «побратимы» — в Киеве подобный синтез практикует «Мистецький арсенал», где, кроме актуальных художников, прописался знаменитый театральный «Гоголь-фест» с его фантасмагорическими опытами и объектами. В нашем Арсенале я бы посмотрела фрагменты «Лира», как предлагал когда-то нижегородский фотохудожник Алик Якубович, тоже почувствовавший «театральность» места. Обсудила бы с единомышленниками образный язык современного театра. Послушала бы снова знаменный распев — теперь с поправкой на новые реалии: глядя на того же тишковского ангела в ватнике…

Заявка, пусть тезисная, уже есть. На втором этаже Пороховой башни можно взять наушники и послушать рассказ от первого лица женщины-нижегородки из XV века. Глядя в лицо этой женщине: воссозданный скульптурный потрет — тут же. А на мониторе можно рассматривать стеклянные бусы, которые она носила. Это археологические находки, обнаруженные на территории Арсенала. Рядом, на полу, в рамку из земли вмонтирован экран. На нём под звуки скребка и каких-то вневременных гулов появляются, исчезают, снова появляются, становясь чем-то знакомым и вновь уходя в небытие, фрагменты керамики, древних артефактов. Мультимедийная инсталляция Владислава Ефимова и Георгия Стефанова (звук) называется «То, что в земле». Полное ощущение, что земля — живая, дышит, хочет говорить с тобой, потом замолкает, «уходит в себя»… Более яркого и эмоционального воплощения идеи диалога я не встречала. И минималистическая «Музыка для Арсенала» молодого композитора Георгия Дорохова, прозвучавшая на открытии и использующая, наряду с традиционными, такие «инструменты», как топор (отсылка к реставрационным работам в здании), тоже об этом — хрупкость звука, хрупкость диалога в замусоренном шумовом пространстве…

Миру сегодня как раз нужно помочь перейти от состояния монологичности и раздробленности к диалогу. В этом смысле Арсенал может стать мирным, но действенным стратегическим оружием, формирующим совершенно новую городскую среду и нового зрителя: возможности этой площадки уникальны. Театр, музыка, виде-арт, перформанс, принадлежащие разным эпохам, могут здесь встречаться, не конфликтуя, а окликая и органично дополняя друг друга. Так что все еще только начинается здесь, на ступеньках, под краснокирпичными сводами Арсенала.

Леонид БАЖАНОВ: Нижний уже вписан в мировой контекст»

В словах Леонида Бажанова, сказанных на открытии Арсенала, неоднозначность и противоречивость понятия «связи времен» ощущалась особенно остро. И неоднозначность такой духовной субстанции, как Нижний Новгород, с которым оказалась связана судьба семьи известного искусствоведа:

-Моя бабушка сидела в Нижнем в тюрьме, вот здесь недалеко — на площади Свободы (!).Моя мама родилась в этой тюрьме… Моя тётка возила сюда сухари с изюмом Сахарову, когда он был тут в ссылке.

С другой стороны, именно здесь, в городе Горьком, в шестидесятые, я получил основы знаний в области музыки и философии, потому что в вашей библиотеке были в открытом доступе книги, которые в Москве и Петербурге уже были спрятаны в спецхран. В семидесятые здесь проводился фестиваль современной музыки — ­единственный в России. Я сейчас встретил здесь директора Нижегородской филармонии Ольгу Томину, и мы вспомнили это… Город когда-то был центром философской мысли, потому что здесь работали лучшие умы России, когда их выслали из столицы. Я считаю Нижний Новгород своей родиной. И я рад, что именно здесь появляется выставочный зал такого уровня — достойное место для современного искусства. И я не вижу, чем бы нижегородская публика отличалась от публики любого российского города или Европы в плане потребления художественного продукта. У Нижнего есть все возможности стать одним из крупных культурных и интеллектуальных центров. Это подтверждает и тот факт, что сегодня на открытии Арсенала присутствуют культурные атташе Нидерландов, Франции, только что звонил атташе по культуре правительства Австрии — именно в связи с будущими международными программами ГЦСИ. Всё это вписывает Нижний в современный мировой контекст. Так и должно быть.

Евгений АСС, Александр ЕПИФАНОВ: «Радикал помирился с прошлым»

Евгений Асс не только практикующий архитектор и автор проекта реставрации Арсенала, но и преподаватель, теоретик, куратор многочисленных международных выставок. «Радикальные» пристрастия Асса хорошо известны в искусствоведческой среде. Тем интереснее было услышать признание гостя:

-Это было непростое задание и огромный опыт. Я благодарен тем, кто поручил мне эту работу. И судьбе. Сама задача устроить современное искусство в историческом здании — противоречивая, провокационная и интригующая. На самом деле это вещи не взаимоисключающие. Но я занимаюсь радиальной современной архитектурой, и это был вызов для меня. Мне кажется, работая в этом здании, вместе с Александром Епифановым, я примирился с исторической архитектурой… Радикальный архитектор и реставратор нашли общий язык. Одиннадцать лет жизни отдано этому проекту — потому что думать, каким будет Арсенал, мы начали еще в 2000-м, когда здание было в ведении Министерства обороны. И, знаете, тут есть еще один символический нюанс: Центр современного искусства открывается в Кремле, окнами в окна с властью. Это тоже своего рода вызов. И, безусловно, важнейшее событие в истории современной российской культуры.

Коллегу дополняет Александр Епифанов, реставратор, человек, много сделавший для того, чтобы концепции «примирившегося» радикала Асса мягко и органично вписались в исторический облик здания:

-Первый подобный проект я делал в Калининграде, где тоже сохранились исторические здания, крепости. Такое пристрастие к фортификационным сооружениям — так как я думаю, что Центр современного искусства занимает по большому счету оборонительную позицию — держит оборону… очень важно, что группа архитектора Асса удержалась от соблазна спеть, что называется, свою песню — удалось «спеть в унисон» с архитектором Леером, строившим ваш Арсенал. Поддержать, не нарушить этот, как я его назвал, стиль минного тральщика — благородная серая гамма, лаконизм линий. Новая функция и культурный контекст реализованы в балансе, с пониманием необходимости взаимодействия.

Михаил МИНДЛИН: «Здесь создаётся новая среда»

Генеральный директор ГЦСИ Михаил Миндлин подчеркнул стратегическую важность нижегородского события для столицы:

-Наш Центр современного искусства — федеральная сетевая организация. Поэтому так важно, что он обрёл первый полноценный, по-новому оснащённый, со всей необходимой инфраструктурой, филиал за пределами Москвы. Общеизвестно, что искусство в метрополиях со временем начинает стагнировать, вымирать. И только посредством регионов оно может прирастать и развиваться. Здесь, в Арсенале, мы постарались сохранить «говорящие» детали — раскрыли и очистили кладку, воссоздали стропильную систему кровли, восстановили лестницы и полы. Мне кажется, современное искусство не противоречит классическому наследию — оно очень быстро переходит в зону традиции и становится… консервативным! И здесь, в Нижнем, сегодня, мы с вами создаём новый культурный контекст — «биологическую» среду для развития современной культуры в целом.

Елена Чернова