12-07-13

Культурный слой

Нижегородская повесть Андрея Коротина. Глава четвертая

Глава четвертая

Пионер-шоу

По весне Виктор Фёдорович поверг нас в кромешный ужас. В Доме Пионеров будет концерт, и мы должны сыграть на нём четыре песни. О, если б не четыре, хотя бы две, ну три максимум! И не через две недели, а через четыре, например… Месяца. Но нет. Деваться некуда, страшно.

Состав группы «под управлением Зимина В.Ф.» на тот момент выглядел следующим образом: Николай Белов — соло-гитара, Александр «Цван» Нестеров — бас, Игорь Солдаев — барабаны и Андрей Коротин — всё остальное. Джефф с карманным синтезатором «Сasio» на сцену выходить не торопился, счастливый и разумный человек.

Концерты в Доме Пионеров носили, как правило, оптимистический и жизнеутверждающий характер — назывались «Весёлые нотки», «Танцевальная капель» какая-нибудь или «Кстовская красавица-1993». В одно из таких шоу воткнули и нас, бедолаг. А то в ДП они занимаются, а ни песен, ни басен.

Песни было предложено выбрать самим, как душа пожелает — от Леонида Утёсова до Родиона Газманова. Однако душа пожелала две песни из нашего репертуара, ну и две из цоевского, так и быть. С тех самых пор, кстати, и порешили — в любом музыкальном мероприятии исполнять собственные произведения. Даже если это концерт-попурри из песен Ирины Аллегровой в акустике, всё равно пара куплетов должны быть нашими. Какой смысл петь чужие песни и не петь своих? Это как если бы художник за разом раз рисовал одну и ту же картину, причём Репина. Незавидная творческая судьба.

В день «Ч» мы, переволновавшиеся, толпились за кулисами дворцовской сцены, по очереди глядя в щёлочки между занавесами.

«Танцоры, хор, потом поздравление, потом мы», — в тысячный раз перечитывалась вслух отпечатанная на пишущей машинке программа концерта.

— А сейчас дебют! На сцене выступает вокально-инструментальный…

— Ордена Ленина, — буркнул Цван.

— …ансамбль под управлением Виктора Зимина! Встречаем!

В зале жидко похлопали, и на сцене появились артисты.

«Здравствуйте!» К чему все эти разговоры со сцены, навсегда. Никогда больше. Ни за что. Жуть какая, ляг и усопни. Голос как из ведра, смысла никакого. Тссс, Коль, готовы?

Титати-татитати… «И согрета лучами звезды по имени солнце». В зале зааплодировали, правда, не гуще. Нисколько не гуще. «Скажи кукушка. Пропой!» Голос и, правда, звучал словно у последнего пропойцы, и весь мир об этом знал, казалось. «Вот так». Первое отделение закончилось. Бегом со сцены, галопом из этого ада и жира шоу-бизнеса, и не надо ваших, так называемых, аплодисментов!

Номера через четыре артисты снова вышли к публике. «Когда твой друг найдёт себе друзей посчастливей, но разонравится вдруг новым счастливым друзьям»… Зритель оживился. Аплодисменты робко удвоились. Вторая песня собственного сочинения, несмотря на откровенную простоту (а скорее благодаря ей), закончилась овацией. Заключительная просьба ведущего шоу — «группа Виктора Зимина, поблагодарим ребят!» («Ура, товарищи», — снова отрезал Цван), — увенчалась гулом возгласов одобрения и повтором овации. В качестве гонорара артистам были вручены памятные дезодоранты для подмышек, четыре штуки.

— Как, ВиктОр?

— Нормально всё. Только Гоша два раза слажал, а так нормально. Кто в магазин пойдёт?

Да блин, хоть кто! Концерт первый, сыграли нормально!

Могучая куча

Кеша жил прямо перед техникумом, в котором учились мы с Цваном. Компания его облюбовала зелёный сквер во дворе за библиотекой, и каждый вечер наливалась там водкой и тяжёлой металлической музыкой. Кеша вызывал восхищение — весь в джинсе, коса до лопаток и, с ума сойти, кольцо в ухе! Он воплощал собой абсолютную свободу, какую только можно представить в ту пору. Захотел — поехал в Горький, на «кучу». Захотел — в Москву, тусоваться к металлюгам. В Москву, вы поняли? Это было всё равно, что в Австралию или на Кудыкину Гору.

— Вы что, не знаете про «кучу»? Ну даёте! В Горьком, по субботам, у «Мелодии», не слышали? Поехали со мной послезавтра? Пиво — да, конечно, буду, пошли.

В субботу мы, на 230-м автобусе, под командованием Кеши выдвинулись в Горький. Полчаса «гы-гы-гы», автостанция Сенная, хмурые, 10 утра.

Тут пиво продают, надо бы заправиться перед «кучей» (ещё немного — и «куча», freedom, Woodstock-69). За автостанцией — пять шагов всего. Кеша повёл нас за станционное здание по чавкающему деревянному настилу навстречу облупленному железному ларьку. Во рту у ларька конвейерно трудилась жещина в грязном халате. Приняв из её трудовых рук по паре таких банок на грудь — за новую свободную жизнь, повеселевшая наша толпа проследовала на остановку, где набила собой автобус «икарус» с табличкой «40».

Трамплины, иняз, Рокко (слышали, тут гранату недавно рванули?), якоря, Чкалов, остановка. Свердловка после Кстова казалась восхитительной. Лотки с книгами и журналами, какие-то поющие мужики, дудящие девочки, человек с ручным медведем (будущий маньяк, по телевизору спустя лет десять репортаж был), женщина с пони. Драмтеатр с причудливыми людьми непонятного возраста у памятника Добролюбова. Кеша вкратце рассказывал нам — где, что и как. Тут вот хиппаны обычно торчат, здесь панки, там металлисты, а тут не пойми кто, но тоже не от мира сего. И все свои, не бойтесь.

За столь познавательными беседами экскурсия миновала улицу Свердлова, книжный магазин и очутилась у входа в продуктовый. Теперь в нём продают бытовую технику, а тогда он был, как комарами потолок, снаружи и изнутри облеплен нетрезвыми людьми весьма необычно выглядящих. Волосатые и с гребнями, лысые и с булавками в ушах, с рюмками, банками, кружками, четверками и «чебурашками». Стоя, сидя, вповалку и раскоряку.

— Это вот Майк из Дзержинска, а это Крэйзи — он из Арзамаса, а это Ксиандра, знакомьтесь! Кеша знал массу народа, и как только различал всех и помнил?

— Привет, я Ксиандра. — Девушка протянула свою тоненькую ладошку непонятно кому из нас.

— Привет! Я Скалапендра, — всегда степенный и молчаливый Коля допил пиво и, просияв, протянул свою. Мы вышли на улицу в сторону «Мелодии».

Собственно, «куча» — это больше легенда, чем культурное событие, так показалось. Небольшой базарчик с пластинками, по соседству с отделением милиции. Понятно, что музыку любят слушать все, даже если они не такие, как все. Вот эти «не как все» и толпились вокруг меняющих пластинку «Битлз-Белый альбом» болгарской фирмы «Балкантон» на «Дорз-Зажги мой огонь» питерского «Антропа». Экзотичные и необыкновенные, в избытке. Чего им ещё было делать, если не общаться и пить вино? В процессе пития-общения создавались музыкальные группы, счастливые и несчастные семьи, дружеские и враждующие компании. Атмосфера временной отстранённости от мира и единения «изнутри» и давало то самое ощущение свободы. Обманчивое само собой. Нет её на самом деле и не было никогда наяву. Она лишь внутри бывает. Однако же разнородная тусовка такой большой плотности позволяла встретиться в едином времени и месте совсем юному, но уже с ирокезом, Пуху из будущей F.P.G. Алексею «Полковнику» Хрынову, прогремевшему на «Подольске-87», или прославленному тогда Алексею Цыбину увидеться с Зубом из группы «Детонатор». Возможность общения — это самое ценное, что мы имеем. «Куча» эту задачу решала с избытком.

— Ладно, что тут делать, в этих пластинках! Пошли во двор бухать, там Конь проставляется — ему 20! — Кеша брал от жизни по-максимуму. Чтоб и на нас, пионеров, хватило. Что поделать, идём, коню 20, шутка ли. Реальность была нереально позитивна. Наливай, буду.

— Деньги-то есть у кого на дорогу? Всё, домой пора, хорош, — Кеша решил остаться в Горьком у Коня, и благоразумный Цван повёл пасомых друзей какими-то дворами. Мимо якорей, потом трамплинов, потом чуть не забрели в мечеть.

Как-нибудь

Приехали в Кстово когда темнело. Домой не пошли, решили немного прогуляться, выветриться и успокоить впечатления. По дороге забрели к общему приятелю Серёге, из очень интеллигентной семьи, с белыми кошечками и чаем на подносе.

— А чего у тебя там батя такое делает? — у Серёги в семье была такая неслыханная роскошь, как видеомагнитофон. Отец суетился возле него, менял кассеты, складывал их в стопки, распаковывал новые.

—В-видео с телека пишет, — Серый всегда немного заикался. — В-в М-москве танки, Б-белый дом расстреляли…

— Ни хрена себе. А батя всю транслянцию записывает?

— Д-да. История, говорит, з-записывает целый день.

— Ну ладно. Покажешь потом как-нибудь.

— Ага. К-как-нибудь.

 

(Продолжение следует)

Андрей Коротин