08-03-06

Общество

«Создание новых брендов никому не нужно»

Некоммерческие общественные организации — это один из самых спорных и нестабильных в современной России элементов гражданского общества. То ли власть не готова делиться ответственностью, то ли сами НКО не готовы эту ответственность нести. Некоммерческая общественная организация «Культпросвет» была создана группой инициативных молодых людей, которые решили проводить фестиваль молодёжного театрального искусства «AlterArt». Четыре раза им это удалось. Сначала на городском, потом — на областном, а затем и на общероссийском уровне. А пятый, юбилейный, фестиваль должен был стать международным: заявки на участие их разных стран уже пришли. Но он не состоялся. «AlterArt» решено перевезти в другой регион. Предложения уже поступают. Каково это — быть «некоммерческим проектом» — в интервью организаторов «AlterArt» Дениса Хромова и Ирины Козловой.

«НКО бегают за властью, а не власть за ними»

— Что из себя представляет региональный сектор НКО?

Денис Хромов: В Нижегородской области некоммерческих организаций, крупных и мелких, очень много. Причём небольшие НКО составляют весьма разрозненный сектор. Их проекты не привлекают внимание СМИ. Формат работы следующий: вот если курирует организация детский дом, то делает это не привлекая ничьего внимания, потому что чем больше ты афишируешь свою деятельность, тем больше вопросов и проблем возникает.

— Размер организации ты определяешь по количеству сотрудников?

— В крупных организациях в штате работают от силы 10–15 человек. Причём одна такая организация может вести до десяти масштабных, долгосрочных проектов. Но наличие такого штата сотрудников означает, что у НКО есть постоянная финансовая поддержка.

— Откуда эта поддержка идёт?

— По большей ч­асти, из западных фондов. Справедливости ради надо сказать, что местный бизнес тоже оказывает поддержку, но она была и будет минимальной. У нас есть ещё гранты, которые даёт администрация области, мэрия. Но они копеечные. Можно посчитать. Гранты, как правило, дают на долгосрочные проекты, то есть реализация идёт около года. Размер гранта, к примеру, мэрского составляет в среднем 100 тысяч рублей. Максимум — 200 тысяч. То есть меньше 17 тысяч в месяц. Есть программа городской администрации, рассчитанная на два-три года, и её бюджет составляет порядка 1,5–2 миллионов рублей. Надо учитывать при этом, что претендующих на подобные гранты организаций около сотни, а на содержание НКО в нормальном функциональном состоянии требуется как минимум 70–75 тысяч рублей в месяц.

От чистого сердца в нашей стране ничем заниматься нельзя, как показывает практика: как только ты что-то делаешь от чистого сердца — к тебе возникают вопросы у налоговых служб и других надзорных структур

Ирина Козлова: Вообще надо понимать, что существует одна крупная общественная организация — общественная палата, призванная выполнять если не контролирующую, то как минимум наблюдательную роль. Эта организация создана сверху. Созданных снизу крупных НКО в регионах нет в принципе. Филиалов федеральных организаций в Нижегородской области я тоже не припомню. Мне кажется, наши НКО следует разделить на несколько условных групп. Во-первых, группа ярых диссидентов. Во вторую группу входят организации, живущие от выборов до выборов. Их лидеры участвуют во всех выборных делах как бы невзначай: они не идут во власть, но активно содействуют тем или иным госструктурам или кандидатам в их продвижении на выборные должности.

— Без имён?

И. К.: Без. Но очень нетрудно проследить — прямо по информационным лентам, — какие организации посещают крупные представители нашей власти.

Д. Х.: Кстати, именно такие НКО являются самыми «мобильными». Если у нас сверху устанавливается приоритет «спорт», то они немедленно представляют массу проектов, связанных с этим направлением. Этот год объявлен годом семьи, и я уже знаю с десяток организаций, подготовивших проекты в этой сфере.

И. К.: Такие организации чаще всего и выигрывают гранты региональной власти. А вот третья группа — это те, кто не имеют больших денег, но тихо, годами выполняют свою нужную работу. Они существуют на деньги западных или федеральных грантов. Занятно, кстати, что мы фактически не слышим о федеральных грантах. Ни одно информагентство не пишет о том, что «такая-то общественная организация получила федеральный грант», хотя это — действительно событие для региона. Они не получают много денег, потому что делают свою работу от чистого сердца. От чистого сердца в нашей стране ничем заниматься нельзя, как показывает практика. Как только ты что-то делаешь от чистого сердца — к тебе возникают вопросы у налоговых служб и других надзорных структур

Д. Х.: Организации этой, третьей, категории редко получают гранты и существуют в основном за свой счёт. Ведь для получения гранта нужно иметь офис и штат сотрудников, чтобы этот грант обслуживать. А размеры финансовой поддержки от региональной власти весьма невелики и не способны покрыть даже эти минимальные расходы.

И. К.: Более того, если власть чётко понимает, что у неё нет достаточных средств на поддержку общественных организаций, то почему бы не помочь им в привлечении бизнеса? Хотя бы через информационную поддержку. Особенно если учитывать, что у каждого органа власти есть свои подконтрольные СМИ. У нас в регионе есть НКО, которые занимаются глухонемыми детьми, например. Но об этом мало кто знает. Имя общественной организации — это проекты, а не собственно её «бренд».

— Меценатство ещё живо как формат?

И. К.: На мой взгляд, то, что происходит сегодня с меценатством, — это неуважение к традициям. Почему многим общественным организациям не дают денег? Значительная часть сегодняшнего меценатства во власти. Меценат привёз коробку с игрушками в детский дом, и ему очень важно показать, что «я (!) привёз». Подарил икону церкви — надо показать его и икону рядом. И желательно, чтобы на обороте было написано, что «подарил Иван Иванович». А те общественные организации, которые действительно работают, остаются непубличными.

Д. Х.: У нас элита существует в совершенно другом измерении — замкнутом на личном пространстве. Что происходит вокруг, в сферу её интересов не входит. Наш бизнес не является социально ответственным и ещё долгое время не будет таковым. Он ещё не вырос и не готов вкладывать в долгосрочный проект под названием «Образованная молодёжь». Здесь возникает ценностный парадокс: с одной стороны, бизнес сформировался как элита, но с другой стороны, система приоритетов у этой прослойки не соответствует данному статусу. То есть деньги они зарабатывают, вкладывают их в развитие узкого «ближнего круга», а о социальной среде думать не готовы. Так фактически закладывается «бомба замедленного действия»: когда в какой-то момент, завтра или послезавтра, общество окажется в состоянии глубокого разрыва с искусственным вакуумом, который сегодня создаёт вокруг себя элита. Причём разрыва не финансового, а именно ценностного, культурного, если хотите.

— То есть ты хочешь сказать, что российский бизнес развит в большей степени, чем российское общество? Разве это не «однокоренные явления»?

— Не совсем. Но у него есть потенциал для развития. А пока бизнес — это просто «машина» для зарабатывания денег. Живой пример. Один из крупных нижегородских бизнесменов подарил фестивалю пятилитровый бочонок пива. Кстати, занимается он, как ни странно, мебелью. Так что о культуре самой бизнес-среды говорить ещё рано. К сожалению…

— Но с другой стороны, бизнес понимает: никакой отдачи от общества сегодня, особенно в виде благодарности, не будет. Существуют определённые негативные установки восприятия благотворительности и меценатства, потому что капитал, с точки зрения того самого пока ещё необразованного большинства, — это априори не честно заработанное благо.

И. К.: Я могу сказать, что у нас регион достаточно небедный, и психология людей меняется…

— Можно пример из личного опыта? Годичной давности. Ехала на самом общественном из всех видов транспорта — трамвае. Мимо одного известного торгового центра. Одна бабушка воскликнула: «Вот наворовали, гады! Понастроили себе тут!». И на протяжении как минимум пятнадцати минут весь вагон бурно обсуждал вопросы «крупного капитала» и разгадывал загадки его появления.

И. К.: Вот именно поэтому меценаты так демонстративно «благотворительствуют». В современной России вообще вся система ценностей бизнеса строится на возможности получения сиюминутных дивидендов. Если я что-то сделал, то обо мне должны узнать, и я на этом ещё должен заработать.

— НКО — это ещё и фактор власти, влияния. Он имеет место быть в нижегородском варианте?

Д. Х.: На мой взгляд, как председателя некоммерческой организации, практически никакого влияния мы не имеем — ни на власть, ни на общество. При этом создаётся впечатление, что нам дают возможность думать, что наше мнение интересно и его хотят услышать. Существует даже такой формат, когда на встречу в Кремле собирают представителей нескольких НКО…

— По какому принципу идёт отбор?

Д. Х.: В основном, из той самой, второй, категории НКО, о которой мы говорили, — организаций, существующих, грубо говоря, «от выборов до выборов». При этом те самые маленькие организации, которые, собственно, свою миссию и выполняют, в большинстве случаев даже не знают, что такие встречи проводятся.

И. К.: А я не очень понимаю, зачем НКО власть и влияние? Именно поэтому многие из некоммерческих организаций становятся игрушкой в руках политики…

Д. Х.: Есть и другая сторона. Если посмотреть на западные НКО, то они, также получающие гранты от госструктур, сохраняют независимость, а у нас получение поддержки сверху ставит тебя в состояние абсолютной зависимости, если угодно рабства, от источника этой поддержки. Потому что вкладывая в НКО, и бизнес, и власть хотят получать дивиденды. И на кремлёвских встречах «обязанные» и благодарные организации не будут рассказывать, какие потребности существуют у некоммерческого сектора.

И. К.: Дело в том, что сложилась несколько нестандартная ситуация. Существует социальный блок, курируемый определёнными государственными ведомствами. И, кстати, на мой взгляд, относительно многих других регионов, ведётся он вполне неплохо. Но существует множество узких направлений, которые не могут быть охвачены государством. Просто потому, что есть глобальные проблемы. Именно здесь необходима помощь некоммерческих организаций, которые могут заниматься этими мелкими, но чрезвычайно важными делами, которые власти не видны или до которых у неё просто не доходят руки. Но этим организациям нужна помощь государства, которое не должно стыдиться передавать часть ответственности и задач социальным институтам.

Д. Х.: В общем, у нас действует какой-то парадоксальный принцип: НКО бегают за властью, а не власть за ними. Хотя исходя из логики вещей, именно власть должна предлагать НКО какие-то направления совместной работы.

Театральная провинция?

 

— У вас есть свой проект…

 

Д. Х.: На протяжении уже пяти лет мы занимаемся молодёжным фестивалем театрального искусства «Alter Art». Он проводился ежегодно. До 2007 года, когда пятый, юбилейный, фестиваль не состоялся. Из-за нехватки денег, естественно.

— А какие были до этого источники финансирования?

— С миру по нитке. Вообще фестиваль был задуман группой молодых энтузиастов. Так образовалась НКО «Культпросвет». Помощь оказывали ННГУ им. Н.И. Лобачевского и Союз театральных деятелей.

И. К.: А СТД — это тоже общественная организация, которая переживает сегодня далеко не лучшие времена.

— Сам Союз, кстати, получает какую-то господдержку?

И. К.: Никакой поддержки он не получает. И в первую очередь потому, что это организация федерального, всероссийского, уровня и статуса, и финансирование должно, по идее, вестись из центра. Но у центра нет средств, чтобы содержать все свои региональные «ячейки».

— А региональная власть разве не должна поддерживать региональные же представительства?

И. К.: В том-то и дело, что нет. Она может поддерживать, а может и не поддерживать. Были времена, когда нижегородский СТД имел очень широкую поддержку со стороны власти. Причём власти как раз федеральной. Сергей Кириенко сделал очень многое для того, чтобы и сам Союз существовал, и фестивали, проводимые под его эгидой, жили и жили хорошо. Потом региональный СТД стал утрачивать эти позиции. Но это моё личное мнение. При всей сложности ситуации, благодаря очень сильному руководству Владимира Вихрова, ныне, к сожалению, покойного, и сменившей его Галины Сорокиной, нижегородский Союз театральных деятелей имеет очень сильные позиции по сравнению со многими другими региональными отделениями. Другое дело, что организации типа СТД, Союза писателей, Союза журналистов или Союза композиторов всегда находятся в состоянии выживания. Почему, кстати, СТД ещё удерживается на довольно сильных позициях? Потому что им в своё время удалось достроить Дом актёра, помещения которого можно использовать и в коммерческих целях. А, например, Союз журналистов — это одна маленькая комната. Когда профессиональная общественная организация не может по понятным всем причинам ничего сделать и ничем помочь профсообществу, это заставляет о многом задуматься. И Сорокиной, наверное, стоило бы вообще поставить памятник, потому что в СТД всё ещё приходит молодёжь. И в театральной среде это очень сильная организация. Слабая финансово, но сильная по статусу.

Д. Х.: А помощь от университета оказывал, между прочим, профком студентов… Вообще, чтобы проект существовал, его нужно вывести хотя бы на частично коммерческий уровень. И здесь схема предлагается следующая. Я провожу фестиваль «Alter Art», и для того чтобы заработать деньги и хотя бы окупить затраты, я должен заниматься чисто коммерческими делами. Например, привезти московскую антрепризу, причём какую-то, прямо скажем, «попсу» для массового зрителя, который должен на эту «попсу» придти и заплатить за билеты немаленькие по нашим меркам суммы. Я должен, потому что иначе я остаюсь в глубоком минусе. А мы пытались делать как раз некоммерческий проект. Наш фестиваль был именно молодёжным, когда на спектакли приходили молодые люди со всех районов города, — а впоследствии и из других регионов, — чтобы посмотреть на то, что делают их же сверстники. Миссия была во многом социальной. Мы хотели показать, что культура ближе и интереснее, чем кажется. Я глубоко убежден, что культурной молодёжью сложнее управлять. Просто потому, что культура заставляет думать, а это не всегда безопасно.

— Фестиваль вообще был востребованным?

Д. Х.: В последнем фестивале приняли участие восемь коллективов из разных городов. В том числе из Омска и Красноярска. Спектакли в 2006 году посетили полторы тысячи зрителей. Просто мы чётко представляли себя конечного потребителя и не ошиблись. На Четвёртый фестиваль, когда раскрутка из-за отсутствия денег была минимальной, приехало около двухсот человек из других регионов. И это фактически туристы. Если посчитать, то гостинично-ресторанный бизнес получил от зрителей «AlterArt» около двух миллионов рублей за пять дней проведения фестиваля. Разве это не вклад в развитие туризма в области, о котором так много говорится сегодня…

И. К.: При этом никакие миллионы от власти нам никогда не нужны были. Слава богу, находятся люди, которые готовы нас поддержать! Но хотя бы как-то продемонстрировать интерес, помочь в организации — мы же вообще не знали, как это делается, — наверное, было не так сложно. В самом начале, когда мы уже отчаялись организовать этот фестиваль, мы разослали приглашения всем руководителям областного ведомства по культуре — ни один не пришёл. Кроме начальника отдела искусств департамента культуры горадминистрации Павла Ражева, за что мы ему искренне благодарны. Есть и другие примеры. На открытии Второго фестиваля в Доме актёра ко мне подошёл кто-то из СТД и сказал: «Надо же! А целый зал здесь был только на «Весёлой козе» (фестиваль театральных капустников. — Э. Н.) до этого…»

Заместитель руководителя комитета по культуре сказала мне так: «Когда ты проведёшь десятый фестиваль, мы ещё подумаем, поддержать тебя или не поддержать». Я запомнил эту фразу дословно

Д. Х.: А я очень хорошо помню, как пришёл в областной Комитет по культуре, возглавляемый и поныне Сергеем Щербаковым. Мы хотели попросить не денег, но информационную и имиджевую поддержку, чтобы можно было хотя бы указать, что фестиваль проводится под эгидой комитета. Заместитель руководителя комитета тогда сказала мне так: «Когда ты проведёшь десятый фестиваль, мы ещё подумаем, поддержать тебя или не поддержать». Я запомнил эту фразу дословно. Когда во время проведения Четвёртого фестиваля мы с большим трудом и, уж признаюсь честно, через личные связи нашли выходы на городской Департамент культуры, они организовали «Приз мэра». Размер этого «приза» был 2995 рублей. С учётом того, что стоимость фестиваля составила 1 800 000 рублей. Сюда входят все затраты. И это нам ещё по мелочи помогали представители бизнеса — кто-то автобус предоставил, кто-то ещё какую-то помощь оказывал. И не надо забывать, что все те, кто этот фестиваль организовывал, работал бесплатно. Фактически за идею. Вот совсем недавно я просматривал программу мероприятий областного комитета по культуре и обнаружил там пункт «Детское чтение: 2004–2008 гг.». Вполне допускаю, что это действительно кому-то нужно, но не допускаю, что молодёжное театральное искусство по значимости уступает таким «урокам скорочтения». Зато допускаю опять же, что все проблемы с эффективностью областного культурного ведомства связаны с кадровой бедностью. Может быть, это жестоко, но приток «свежей крови» Комитету явно необходим. Но это моя позиция…

— Другие театральные фестивали тоже существуют на свои средства?

И. К.: Их не так много. Есть, теперь уже у нас, фестиваль «Реальный театр», который всецело поддерживается областным комитетом. Но этот фестиваль был придуман не у нас, а в Екатеринбурге, откуда его привёз режиссёр Театра юного зрителя, которого привезли сюда в свою очередь. И не надо забывать, что этот фестиваль вполне себе классический, и безусловно, хорошо, что подобный фестиваль прошёл именно у нас. Но хочется отметить, что это единственный фестиваль, который на сегодняшний день получает такую поддержку министерства. В прошлом году не состоялся юбилейный всероссийский фестиваль «Весёлая коза», который знает вся страна. Есть другой всероссийский фестиваль — «Поют актёры драматических театров», — который был организован СТД. В Нижнем Новгороде его начали проводить по инициативе тех же Владимира Вихрова и Галины Сорокиной. Его поддерживают из Москвы, потому что именно там отбирают актёров для участия в Фестивале имени Андрея Миронова. Этот фестиваль нужен самому Союзу, поэтому какую-то поддержку из центра он получает. Есть масштабный фестиваль «Болдинская осень», на который в последний раз не смогли привезти настоящих «звёзд». Хотя с другой стороны, благодаря умелому руководству Театра оперы и балета, удалось привлечь бизнес и сделать несколько собственных постановок очень высокого уровня с привлечением питерских режиссёров. Ну и есть ещё сахаровский фестиваль, который проводится раз в два года. Но во-первых, директора нижегородской филармонии Ольгу Томину знает вся музыкально-театральная Россия, во-вторых, наша филармония, единственная в стране, носит имя Мстислава Ростроповича, и сам Ростропович, и Галина Вишневская всегда поддерживали этот фестиваль, а в-третьих, он носит имя Андрея Сахарова, — так что это самый настоящий нижегородский культурный бренд. Поэтому здесь уж никак нельзя упасть в грязь лицом, и поддерживать его культурное ведомство просто обязано. А создание новых брендов никому не нужно. Поэтому Нижний Новгород как был театральной провинцией, так ещё долго таковой и останется.

Д. Х.: Я скажу ещё жёстче. Не только театральной, но и культурной провинцией. Если власть не заинтересована в том, чтобы культура в регионе развивалась, если комитет по культуре превратился в закостенелую структуру с кадрами советской закалки, то никакую инициативу «снизу», которая всегда есть основа любого по-настоящему интересного и нового проекта, реализовать не удастся.

Беседовала Эмилия Новрузова