08-04-21

Политика

А страна-то рыхлая…

В одной из питерских газет я недавно наткнулся на любопытную заметку. После встречи с президентом Владимиром Путиным Даниил Гранин заявил в одном из интервью, что Россия представляет собой рыхлую страну, которую мало что скрепляет. Удивительно, что такой вывод известный писатель сделал после общения с тем, чьё имя в общественном сознании обычно связывается с прямо противоположными смыслами — централизация управления, вертикаль власти, укрупнение регионов и далее по списку.

Эта небольшая зарисовка отчётливо показывает, насколько далеки от завершения дискуссии о том, «как нам обустроить Россию» — то есть что понимать под единством страны и какова должна быть политика федерального центра в отношении её отдельных составных частей. Вернуться к этой теме меня заставила недавняя ежегодная конференция в Высшей школе экономики (ВШЭ) — вузе, который традиционно считается одним из наиболее либеральных и свободолюбивых. Значительная часть дискуссий касалась именно стратегий регионального развития. Их обсуждение кажется особенно важным сейчас, поскольку даёт возможность понять, какое наследие оставляет Путин Дмитрию Медведеву на поле федеративных отношений и ожидают ли нас здесь какие-то перемены.

Восемь лет президентства Путина укрепили такую модель власти, в рамках которой основные игроки неидеологичны, в коммуникациях между ними преобладают имиджевые технологии и заимствованные из сферы бизнеса отношения «продавец–потребитель». Характерная черта такой власти — виртуализация, то есть замещение реальности образами. Возникает вопрос: как это влияет на федеративные отношения? Самый общий ответ состоит в том, что технологизированное и виртуализированное государство, как правило, демонстрирует низкую чувствительность к региональной специфике. Регионализм для такого государства принимается в расчёт преимущественно в виде геоэкономической рамки, определяющей близость и доступность транспортных коммуникаций, наличие или отсутствие природных ресурсов и т.д. В результате этого мы видим, как меняется вся система отношений между центром и регионами: над «формальными» управленческими структурами возвышаются «реальные» хозяева регионов в виде крупных корпораций. По мнению доцента нижегородского отделения ВШЭ Николая Распопова, именно так и обстоит дело в Нижегородской области, где происходит экспансия московских собственников в сферы строительства и торговли, в результате чего нижегородские бизнес-структуры выдавливаются на периферию рынка и в регионе сворачивается малый и средний бизнес.

Впрочем, может показаться, что не всё так плохо и что плюрализм на региональном уровне процветает: известно, что в стране есть около 50 стратегий развития отдельных регионов. Всё бы хорошо, если бы не две проблемы. Первая состоит в том, что эти стратегии, как правило, носят не управленческий, а тот же самый виртуальный характер, то есть являются составной частью пиар-кампании руководства региона. На стратегиях регионального развития делается бизнес, там есть свои расценки, свой «конвейер» — и это всё при минимальной ответственности «стратегов» за дальнейшую судьбу своего продукта. В том числе и в Нижегородской области.

Вторая проблема состоит в том, что Москва слабо представляет себе, что делать с этими стратегиями и можно ли на их основании разработать концепцию пространственного развития всей России. Пока роль федерального центра проявляется в его попытках «назначить» регионам ту или иную экономическую специализацию. По словам профессора МГУ Натальи Зубаревич, пока эти предписания свыше базируются на максимально простой логике: берётся перечень наиболее острых проблем глобального порядка, с которыми сталкивается Россия, и они накладываются на тот или иной опыт отдельных регионов, которые должны как-то встроиться в общую линию Кремля.

Впрочем, всё же иногда в действиях федерального центра можно увидеть какую-то логику. В последнее время она состоит в том, что федеральные инвестиции идут в основном в так называемые «сильные», «опорные» регионы. В каком-то смысле это отличается от практики девяностых годов, когда и без того скудные федеральные ресурсы шли на «латание дыр», то есть отдавались в основном тем, кто больше нуждается. Однако и в новой региональной политике есть своя управленческая проблема: по сути, федеральный центр оценивает успешность развития регионов по своей же собственной финансовой политике по отношению к ним.

Вывод из всего этого напрашивается такой: никогда не бывает так, чтобы интересы части (региона) полностью совпадали с интересами целого (страны). Соответственно, федеративные отношения — это всегда поиск компромиссов, а не диктат. При этом надо понимать, что разнообразие инструментов управления не может быть ниже разнообразия объектов управления. Другими словами, к каждому региону нужно подходить по-своему, исходя из его специфики, а не тешить себя иллюзиями о том, что Россией можно управлять единообразно, подводя все регионы под один знаменатель. Вместо того, чтобы замахиваться на роль «нового Госплана», федеральному центру следовало бы постепенно переходить к роли медиатора, который не столько карает и милует, сколько согласовывает различные интересы (федеральных монополий, региональных властей и местного бизнеса) и на этой основе определяет коридор возможностей для регионов. Звучит как профессиональный, но в то же время дружеский совет новому президенту.

Андрей МАКАРЫЧЕВ, специально для «НГ» в НН»