09-08-17

Общество

В надежде на Страсбург

«На посмешище страну выставляют не правозащитники»

Дела Масловой, Санкина, Михеева — громкие и скандальные прецеденты в нижегородском и российском судопроизводстве. Во многом потому, что справедливость устанавливали на уровне Евросуда. Как это обычно и бывает, подобную практику можно оценивать с двух сторон: в рамках государственно-патриотического «шакалят у иностранных посольств» и с позиций того же патриотизма, но уже критического. Объективно то есть. О механизмах рассмотрения российских преступлений в Европейском суде и о том, насколько закономерно они там оказываются, с заместителем председателя «Комитета против пыток», руководителем отдела по международной защите КПП Ольгой Садовской поговорил обозреватель «Новой» в Нижнем» Станислав Дмитриевский.

— Ольга, начнём с того, чем в Комитете против пыток занимается отдел по международной защите?

— В основном мы занимаемся тем, что по делам, в которых не удалось достичь справедливости на внутрироссийском уровне, обращаемся в международные органы по защите прав человека, и в первую очередь — в Европейский суд. Как показывает наша работа, невозможность восстановить права пострадавшего от пыток на государственном уровне — это еще не конец в истории дела.

— И каковы результаты?

— К сожалению, рассмотрение дела в Страсбурге — процедура не быстрая. В среднем, с момента отправки жалобы до момента вынесения окончательного решения проходит лет пять. На данный момент Комитет подал 60 жалоб, сейчас готовится еще две. Большинство из них было написано в последние два года, и мы ожидаем большого объема решений по нашим делам года через два-три. В настоящий же момент мы выиграли три дела, и одно отозвали из Суда в связи с тем, что права заявителя были восстановлены Российской Федерацией в полном объеме.

— Что значит «восстановлены в полном объеме»?

— Расскажу по порядку. В 2000 году к нам обратился бывший военный летчик Сергей Санкин. На почве ссоры с бывшей супругой он попал в Сормовский РОВД, где был жестоко и беспричинно избит. В результате Санкин стал инвалидом — многочисленные травмы головы привели к заболеванию эпилепсией. С самого начала было очевидно, что в отношении Санкина совершено тяжкое преступление. Однако в течение многих лет органы прокуратуры сначала отказывали в возбуждении уголовного дела, а затем, когда оно все же было возбуждено, неоднократно его прекращали. Якобы в связи с тем, что установить сотрудников милиции, применивших незаконное насилие, невозможно. Поэтому мы вынужденны были обратиться в Европейский суд. Когда в Страсбурге приступили к рассмотрению жалобы, поведение прокуратуры резко изменилось — дело было, наконец, расследовано, а виновные предстали перед российским судом. Более того, в октябре 2008 года Санкин получил достойную компенсацию — 3 миллиона 239 тысяч рублей. Кстати, в решении Сормовского районного суда особо отмечается, что страдания жертвы были усилены тем, что он много лет не мог добиться справедливости. При таком исходе дела мы с Сергеем посчитали, что вмешательство международного судебного органа более не требуется. И отозвали жалобу.

— Но почему же по другим делам подобного не происходит?

— Ну, это вопрос не совсем ко мне. Удивительно, что Российская Федерация не прибегает к достаточно эффективному механизму урегулирования споров в Европейском суде — мировому соглашению. Это удачная процедура и для государства, которая позволяет ему избежать негативного для его репутации решения, и самостоятельно восстановить нарушенные права. Но это хорошо и для заявителя — ведь он получает возможность добиться справедливости гораздо раньше, чем когда это происходит по решению Евросуда. Тем более удивительно, что прокуратура раз за разом не проводит расследования преступлений, совершенных сотрудниками милиции. Ведь если бы такие преступления расследовались своевременно и эффективно, подобных жалоб против России не было бы вовсе. Еще мне лично не понятно, почему многими обывателями выплата компенсаций по решению Европейского суда воспринимается как грабеж налогоплательщика — то есть нас с вами. Ведь и в случае вынесения решения российским судом деньги на компенсацию жертве берутся оттуда же, из бюджета. Мне кажется, что это отношение — во многом результат государственной пропаганды, которая направлена на формирование у населения негативной оценки Европейского суда. Но если бы усилия, приложенные к этой пропагандистской кампании, были направлены на восстановление справедливости, вопросов к России в Страсбурге возникало бы гораздо меньше.

— То есть история многолетних поисков справедливости, как это было в случае в Санкиным, отнюдь не уникальна?

— В истории Сергея Санкина уникален исключительно ее финал. А вот многолетнее и достаточно циничное бездействие прокуратуры в деле расследования пыток и жестокого обращения — это, скорее, правило. Вспомним знаменитое дело Михеева, когда в результате применения пыток совершенно невиновный человек на всю жизнь оказался прикованным к инвалидной коляске. Прокуратура 26 раз выносила постановления либо об отказе в возбуждении уголовного дела, либо о его приостановлении «в связи с невозможностью установить лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых». Причем все эти постановления в конце концов были отменены как незаконные! Но вот как только дело начали рассматривать в Страсбурге, обвиняемые были прокуратурой без труда установлены.

— Получается, что Европейский суд — некая дубина, которая заставляет прокуратуру хотя бы через время исполнять свои обязанности. И если бы этого механизма не было, все попытки привлечь виновных к ответственности были бы заведомо обречены на провал?

— По сути дела, так оно и есть, к сожалению. Мы работаем еще по нескольким ­делам, в ­которых только после вмешательства Европейского суда начинались какие-то адекватные действия на национальном уровне. Вот дело Аношина, убитого в медвытрезвителе Советского района в 2001 году: здесь расследования фактически не велось на протяжении шести лет. И лишь после обращения в Страсбург следствие установило виновных и передало дело в суд. Правда, в этой ситуации потерпевшие получили несоразмерно маленькие компенсации, что позволяет нам продолжать работу с жалобой в Европейском суде по правам человека.

— Всегда ли прокуратура подобным образом оживляется в ожидании угрозы очередного проигрыша в Страсбурге?

— Отнюдь. Вот еще одно скандальное дело — дело Масловой, которая, явившись на допрос в качестве свидетеля, подверглась пыткам и была изнасилована сотрудниками прокуратуры и РОВД Нижегородского района. Это было в 1999 году. В прошлом году Европейский суд вынес решение, в котором установил факт этого злодеяния и обязал Россию выплатить жертве компенсацию в размере 70 000 евро. Имена насильников и нам, и органам прокуратуры хорошо известны. По делу собраны исчерпывающие доказательства, включая генетическую экспертизу. Однако виновные к ответственности до сих пор не привлечены. Более того, через три месяца истекает срок давности привлечения к уголовной ответственности. Это значит, что за это мерзкое преступление никто и никогда не будет наказан. И никто из нас не может чувствовать себя защищенным, ведь преступники продолжают жить и работать среди нас. Получается, государство посылает обществу недвусмысленный сигнал: если на тебе милицейские или прокурорские погоны, можно надругаться над восемнадцатилетней девочкой и остаться безнаказанным.

— Существует некое таблоидное представление, что Европейский суд чуть ли не каждый день выносит в отношении России по пачке постановлений, которой злокозненные правозащитники с удовольствием лупят встающую с колен суверенную демократию. Некоторые также считают, что если гражданин обратился с жалобой против России в с Страсбург, дело, что называется в шляпе, и победа ему гарантирована. Что здесь правда?

— В действительности подавляющее большинство жалоб, поступающих в Европейский суд из России, признаются судьями неприемлемыми — таковых уже около 30 тысяч. Эти документы зачастую не отвечают даже формальным критериям, предъявляемым к заявлению. Например, нарушены сроки подачи. Этим грешат и обыватели, и даже адвокаты. При этом на 1 января 2009 года решений, вынесенных в отношении России, было всего 643, из них 605 устанавливали факт нарушения государством одной или нескольких статей Европейской конвенции о правах человека. Выиграла Российская Федерация всего 22 дела.

— То есть неприемлемые решения — это, как правило, последствия безграмотности граждан-заявителей. Но почему все-таки у России так мало выигранных дел из числа тех, что дошли до рассмотрения?

— А это уже следствие качества работы аппарата Уполномоченного представителя РФ при Европейском суде, то есть людей, обязанностью которых является защита интересов Российской Федерации как стороны в процессе. Да, во многих случаях нарушения со стороны России очевидны и носят вопиющий характер. Но есть и значительное число дел, которые Россия проигрывает именно потому, что прикладывается мало усилий к поддержке позиции государства. К примеру, очень часто бывает так, что заявитель рассказывает свою версию событий, подкрепляя ее не прямыми, а лишь косвенным уликами. А Российская Федерация в ответ не предоставляет никаких опровергающих доказательств, несмотря на то, что они, вероятно, во многих случаях имеются. Вследствие этого Европейский суд «принимает версию событий, предоставленную заявителем». Я предполагаю, что труд людей, работающих в аппарате уполномоченного, неплохо оплачивается. Кстати, тоже из средств налогоплательщиков. Есть же пословица «каков поп — таков и приход». «Попом» в нашем случае является заместитель министра юстиции — Уполномоченный представитель России в суде. Чего только стоит бывший защитник интересов Родины Павел Лаптев, который умудрялся путать термины на устных судебных слушаниях — публичной процедуре, подготовка к которой является вопросом чести для любого юриста. А теперь посмотрим, какими знаниями о системе и практике Европейского суда может обладать нынешний главный представитель России Георгий Олегович Матюшкин. Вот последние места его работы: Межтерриториальная коллегия адвокатов «Клишин и партнеры», Министерство имущественных отношений Чувашской Республики, аппарат полномочного представителя президента РФ в ПФО. Очевидно, что никакого профессионального опыта в вопросах международного права на этих должностях он получить не мог. Кроме того, в моих глазах Матюшкин предстает не очень чистоплотным человеком в принципе. В начале этого года Российской Федерацией был объявлен открытый конкурс на определение поставщика по оказанию юридических услуг «для уполномоченного РФ при Европейском суде по правам человека». Всего было выставлено три лота, предполагающих оказание юридических услуг по уголовно-правовым, гражданско-правовым и международно-правовым вопросам. Общая сумма всех трех составляла 14 миллионов рублей. И непростым совпадением мне кажется тот факт, что на конкурс поступила одна-единственная заявка — от упомянутой выше коллегии «Клишин и партнеры». Разумеется, этот «конкурс» она и «выиграла». Комментарии, как говорится, излишни. И это тоже деньги налогоплательщиков.

— Но может быть после получения такой суммы хотя бы улучшилось качество работы?

— К сожалению, деньги потрачены на ветер. Когда читаешь опусы, выходящие из под пера представителя РФ, непонятно, что хочется больше — смеяться или рыдать. Вот свежий пример. Недавно Европейский суд коммуницировал нашу жалобу по делу «Очёлков против России». Заявитель был сильно избит сотрудниками Заволжского городского отдела милиции с целью получения признательных показаний в совершении ряда преступлений. Девять раз уголовное дело по факту избиений прекращалось. Несмотря на очевидные доказательства виновности сотрудников милиции — медицинские документы и свидетельские показания — государство продолжает утверждать, что травмы были получены заявителем «по собственной неосторожности». Например: травмы головы Очёлков якобы получил, потому что «дважды просился выйти в туалет и дважды ударялся головой о книжную полку, висевшую на стене над стулом». В качестве же основного аргумента невиновности милиционеров уполномоченный приложил к своему меморандуму приговор в отношении заявителя. Как будто виновность Очёлкова в совершении одного преступления опровергает то, что другое преступление могло быть совершено против него самого. И кто здесь выставляет собственную страну на посмешище? Правозащитники?

— Мы знаем, что жалоб в Европейский суд поступает из России с каждым годом все больше. Не приведет ли это к тому, что вследствие перегруженности сроки рассмотрения дел увеличатся настолько, что большинство заявителей могут просто не дожить до вынесения решения?

Во многих случаях нарушения со стороны России очевидны и носят вопиющий характер. Но есть и значительное число дел, которые Россия проигрывает потому, что прикладывается мало усилий к поддержке позиции государства. Это уже следствие качества работы людей, обязанностью которых является защита интересов страны

— Чисто теоретически такая ситуация не исключена. Но на практике Суд и Совет Европы пытаются с этим бороться, и методы оптимизации работы довольно эффективны. Однако российские власти и тут ставят палки в колеса. Так, еще на слуху история с несостоявшимся вступлением в силу Протокола №14 к Европейской конвенции. Этот протокол реформировал работу суда и позволял сократить сроки рассмотрения дел в среднем до двух лет. Но Россия стала единственным государством из 47 стран-участниц Совета Европы, которая этот протокол не ратифицировала. Тогда Европейскому Суду пришлось искать другой выход. Им стал протокол 14-бис, который позволяет ускорить рассмотрение однотипных дел и проводить более быстрый отсев неприемлемых жалоб. Новый протокол вступает в силу в отношении государств, его ратифицировавших, даже если ратификация получена не от всех участников Совета Европы. В результате получается, что в отношении 46 стран будет действовать новая ускоренная процедура, а российские дела будут разбираться по старинке медленно. Однако благодаря общей разгрузке судей сроки рассмотрения и наших жалоб все равно сократятся.

— Еще лет пять назад обращения в Европейский суд по правам человека воспринимались большинством представителей государства в качестве какого-то не очень серьезного занятия. Примерно как заявление, типа «Я буду жаловаться в ООН!». Сейчас, когда сотни судебных решений во отношении России вступили в силу, можно ли сказать, что отношение к этому институту у представителей власти изменилось? В частности на местом уровне? Оказывает ли право Европейского суда влияние на деятельность судов и органов прокуратуры Нижегородской области?

— На действия прокуратуры и След­­ст­венного комитета, к сожалению, — никакого. Вообще, органы прокуратуры предпочитают руководствоваться не столько законами, сколько внутренними приказами. Но удивительно, что исполняя эти приказы, которые в целом законам не противоречат, они умудряются нарушать и национальное, и международное право. Кажется, они не способны учиться на собственных ошибках и с каждым новым делом наступают на одни и те же грабли. Что же касается судов, то есть существенное отличие между подходами районных судов и Нижегородского областного суда. Если в областном суде практике Европейского суда уделяется довольно большое внимание, то до районов города и области эти новшества доходят с большим трудом. В целом же внимание к Европейской конвенции и прецедентному праву Европейского суда со стороны российского, в том числе и нижегородского правоприменителя, остается пока очень поверхностным, а зачастую — откровенно недоброжелательным.

Станислав Дмитриевский