09-10-26

Культурный слой

Евгений ПРОЩИН: «Никакого демократизма в литературном процессе быть не может»

В последние годы в нижегородской литературной жизни наблюдается серьёзная активность. Много имён — несколько молодёжных литгруппировок. И не то чтобы шла война, но разность подходов у них настолько очевидна, что деление на как минимум два лагеря — «независимых» авторов и условного филфаковского «мэйнстрима» — стало неизбежным фактором, определяющим сложность и разрозненность регионального литературного процесса. О критериях литературной истины, критике и самообмане — со своей точкой зрения литературтрегер, доцент кафедры русской литературы филфака ННГУ им. Н.И. Лобачевского, кандидат филологических наук Евгений Прощин.

«В двухтысячных всё пришлось начинать заново»

— Какой ассоциативный ряд вызывает у тебя словосочетание «литературный процесс в Нижнем Новгороде»?

— Последние года три можно говорить о наличии авторов в Нижнем Новгороде. Прежде всего, молодых поэтах. А вот о процессе говорить очень сложно, потому что процесс — это не просто люди, которые пишут. Он должен в себя включать, во-первых, ряд мероприятий — неких событий, фестивалей, встреч, проходящих регулярно. У нас ни шатко ни валко подобные мероприятия происходят каждый год и каждый месяц. А за последние полтора года ситуация улучшается — это и приезд авторов из других городов, прежде всего из Москвы, и вечера, связанные с местной спецификой. Но этого тоже мало, потому что помимо наличия пишущих людей и мест для их выступлений, литературный процесс включает в себя ещё много разных элементов.

Во-первых, это наличие печатного органа — журнала или газеты, связанного с вопросами литературы — причём необязательно нижегородской, она не такая многочисленная, — но хотя бы в российском контексте, где всегда бы находилось место нижегородским авторам. Плюс премиальная программа. Опять-таки необязательно, чтобы эта программа существовала исключительно на нижегородской основе, но любой большой город, по идее, может и должен иметь премию со своим лицом и спецификой, которая бы ассоциировалась именно с этим городом и ни с каким больше. Правда, и в целом по России ситуация с подобными программами неоднородная и неоднозначная — где-то премии есть, где-то их нет. Но их наличие — признак «здоровья».

Литпроцесс явление не только оффлайновое, но и онлайновое — город так или иначе может быть представлен литературными или культурными интернет-проектами. Они могут стать начальной точкой, а потом уйти в оффлайн, чтобы продолжить себя в реальной ситуации. Или, напротив, стать завершением процесса, когда происходили события, в ходе которых собрался круг авторов, и они захотели, обозначить результаты своей деятельности в публичном пространстве. С этим в Нижнем вроде бы всё в порядке. У нас подобные сайты имеются, но при этом говорить о том, что есть хотя бы один более или менее профессиональный с точки зрения литературы интернет-проект, опять же не приходится.

Дело в том, что литературный процесс — явление не самостийное, он не может быть замкнут в самом себе, но должен быть принципиально разомкнутой системой, функционирующей во взаимодействии с тем, что мы можем назвать общероссийским литературным процессом. И тут многие нюансы помогают почувствовать отдельный процесс частью общего процесса. К примеру, тот же фестиваль, связанный с фестивальной системой.

В конце концов, литературный процесс должен иметь выражение на уровне общенациональных премий. Это не значит, что премия легитимизирует того или иного автора или город: так как львиная доля авторов неизбежно находится в Москве, соответственно Москва и перетягивает на себя основное внимание. Но авторы региональные — не ­периферийные, а именно региональные — тоже занимают в составе «попадающих в премии» весьма существенное место. Но на данный момент, за исключением Захара Прилепина, мы не можем назвать нижегородского автора, равнозначного этой фамилии. Особенно если речь идёт о поэзии.

Тот, кто занимается именно литературно-поэтическим процессом в Нижнем Новгороде, поставлен перед рядом тех минусов, которые сложились задолго до него. Это отсутствие преемственности поколений в Нижнем Новгороде. Всегда литпроцесс начинался и заканчивался там, где начинались и заканчивались амбиции, силы и терпение определённого человека.

— О каком временном отрезке ты говоришь?

— Я говорю о периоде с восьмидесятых годов. В ситуации закрытого города рассуждать о литпроцессе просто невозможно. После перестройки возник ряд проектов, связанных с именами Игоря Чурдалёва и тех, кто группировался вокруг журнала «Urbi». Но говорить о том, что они передавали эстафету друг другу, не приходится. Они занимались каждый своим делом, и исторически сложилось, что в двухтысячных годах пришлось всё начинать заново.

Мой самый большой скепсис связан вот с чем. По сравнению с тем, что было десять или даже пять лет назад, сейчас можно рассуждать о некоем нижегородском благополучии — много организаторов, много событий, много авторов. Но возникает вопрос: думают ли организаторы о том, чтобы их проекты продолжали развиваться без их участия? На что направлены их усилия — на то, чтобы создавать шумиху в данный момент, или на то, чтобы делать работу, которая является по сути неблагодарной, может принести неизвестно какие плоды и неизвестно как сказаться на репутации собственно организаторов, но при этом создающей возможность для этих организаторов уйти «на заслуженный покой», при этом оставив и без них работающую систему? В общем-то, любой процесс, не только литературный, именно так и должен быть устроен.

В Нижнем, в основном, доминирует энтузиазм, не подкреплённый помощью государственных или частных структур. В Москве ситуация противоположная — часть проектов связана с государством, часть — с деятельностью отдельных меценатов. У нас ничего подобного обнаружить невозможно. Так что серьёзно говорить о литпроцессе в Нижнем Новгороде не приходится. По гамбургскому счёту его нет. Но если счёт предъявить не гамбургский, а вспомнить название какого-нибудь более мелкого немецкого города, то он существует.

— Наверное, именно с тем, что нижегородское литературное сообщество существует не в рамках процесса, а как спонтанное ­объединение или даже разъединение персоналий, связана та её раздробленность, которая стала настолько очевидной для многих за последние условно благополучные годы. Ты эту раздробленность ощущаешь?

— Так как нет сообщества…

— То есть и сообщества нет?

— Здесь есть два подхода. Первый, логичный: «Давайте всё вместе соберёмся!» и «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!». Он ошибочен. С моей точки зрения. Потому что он периферийный, но не региональный, глубоко и махрово провинциальный — когда все, кто пишут, катаются на лыжах, все вместе собираются и идут рука об руку. Представление о подобном виде литпроцесса абсолютно наивное и являющее собой взгляд со стороны.

Литературный процесс устроен совершенно иначе — это деятельность организаций, которые и не обязаны совпадать в своих усилиях и подходах. Этих организаций должно быть несколько и они должны быть профессионально устроены, а не основываться на личных амбициях и желании встречаться. Поэтому слово «раздробленность», мне кажется, упоминается не по существу. Говорить о раздробленности можно только в том случае, если существует некий процесс, который изнутри начинает распадаться, да и то он может распадаться плодотворно — в этом нет ничего плохого, когда некий единый процесс разветвляется на две или три линии. Потому что если получается так, что в ходе эволюции авторы начинают тяготеть к разным эстетическим парадигмам, то естественно, им лучше организовать более частную и плотную группу, нежели существовать в том множестве, которое было до этого. Так в истории литературы происходило неоднократно.

А вот о разнообразии можно говорить. Понятие литпроцесса есть понятие строгое, и оно подразумевает принцип критичности. Не все те, кто пишут стихи, собираются вместе, организуют сайты, являются литераторами. Здесь есть общая беда: возможности интернета принесли благо, но где благо — там недостатки и зло. И зло заключается в том, что если мы не можем «отменить» интернет — что и не нужно делать! — его возможности приводят к депрофессионализации. Понятие «поэт» размыто и ничего из себя на данный момент не представляет. Как, собственно, и понятия «писатель», «драматург», «организатор», «культуртрегер». Буквально каждый человек может что-то организовать, провести какие-то мероприятия, придумать премию, подружиться с такими же бедолагами, и это станет более громким и большим…

— Соответственно наблюдается и размытость критериев…

— Критерии имеются, и они достаточно чёткие. Нужно отличать один литпроцесс от другого, как осетрину одной свежести от осетрины другой свежести. Литпроцесс всегда связан с определёнными персонами, которые его организуют, но эти персоны должны быть профессионалами, они должны быть как минимум гуманитариями с хорошим образованием и знанием того, что происходило раньше и происходит на данный момент. Это не значит, что те, кто организуют литературу, должны быть филологами. Но как минимум людьми гуманитарного профиля они должны являться. Должны знать историю литературы, понимать специфику культуры двадцатого века и века двадцать первого.

Только в случае такой подготовки человек может совершать определённые осмысленные действия, потому что он будет исходить не из своего понимания, а из того видения, которое будет связано с историей культуры в целом. Именно так мы и можем отличить одну осетрину от другой — рассмотрев конкретных организаторов на предмет наличия у них этих знаний.

«Критика от противного — это абсурд»

— В общем, нижегородское литературное пространство являет из себя большую и серую массу непрофессионалов, размоченных отдельными людьми, которые пытаются приспособиться и вписаться в существующую конъюнктуру?

— Ну почему сразу конъюнктуру… В истории искусства и литературы всегда выделяют категории «высокого» и «низового». Допустим, есть «высокое барокко» и «низовое барокко» — они предназначены разным людям, творятся исходя из определённых запросов. «Высокое барокко» — сложнейшая метафорическая поэзия, а «низовое» — авантюрный роман. Просто нужно ответить на два вопроса: «кто?» и «для кого?». Не секрет, что если мы сузим понятия «поэт» и «литератор», то получим более или менее устойчивое понимание, что это человек, профессионально связанный с литературным процессом изнутри, а если он просто пишет стихи или прозу, то есть высказывается разными способами текста — он может быть сплошным или в строчку, — то это не значит, что он уже прозаик или поэт: он просто делает определённые усилия с тем, чтобы научиться писать.

Опасность непрофессионального подхода заключается в том, что в его рамках априори ­утверждается, что если человек выложил на сайте один-два своих страшных первых текста, не имеющих никакой литературной основы, то он уже поэт или прозаик, потому что он сразу попадает на этом сайте в раздел поэзии или прозы. Это вещь опасная. Никакого демократизма в литпроцессе быть не может. Здесь должен действовать принцип отбора определёнными экспертами. А постоянные наезды и накаты на экспертов показывают, что в данном случае все эти хтонические низы бунтуют.

Очень сложно быть профаном, допустим, в кинематографе. Потому что сложно снять плохой фильм и выдавать его за хороший — сам процесс технологичен и требует освоения. Сложно, не умея рисовать, выдавать свои картины за живопись, потому что тоже сразу виден любитель. Но очень просто, например, фотографировать. Потому что критерии фотографии как вида искусства — критерии молодые, и многие о них даже не имеют представления. Поэтому очень просто «щёлкать» направо и налево и потом это называть это «художественной фотографией». И совсем просто рифмовать и не рифмовать. Каждый может зарифмовать «кровь» с «любовью», прочитав Пушкина, Лермонтова и ряд тех авторов, которые входят в школьную программу, и разбавить это теми поэтическими формулами, которые уже во времена того же Пушкина считались абсолютными штампами, высмеиваемыми ещё в «Евгении Онегине». А человек на основании двух тех самых страшных текстов уже считает себя поэтом, принимая того, кто выложил его стихи, в качестве куратора. А сам куратор считает куратором себя. Подобное происходит в каждом городе.

И если воплощение такого непрофессионального подхода, сайт Стихи.ру, недавно обзавёлся своей собственно премией, то можно рассуждать уже о целой «эстетике симулякра».

— Эпоха самозванцев?

— В самозванстве как в явлении тоже нет ничего плохого. Любой человек, который что-то начинает, — самозванец. Дело не в самозванстве, а скорее в самообмане. Человек приходит в пространство, изначально рассуждая об этом пространстве от противного: мы другие, вы — плохие, вы ограничиваете нам доступ, у вас читают свои да наши, а мы не ваши, мы — свои. Мне кажется, подобная критика от противного, принцип негативного восприятия, отторжения того, чем человек хочет заниматься, — это абсурд. Это просто нелогично. Но вот такие проекты зачастую так и начинаются: они восстанавливают духовность, традицию, рассуждают, что тут некая элита и каста, которая сама в себе замкнулась, а мы — разомкнутые и демократичные, и у нас всё можно.

С моей точки зрения, формула «у нас всё можно» ни о чём не говорит, потому что раз всё можно, значит нет критериев, значит просто невозможно оценить, что это такое.

Более того, если у того, кто всё это организует, нет чёткого подхода, получается, что внутри этой организации не будет развития: там все уже «поэты» и «прозаики», и вопроса эстетического совершенствования своих произведений здесь не возникает. Такой проект неизбежно порождает своих синдиков, то есть руководителей, управляющих процессом, назначающих главных и второстепенных. В нормальном объединении так не получается. Потому что нормальное объединение работает на будущее, а не занимается выстраиванием непонятной, замкнутой в самой себе иерархии. И вот эта иерархичность более или менее фальшивое от более или менее настоящего объединения отличает. Протестуя против некоей элитарности, против ограниченности, эти проекты сами и формируют элитарность и ограниченность при всём демократизме.

«Время для института критики ещё не пришло»

— Какова роль официальных структур, а-ля Союз писателей в современной литературной жизни?

— Союз писателей в Нижнем Новгороде занимается своими собственными делами и больше ни с чем не связан. И это тоже и плохо, и хорошо. В некоторых городах СП лезут в деятельность вообще всех организаций, которые похожи на литературные, и речь идёт не о конкуренции, а просто о запретах, то есть о попытке определённые явления выводить за эти рамки с тем, чтобы эти явления прекратили своё существование.

Внутри СП тоже может происходить какая-то активность, хотя, если честно, я не вижу её живого существования и фактической значимости. Но должны быть объединения, не альтернативные и не неформальные, но являющиеся авторскими проектами или проектами, связанными с определёнными группами. Дело тут не в Союзе писателей, а в государственном масштабе. Нужно чтобы поддержка различных организаций, занимающихся искусством, была прописана строкой в бюджете, в рамках проектов, идущих от министерства культуры. Правда, сложность в том, что тут как раз нужны оценщики и эксперты, которые бы отделили зёрна от плевел и обратили внимание на перспективные проекты. А проблема с экспертами стоит очень остро. У нас даже критиков не хватает, что уж говорить об экспертах.

Если у лидера литорганизации нет чёткого подхода, получается, что внутри этой организации не будет развития: там все уже «поэты» и «прозаики», и вопроса эстетического совершенствования своих произведений здесь не возникает

— Кстати, существуют ли нижегородские эксперты, обладающие достаточными статусом и репутацией? Те люди, мнение которых принималось бы ну если не как авторитетное, то хотя бы как объективное и независимое?

— Во-первых, такого нет даже в Москве. Институт критики и художественной экспертизы сейчас пребывает в зачаточном состоянии. Разговоры об этом идут. Но подобных людей либо очень мало, либо они просто не «звучат» в публичном пространстве. Потому что время не пришло. Фигуры, типа Белинского, даже близко нигде не найдём. А подобная фигура является не просто экспертом, а сама является организующим началом. Поэтому обычно писателям приходится становиться экспертами. Тот, кто более или менее прозвучал, тот одновременно выступает в качестве того, кто вершит экспертизу. Так как у нас на весь город один Прилепин, то в масс-медийном пространстве он в качестве эксперта и фигурирует. Кстати, если говорить о масс-медийном пространстве, нужно учесть, что культура в Нижнем Новгороде СМИ вообще не нужна, за исключением тех форм, которые привычны ещё с советского времени. Поэтому если такая фигура даже и существует — ведь есть и профессиональные филологи, и профессиональные культурологи, которые могли бы выступать в качестве независимых экспертов, — то она не видно даже в минимальном приближении к масс-медийным персонажам. Ни телевидение, ни газеты, ни журналы этим не интересуется. Процент информации, не просто сообщающей, что в Нижнем Новгороде что-то происходит, а содержащей аналитический разбор происходящего, ничтожен и минимален. Хотя интернет даёт отдушину, но при этом в условиях частного выбора. В то время как традиционные масс-медиа — это диктат, более или менее насильственный дискурс.

«Говорить о расслоении не приходится»

— Похоже, в публичном пространстве нижегородской литературы выделяются два блока: один, и его можно условно назвать «мэйнстримом», который заявляет о себе как о существующем на официальном уровне — притом, что он, естественно, псевдоофициален — и имеющим самый высокий статус, и другой — некое обширное множество независимых авторов, которые пытаются заявить о себе в противовес первому. Не кажется ли тебе, что это деление деструктивно и приводит к ­появлению ­непонятных и неоправданных стереотипов о том, что, собственно, может представлять из себя литературный процесс в идеале?

— Это деление очевидно и неочевидно. Проекты, которые связаны с господдержкой, — это множественные явления. К примеру, сейчас существует некая потребность обзавестись теми формами, которые имели место в Советском Союзе, и такие формы возникают. Есть различные фонды и проекты в российском масштабе, так или иначе отражающихся на литературной жизни в Нижнем Новгороде. Однако это никак не связано с литературным процессом. Речь именно о создании организаций, которые бы олицетворяли некую «литературу». Возникает два вопроса: кто занимается этим на всероссийском уровне и на региональном и к чему это приведёт. Например, это может привести к появлению очередной кормушки.

Если мы говорим об авторах, не поддерживаемых и не замечаемых, то здесь стоит рассуждать только о профессиональном и дилетантском подходе. Сейчас литература материально почти никак не обеспечена. Даже авторы большой формы в массе своей получают очень малые гонорары. Пушкинская формула «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать» не работает с развала СССР. Если не продаётся вдохновение и рукопись продать тоже нельзя, и мы получаем организацию, которая может продать рукопись, но действует не на основании объективного, а стихийного и случайного подхода, то такая организация будет приносить только вред. Говорить о расслоении, мне кажется, не приходится.

Есть разные люди, совсем молодые, которые начинают писать и попадают в различные, не скажу организации, но тусовки. Есть люди, которые занимаются этим уже профессионально, потому что прошло определённое время и они научились писать, и некоторые из этих людей в российском масштабе уже есть определённые имена. Есть те, кто занимаются этим ещё с советского времени — и это третья группа.

Если рассуждать о самых молодых, то снова сталкиваемся с недостаточностью понятия литпроцесса. Пока всё находится в такой форме, что просто непонятно, что происходит. И не только в Нижнем.

— В каких красках ты рисуешь ближайшее десятилетие нижегородской литературной жизни?

— Я не футуролог. Я надеюсь только на одно. Когда я где-то три года назад организовал фестиваль «Стрелка», я основывался на личном энтузиазме и желании, чтобы в Нижний приехали представители самого нового поэтического поколения. И этих авторов было на порядок больше, чем представителей Нижнего Новгорода. Но из года в год «Стрелка» показывает, что неплохих, перспективных нижегородских поэтов становится больше, то есть пропорция меняется. И это уже тенденция.

Если рассуждать о будущем, то моя надежда-минимум, чтобы сомнительное разнообразие современной литературной жизни в Нижнем Новгороде хотя бы на этом уровне и существовало. Главное, чтобы не исчезло, как это было неоднократно в истории нижегородской культуры. Вполне возможно, что через десять лет в Нижнем Новгороде ничего не будет. Надеюсь, что сохранится и продолжится что-то из того, что есть сейчас, и сложатся хотя бы два или три поколения, сменяющих одно другое. Именно этот принцип преемственности создаёт ситуацию литературного процесса в крупном городе. Без этого он невозможен. Остаются просто шумиха и демонстрация амбиций одних людей перед другими.

 

Фото Андрея Черкасова

Эмилия Новрузова